7
Больше недели нездоровилось Андрею. Поднялась температура, болела голова. Приходил врач, выписал какие-то порошки и велел воздержаться от прогулок. И просидел Андрей почти полмесяца дома. Тоскливо было. На душе пустота, а в голове одна мысль мрачнее другой.
Тетя Нюра ухаживала за ним, как за сыном. Ночами спала чутко. Застонет Андрей во сне, вскакивала, подходила к нему, поправляла одеяло и вздыхала. Жалела парня, смахивала слезу: трудная жизнь выпала горемыке. Ни материнской, ни отцовской ласки не знал, поднялся на ноги, жить только начал, а тут недуг подкосил. Полгода пролежал в больнице. И гладила тетя Нюра спящего Андрея по жестким волосам, вздыхала втихомолку. Открывал Андрей глаза, она говорила:
- Спи, Андрюша, спи. Это я так… - и уходила.
А весна бушевала за окном. Снег согнало повсюду, бился в стекла упругий южный ветер, стекла тоненько позванивали.
Почувствовав себя лучше, Андрей засобирался на завод. Некстати появился Семен.
- Ты что, Андрей, будто в воду канул? - вместо приветствия спросил он Синилова.
- Болею, - неохотно отозвался Андрей.
- Брось болеть, ей-богу! - Семен подвинул табуретку и сел. - Теплынь такая, а ты болеть. Ну, браток, завтра еду. На посевную! Попрощаться забежал.
- Завидую.
- Завидуй, завидуй! Пойдем пройдемся. Теплынь.
- Нельзя ему, не сманивай, - вмешалась тетя Нюра.
- Мне ведь, тетя Нюра, все равно на завод надо.
- На какой завод?
Андрей назвал и добавил:
- Понятия не имею, где он.
- Чудеса и только! - воскликнул Семен. - Да ведь там наш блаженный Зиновий протирает председательское кресло. Помнишь его?
- Еще бы! - улыбнулся Андрей. - Самый нудный человек.
- Точно!
Хоть и хмурилась тетя Нюра, но Андрей собрался, и они поехали на завод. Добрались туда в середине дня. Бродили по коридору заводоуправления - это был не коридор, а целый лабиринт: то сворачивал налево, то направо, то ответвлялся узеньким рукавчиком, и этот рукавчик упирался прямо в окно. Семен чертыхался. Таблички висели не на всех дверях, и сумрачно было. Наконец догнали сутулого, прихрамывающего человека.
- Милейший! - назвал его ласково Семен. - Не скажешь ли, как найти в этой головоломке комитет комсомола? - "Милейший" оглянулся - и друзья ахнули: сам Зиновий, собственной персоной. Те же, как приклеенные, пшеничные усики, горбатый нос, маленькая лысинка на макушке - все то же, без малейших изменений.
- Здорово, Зиновий! - воскликнул Семен, всплеснув руками, словно собираясь взлететь.
- Зиновий Петрович, - поправил Котов.
- Вот, понимаешь, какое дело, - засмеялся Семен, - Зиновий Петрович! Аллах с тобой, пусть будет так, если тебе нравится. Здоро́во, что ли!
- Здравствуй, товарищ Клочкин.
- Колечкин.
- Виноват, товарищ Колечкин.
Пожал он руку обоим. Синилову сказал:
- Ты лучше выглядишь, Андрей.
- Правильно, - засмеялся Семен.
- А комитет комсомола налево и сразу первая дверь.
Семен в комитет зайти не пожелал. Подмигнув Андрею, зашагал в ту сторону, в которой скрылся Котов. "Ясно", - улыбнулся Андрей и вошел в комнату. Чем-то давно знакомым, не забытым и милым сердцу пахнуло на него. Видно, во всех комитетах комсомола, в больших и маленьких, незримо живет этот постоянный дух беспокойства и какого-то своеобразного беспорядка. Нет, пожалуй, не беспорядка, а того уж особого порядка, присущего только этим, комнатам, где и народу бывает всех больше, и народу несолидного, с мальчишечьими, озорными ухватками. Здесь можно увидеть всякие спортивные атрибуты: волейбольную сетку на окне, и обшарпанный мяч под столом, и шахматы, и даже боксерские перчатки. На стареньком канцелярском шкафу обязательно пылится если не пионерский барабан, так горн, неведомо как сюда попавший. А в углу, недалеко от развешанных почти на целую стену красивых почетных грамот, немых свидетельниц спортивных и трудовых побед, стоит алое комсомольское знамя с золотистыми кисточками. И с мудрой, добродушной улыбкой наблюдает за всем, что здесь творится, с портрета Ильич.
В комнате было трое. Кучерявый парень, с улыбчивым, простодушным лицом, видно, сам секретарь комитета. Перед столом мял в руках кепку парень в клетчатом пиджаке. Пиджак плотно облегал плечи парня, и казалось: шевельни он ими посвободнее - и пиджак пойдет по швам. У стенки сбоку примостилась девушка в синем берете, белокуренькая, какая-то вся миниатюрная, она смотрела то на секретаря, то на парня в клетчатом пиджаке.
В комнате спорили. Когда вошел Синилов, все смолкли. Кучерявый парень взглянул на Андрея, пригласил его сесть, показывая на стул рядом с девушкой, и опять обратился к парню в клетчатом пиджаке:
- Не отказывайся. Это тебе не поможет, Олег.
- Да ты войди в мое положение, - запальчиво возражал Олег. - Не могу я. Не могу, понимаешь. Ты еще скажешь городской "Крокодил" выпускать.
- Потребуется - и будешь городской выпускать. Что ж тут невозможного?
- Не выйдет! - возмутился Олег. - На одного человека навешаете всяких поручений, а другим делать нечего.
- Ай, ай, ай, - покачал головой секретарь комитета. - Совсем загоняли малого. Бедный Олег! Слышишь, Машенька. Может, освободим несчастного, а?
Машенька улыбнулась и сказала:
- Зачем? В цехе он вон какую "Колючку" выпускает. Пусть заводской "Крокодил" делает. У него получится.
- Да поймите вы, ребята, - взмолился Олег. - Я ж почти дома не бываю. Днем работаю, вечером в институте. А теперь последние свободные вечера отбираете. Сын у меня, ребята. Не вижу его почти. Можно ли так? Отпустите, Иван.
- Ты хоть бы показал когда сына-то своего, - упрекнул Иван. - Твердишь: сын, сын. Покажи!
- А он уже "папу" говорит и "маму". Честное слово! Забавный такой.
Разговор потек спокойно, речь велась о незнакомых Андрею людях. Он слушал и переживал радостное волнение от того, что попал снова в родную стихию. Пусть эти ребята и незнакомые ему, неважно! Но они были из того великого беспокойного племени, с каким давно Андрей связал свою судьбу. А за этот год оторвался и сейчас особенно больно ощутил, как много потерял за это время. Настоящая жизнь шумела в стороне, напоминая лишь горячими сообщениями газет и радио о боевых комсомольских делах.
Между тем парень в клетчатом пиджаке, довольный, что разговор кончился самой близкой ему темой, прочувствованно жал руку Ивану и Машеньке, а потом и Андрею.
- С понедельника начинай, - напомнил ему Иван. Тот вздохнул, качнул головой:
- Придется! - и вышел.
Иван посмотрел на посетителя, и Андрей, волнуясь, сказал:
- Я по поручению комсомольцев. Комсомольцев с целины.
То было волшебное слово - целина. Оно служило своего рода пропуском к сердцам людей. Иван вскочил со стула навстречу Андрею, протягивая ему руку:
- Здравствуйте, товарищ! Что же вы сразу не сказали?
- Да так…
- Вы тоже с целины?
- Не совсем. История тут такая получилась… - смутился Андрей. - Был я там…
- А, - разочарованно произнес Иван, и взгляд его потускнел, насторожился. Андрей коротко рассказал о себе. И взгляд Ивана опять стал доброжелательным, широкая дружеская улыбка окончательно согрела Андрея. Белокурая Машенька поглядывала на него с сочувствием.
Андрей изложил просьбу Дуси. Иван снова уселся на свое место.
- Вообще, конечно, нехорошо получилось, - сознался он. - Только вы, товарищ, немного опоздали. Мы тут недавно собрали металлолом, накупили подарков, сколотили агитбригаду, и дня три назад она выехала в Степной совхоз.
- Тогда порядок! - повеселел Андрей.
- Еще у нас кое-кто обещал, - задумчиво проговорил Иван, поглядывая на девушку. - А что, Машенька, не сходить ли нам с товарищем…
- Синиловым, - подсказал Андрей.
- С товарищем Синиловым к Котову? А? Мы-то ему уже надоели, а новый товарищ, может, и проймет его.
Машенька не возражала, и втроем они направились в завком. В кабинете у Зиновия Андрей прежде всего увидел Семена. Зиновий был чем-то рассержен. "Спорили, конечно", - догадался Андрей.
Иван выступил вперед:
- Вот товарищ с целины…
- С целины, - усмехнулся Зиновий, - больничной только. Ты что, Андрей, сюда мутить людей пришел? - спросил он начальственным тоном. Иван заморгал глазами, уставился на Андрея.
- Встреча состоялась! - засмеялся Семен. - Да они, милый друг, - обратился ом к Ивану, - еще в больнице надоели друг другу.
- Это к делу не относится! - насупился Зиновий. - Что хотите от меня?
- Обещанного для целинников, - сказал Иван.
- Я никому ничего не обещал. Это, во-первых.
- Но…
- Обещал заместитель, с него и спрашивайте, пусть раскошеливается, если богат. У меня лишних денег нет, ни своих, ни завкомовских. Это во-вторых.
- А как же на других заводах делают? - вмешалась Машенька, сердито насупив брови.
- Это их дело. У меня есть статьи расхода. Мне что утвердили, тем я и распоряжаюсь.
- Правильно, Зиновий! - сказал Колечкин. Котов гневно сверкнул глазами в сторону шофера и металлическим голосом произнес:
- Нету денег.
Иван безнадежно вздохнул: вот всегда так. Он и Машенька собрались уходить. Андрей разозлился. "Не я буду, если не дойму этого бюрократа", - со злостью подумал он и сел возле стола, за которым важно восседал Зиновий Котов, председатель завкома, бывший сосед по койке.
- Садитесь, ребята, - пригласил всех Андрей. - Закрой, Семен, дверь, чтоб никто сюда не зашел.
- Что ты хочешь делать? - встревожился Котов. - Ты чего распоряжаешься в чужом кабинете?