- Доля нас развела.
Она спрыгнула с возка. Собиралась уже идти, но постояла, повернулась к нему. Какой-то миг смотрела на него, точно ожидала чего-то, а чего, и сама не знала. Что-то взметнулось в ней. Быстро, порывисто подошла к нему.
- Вот и все! - сказала решительно, жестко. Обняла, поцеловала. Отдала поцелую, казалось, всю себя.
И с той же решительностью оторвалась. Пошла от него. Ясно понимая, что уходит навсегда. Что все кончилось.
Едва начавшись.
На этом обрывается роман Ивана Павловича Мележа.
Далее публикуются наброски, эскизы, которые остались в архиве писателя.
Наброски, планы, записи неоконченных глав романа
Тяжело, трудно и горько это - разбирать рукописи, наброски, которых недавно еще касалась рука Ивана Павловича Мележа, и попробовать из этого сложить то, что должно хоть отдаленно напоминать его произведение, которое и самому автору не виделось еще до конца.
Невозможно это - восстановить течение памяти, фантазии, многолетних размышлений, колебаний, сомнений, что стояли за каждой записью, за каждой строкой…
Но дать читателю материалы, которые могут помочь ему представить хотя бы направление работы и поисков Ивана Павловича над неоконченными главами его последнего романа, попробовать это можно. Тем более что материалы есть, остались, а некоторые части, главы представляются почти законченными и, возможно, в таком виде вошли бы в роман "Метели, декабрь", если бы Иван Павлович успел его полностью завершить и опубликовать в конце 1976 года, как это он собирался сделать.
Когда опубликованы были первые главы романа "Метели, декабрь", Иван Павлович не раз говорил о том, что все-таки, может быть, в этой книге он исчерпает, завершит "линию Башлыкова". Снова и снова возвращался к этому разговору. И еще говорил о том, что вот у Бальзака каждая книга его "Человеческой комедии" хоть и связана внутренне со всем "циклом" романов, но может существовать для читателя и самостоятельно. Ибо основные характеры в каждой раскрыты исчерпывающе.
Было и это - эстетическая потребность закончить "линию Башлыкова" именно в романе "Метели, декабрь", где Башлыкову дана была возможность раскрыться до конца. Но и еще проскальзывало в тех разговорах намерение не останавливать, не откладывать до следующего романа некоторые свои замыслы, цели, идеи, сцены, художественные находки. Скрытая тревога, что не успеет сделать, осуществить всего задуманного, поднять всю целину, которую один он видел из конца в конец. Здоровья нет - это у него звучало, как жалоба хлебороба "погоды нет"…
На листах, на листочках из блокнотов, а где и на картоне (от папок) собраны его записи, наброски, планы, а также почти законченные главы, которые должны были продолжить сюжет, углубить образы романа "Метели, декабрь", завершить это произведение.
Остались (еще ранее написанные) целые главы о дальнейшей судьбе Ганны, Василя, Евхима, Миканора, предвоенные и даже военные. Но это, видимо, откладывалось на дальнейшее - для следующих книг полесской хроники. (Покушение Евхима на жизнь Василя или Миканора - тяжело ранил при этом Ганну, - бегство Евхима за границу, возвращение в свои места вместе с немцами.)
Не может быть уверенности, что ранее, давно написанные эти главы в таком виде вошли бы в последующие книги хроники. И вообще, что все вошли бы. То, как шла, как пошла работа над романом "Метели, декабрь", свидетельствует о все большей, возрастающей взыскательности Ивана Павловича ко всему им содеянному.
И эти страницы, главы будут, разумеется, публиковаться - в собраниях сочинений, в специальных изданиях. Мы же посчитали целесообразным дать только отрывки из того, что могло быть использовано Иваном Павловичем непосредственно в романе "Метели, декабрь".
Закончив в 1965 году "Дыхание грозы" и вынашивая замысел новой книги (будущего романа "Метели, декабрь"), Иван Павлович написал на картоне от использованной для "Дыхания грозы" папки - как наказ самому себе:
Писать - сразу же - самое главное, важное, коллективизацию…
Роман должен быть динамичным. Действие, действие, действие. Смены, смены. Все ломается. Поворот за поворотом.
Драматизировать события как можно. Напряжение необходимо!.. Драматичное время. Полная драм жизнь!
Показать через личное "страсть эпохи".
Философия поведения героев того времени. Философия взглядов автора. И не бояться.
С этого начинается работа над романом "Метели, декабрь". Новый подход, новое ощущение материала и самого себя как писателя.
Пишу не потому, что задумал цикл и надо продолжать, а потому, что это созрело во мне и я могу что-то сказать и совсем новое…
Закончил Иван Павлович опубликованные главы романа, помните, нежданной и для обоих желанной встречей Ганны и Башлыкова, ночной поездкой в райкомовском возке - ночью, которая обещала им счастье надолго. А расставаясь, Ганна неожиданно говорит Башлыкову то, что - знает загодя - перечеркнет и эту ночь, и саму возможность подобных встреч в будущем. Она открывает, кто был ее муж.
Затем Ивану Павловичу представлялось так.
Далее: Башл[ыков] возвращается. Дома [в РК] искали с вечера, телеграмма в Минск. Звонили. Звонит: поехали уже.
Сразу собирается.
В дороге - ошеломленный - о Ганне. Ошеломлен собою: такое учинил. Как легкомысленный малец.
Временами: подшутила, может, она?
Не кулачка ли? Кулачка не кулачка, а лучше подальше…
Трусость. Какой пример он подает? Что будут думать о нем?
Пятно. Надо рвать. Хорошо - в самом начале. Никто не знает…
…Скверно: в рабочее время. В такой момент бросил работу. Личным занялся. Чем? Как затмение нашло. Захватило. Любовь. Любовь ли? Может быть, и любовь, да еще такая? А кто же знал?
Б[ашлыков], едучи в Минск, рассуждает логично и здраво.
О Ганне. Кто она? Как с ней? Не ошибся - не простая штучка. Случайно там, в школе. Далеко и высоко лететь. А вот сидит - техничкой.
Как она связалась с тем? Такая умница, крестьянка. Что толкнуло? Мать?
Как он несерьезно с ней? Не разузнав. Кто же знал такое? Сам же осудил Бориса. Неудобно было: как грубо добивался ласки ее. Стыдно стало. Словно гомельский кавалер с улицы. Что она думает о нем! Она - такая деликатная, нежная. Дала ему урок пристойности.
Омерзительно чувствовал себя. Поражало - не впервые: как он, так высоко взлетевший, мог так низко упасть. Пережитки или что - гомельские, былые. Привычки живучие. Скотские…
О ней: ум какой. Вот тебе и деревенская девка. Чем она привлекает? Откуда такая сила! Смогла же сломить долю. Ошиблась и смогла - такого зверя покинуть.
Не по себе: вот какова жизнь. С одной стороны та, с другой он. Два мира.
Писателю виделась и такая сцена:
Когда Ганна входит в кабинет.
Принимает. Достойно держится. Стремится не показывать слабости своей.
- Как ты это, за него?
- А как ты? Со мной?
Замолчал.
- Да…
Подобрела.
- Момент! А на всю жизнь. - Горечь в голосе. - Вся жизнь - моменты. Только другие - ничего особого, а один бывает на всю жизнь. Все калечит.
- Да… Но вырвалась же?
- Вырвалась. Дальше б вырваться куда.
- Заходит? Угрожает?
- Ну, конечно, не без того. Только я не такая. Не шибко боязливая.
- Такая смелая?
- Ну не такая, а все ж.