6
Вскоре после отъезда Дуси выписался из больницы Семен Колечкин. Только тогда понял Андрей, как привязался к веселому шоферу. Семен перед уходом присел возле Андрея и сказал:
- Вот как-то интересно в жизни получается. Встретились мы с тобой невзначай. И снова, как в море корабли, в разные стороны. Грустно даже, ей-богу.
- Гора с горой не сходится, а человек с человеком… - ввернул Зиновий. Но Семен поморщился и оборвал его:
- Обожди ты со своими пословицами, - и продолжал, обращаясь к Андрею. - Не попал бы я в аварию, значит не встретились бы. А я бы не попал в аварию, если бы тот дуролом не хлебнул лишнего. Он бы не хлебнул лишнего, если бы…
- Сказка про белого бычка, - опять не выдержал Зиновий. Андрей рассмеялся.
- Ну, вот и порядок, - улыбнулся Семен. - Лучше посмеяться при расставании, чем нос вешать. Ты приходи ко мне в гости, Андрей. Выпишешься - и давай. Живу я в Заречье. И вообще, останавливай любую машину, спрашивай, где найти Семена Колечкина, и девяносто девять шоферов из ста тебе это скажут.
- Загнул! - усмехнулся Зиновий. - Вот уж загнул, так загнул!
- А ты все скрипишь, - обратился он к Зиновию. - Скрипи, скрипи. Меня это уже не касается. А спорили мы с тобой, Зиновий, здорово. Только перья летели. Человек ты вообще ничего, мог бы я взять тебя в товарищи. Один в тебе изъян - больно ты нудный человек, а с таким жить мука одна, ей-богу.
- Я тебе посоветую, Семен, на прощанье: брось философию длинного рубля.
- Вот мы и квиты, - рассмеялся Семен и стал прощаться. Уже у двери он обернулся и сказал, обращаясь ко всей палате:
- Поправляйтесь быстрее, ребята! - и, помахав рукой, вышел.
Несколько дней Андрею не хватало Семена, а потом привык. На его место положили какого-то старика. Тот по ночам жалобно стонал и не давал Андрею спать.
Чуть позднее выписали и Зиновия. Собирая нехитрые пожитки, он то и дело поглядывал на Андрея, словно собираясь что-то сказать. Но не сказал, а только сухо кивнул головой, проговорив:
- До свидания!
И заковылял к выходу, ссутулив спину. На его уход в палате никто не обратил внимания. Андрей подумал о том, что вот еще одного случайного товарища по несчастью проводил из этого тихого мирка в большую жизнь, а ему неизвестно еще сколько лежать.
А пролежал Андрей до начала весны.
Перед выпиской хирург сказал:
- Откровенно говоря, а теперь могу тебе сказать откровенно, боялся я за тебя, тезка, и основательно боялся. А ты оказался молодцом.
- Вам спасибо, доктор.
- Мне что! Организм у тебя сильный, закаленный. Он тебя вывез: физкультурой раньше занимался?
- Не совсем. Я, доктор, по горам много ходил, жил на озерах, с тех пор как себя помню. Охотничал, рыбачил.
- Понятно. Скажите, у вас в этом городе из близких родственников кто-нибудь есть? Или знакомые просто?
- Никого!
- Жаль. Мне бы хотелось еще некоторое время оставить вас под своим наблюдением. Скажем, в недельку бы раз вы ко мне заходили. Подумайте.
- Ладно, доктор.
Сложную задачу задал хирург. Но решилось все просто. Видимо, доктор кому-то сказал об Андреевой затруднении и няня из другой палаты, пожилая женщина, согласилась приютить Андрея. Он обрадовался, принялся ее благодарить. Она сказала:
- Мне ведь это ничего не стоит, а тебе деваться некуда. Живу одна, сына в армию проводила, а дочку - на целину. Дом у меня свой. Живи на здоровье.
Андрей написал Демиду, просил привезти пальто и из бельишка кое-что. Демид не замедлил явиться. Новостей особых в Кыштыме не было. В семье все живы-здоровы, шлют Андрею поклоны. Нет, одна новость есть.
- Дядя Виктор приезжал, - поведал Демид.
- Виктор? - удивился Андрей. - Чего вдруг?
- Удрал он из Свердловска. Намошенничал. Его хотели в кутузку запрятать, он и дал деру. Отец как узнал об этом, так сказал: "Я старше тебя, но за всю жизнь ни одной чужой копейки не прикарманил. И не хочу прятать мошенника. Мне б заявить на тебя в милицию, да я грех на душу возьму: не заявлю. Все же ты мне брат, родная кровь. Но из дому убирайся и сию же минуту".
- Где же он теперь?
- Где же больше - в тюрьме, наверно. Где же ему еще быть? Не иголка в сене, поди, нашли давно.
Демид выразил желание посмотреть квартиру, на которой Андрей собирался остановиться. И тетя Нюра, так звали няню, повела его туда. Пришел Демид уже на второй день.
- Все в порядке, - сказал он. - Жить можно. А мне пора ехать. Отпросился всего на два дня. Летом ждем.
Через несколько дней Андрей перебрался к тете Нюре.
- Брат-то у вас хозяйственный, - похвалила Демида хозяйка.
- Это не брат, - улыбнулся Андрей. - Это мой племянник.
- Гляди-ка ты! - удивилась тетя Нюра. - Обличьем-то он вроде немного на тебя смахивает. Али нет? Показалось мне старой. Ты чернявый, а он русый и суровее тебя. Койку вот тебе купил, матрац, из мелочишки кое-что, дров наколол.
- А мне ни слова!
- А он, похоже, молчальник. Ночевал у меня, а слышала-то я от него, может, два слова, а может, три.
Тетя Нюра оказалась душевной женщиной.
Сначала Андрей отсиживался дома, читал. Первую вылазку сделал в школу. Хотелось попробовать сдать экзамены за десять классов экстерном, но не обещали принять. "Ну и пусть, - утешил себя Андрей. - Подожду до осени, окрепну хорошенько, а там видно будет".
Вспомнил Колечкина, и захотелось его повидать. Выбрав день потеплее, когда с крыш падали светлые капельки - предвестники весны, Андрей сел на трамвай и поехал в Заречье. Блуждать долго не пришлось. Возле заправочной колонки стояло три легковых автомобиля. Шоферы толковали с заправщиком. На вопрос Андрея один из них, самый маленький ростом, почесав затылок, переспросил:
- Колечкина?
- Ну, да.
- Крой через дорогу, в тот переулок, видишь? По нему до речки. Налево будет саманный дворец. Так это и есть резиденция Семки Рыжего.
Дверь открыла сухая, костлявая старуха. В ее обличье было что-то цыганское. То ли смуглое лицо, то ли горбатый нос, то ли растрепанные волосы: снизу седые, а сверху черные. Нисколько Семен не походил на нее, ни капли.
Она ни о чем не спросила Андрея. Молча открыла, молча впустила в комнату с низким потолком. Подошла к койке, на которой спал Семен, натянув одеяло на голову, ткнула его в бок сухоньким кулачком:
- К тебе. Вставай! - и удалилась в комнату, даже не удостоив гостя взглядом. Семен сладко потянулся, протер глаза и, увидев Андрея, проворно вскочил.
- Ба! - радостно воскликнул он. - Кого я вижу - Андрейка!
Хотел было обнять приятеля, но, видимо, вспомнил, что у Андрея болит рука, слегка хлопнул по здоровому плечу. - Здорово, браток!
Радостно потер руки:
- Ну, это дело мы с тобой обмоем, как как пить дать! Ты садись. Я сейчас оденусь, умоюсь. Мать! Ты нам закусочки сваргань. Какой ты молодец, что зашел.
Не прошло и десяти минут, как на столе появилась водка, нарезанная ломтиками сельдь, черный хлеб, квашеная капуста. По всему видно было, что это добро у Семена никогда не переводилось. А по тому, с каким безразличием старушка собрала на стол, обходя Андрея, как неживой предмет, он понял, что гости в этом доме не в диковину.
Семен налил Андрею полстакана, а себе полный, объяснив:
- Нутро, понимаешь, горит. Вчера из командировки притащился, ну и хлебнули с братцами-шоферами. Еле домой добрел, ей-богу. Ты не морщись, пей.
- Я, пожалуй, не буду, - поежился Андрей.
- Брось. Ну, давай за твое здоровье, за мое почтенье.
Семен выпил водку залпом, сморщился, закрыл глаза и крякнул, тряхнув рыжим чубом. А он правду тогда говорил - чуб у него отрос отменный, золотистый, густой.
- Пей, пей! - подбадривал Семен Андрея. - Что ты как красная девица?
Андрей прижмурился и пригубил стакан. Во рту все обожгло, сперло дыхание.
- Не дыши! - крикнул Семен.
Как ни противно было, Андрей все-таки выпил до дна. Семен совал ему в рот капусту и добродушно улыбался:
- Слабоват, оказывается.
- Да не пил я ее никогда.
- Птенец, а я-то думал про тебя лучше.
Захмелел Андрей сразу. Стало приятно и тепло. Постоянная боль в руке утихомирилась. В голове зашумело. Андрей блаженно улыбался, и думалось ему, что Семен распрекрасный товарищ. Хотелось даже поцеловать его или по-дружески потеребить за чудесный чуб. А Семен между тем налил себе еще - также залпом выпил. Копаясь вилкой в капусте, спросил:
- Так ты, стало быть, слесарь?
- Чисто работал! Мастер Иван Митрич, бывало, говорил: ты, Синилов, навроде как профессор своего дела, - похвастался Андрей. - Рука заживет, доктор обещал.
- Но слесарить тебе, конечно, не придется больше?
- Почему? Придется.
- А то бы я тебя на первых порах мог к нам в гараж определить. Начальник у меня - свой человек.
- А что - я пойду! Чего не пойти? Пойду.
- Потом бы к шоферской работе пригляделся, подучился малость - и пошел!
- Учиться - у меня мечта! Читать люблю до смерти. Поверишь ли…
- Обожди, - поморщился Семен. - Не люблю я этого, вот как не люблю, - он провел пальцем по горлу. - Дураки всю жизнь учатся, дураками и помирают. А я жить хочу, я не дурак. Понимаешь - жить на широкую ногу. Меня опять на "Победу" ставили. Дудки! "Буйвол" взял. Милое дело! Был вот нынче в командировке, думаешь, с пустыми руками приехал? Семен Колечкин дело знает, будь здоров! Весной на посевную махну, осенью на уборку. Я честно делаю, не думай. Пустой машину не гоню. Пойдем к нам в гараж. Я тебя научу. Со мной не пропадешь.