- Проходи, - словно не услышала вопроса Таня и усадила его в низкое, показавшееся Василию очень неудобным кресло. Сама села напротив, и Василий, разглядывая ее, отметил, что Таня пополнела, стала как будто еще красивее и что смотрит на него так спокойно, словно знакомство у них было шапочное.
- Ну, рассказывай, - откуда, куда? И борода опять, - улыбнулась она ему.
- Борода - что, ерунда, - смущенно пробасил Василий. - Сбрить - минутное дело.
- Ну, зачем же? Она идет тебе… Так откуда ты?
- С Севера, золотишко там добывали.
- А здесь какими судьбами?
- Да вот, это самое… из-за погоды. Посадили нас здесь, до утра продержат… Слушай, я там… это самое… коньяку принес, конфет… Может, выпьем за встречу?
Василий и сам чувствовал, что тон у него какой-то чересчур уж просительный. Он боялся, что Таня откажется, но она тут же согласилась:
- Немножко можно.
- Ну, это ты молодец! - обрадовался Василий и пошел за свертками.
Таня на низеньком столике собрала закуску, тонкими пластинками нарезала сыр, лимон, и даже кусочки хлеба выглядели какими-то очень уж тощими. И рюмки были чуть ли не с наперсток и с такими тонкими ножками, что Василий боялся притронуться к ним. "Как котенка, кормить собирается, - неодобрительно покосился Василий на это подобие еды. - А интересно, когда же это ее мужик заявится?" - не без тревоги подумал он, взглянув на часы. Таня, перехватив его взгляд, спокойно объяснила:
- Зря волнуешься - муж в командировке.
"Во дает!" - восхитился Василий и невольно подумал, что, может быть, останется здесь на ночь. Но тут же прогнал эту мысль - очень уж чужой и далекой казалась Таня. Она разглядывала его так, словно ничего, кроме его имени, не помнила и знать не знала, что это за человек сидит перед ней. А Василий на мгновение вспомнил ее тихий голос, шептавший какие-то ласковые благодарные слова. Но только на мгновение - очень уж непохожа была та Таня на эту, нынешнюю, сидящую сейчас перед ним.
- Не женился? - спросила она.
- Бог миловал.
- Так и бродишь по свету?
- Так и брожу.
- И не собираешься осесть где-нибудь?
Сказала так, будто мать у взрослой девки спрашивала - не надоело ли ей в куклы играть. Василий с вызовом ответил:
- А зачем? Мне и так хорошо.
Таня с сомнением посмотрела на него и явно не поверила, что ему так уж хорошо. Василий торопливо сказал:
- Ладно, чего насухую разговаривать, давай-ка выпьем… - И со значением добавил: - Помянем старое…
Таня выпила, не морщась, закусила лимоном и усмехнулась:
- Помянуть покойника можно, а старое - вспоминают.
Василий, задетый ее тоном, сказал, сдерживая злость:
- Где уж нам, со свиным-то рылом, в таких тонкостях разбираться.
Таня небрежно бросила, не глядя на него:
- Напрасно обижаешься, к слову так пришлось. Я воспитывать тебя не собираюсь. Да и не так уж ты не прав, ведь говорят же - кто старое помянет, тому глаз вон.
Это показалось Василию совсем уж обидным, он стал думать, как ответить ей, но тут в соседней комнате, за дверью, раздалось какое-то кряхтенье, а затем - чей-то тонкий жалобный голос. Василий не сразу понял, что это плачет ребенок. Таня быстро встала и пошла в комнату. Через минуту она вернулась с маленьким круглолицым человечком на руках, изумленно вглядывавшимся во все круглыми и темными, как спелые вишни, глазами. Таня, - с преображенным, светившимся радостью лицом, - прошлась по комнате, бережно прижимая его к себе красивыми сильными руками. Даже походка у нее изменилась - стала плавной, неторопливой. Остановившись перед Василием, она горделиво спросила:
- Ну, каковы мы?
- Это что же, твой? - спросил Василий.
- Нет, дядин, - радостно засмеялась Таня. И маленький человечек неудержимо заулыбался, качая большой головой, обнажая розовые десны с четырьмя торчащими в них зубами.
- Мальчик?
- Ну конечно, - сказала Таня таким тоном, словно во всем мире рождались одни только мальчики. - Сын, сынище…
Она поцеловала его в редкие темные волосы и сказала:
- Ну, ты посиди пока, а мы наши дела сделаем.
И ушла на кухню.
Василий прошелся по комнате, оглядел шкафы, туго набитые книгами, - многие были на каких-то иностранных языках, - чудные картинки на стенах, - видно, художник и рисовать-то как следует не умел, не сразу и разберешь, что намалевано, - машинально отметил, что мебель в квартире дорогая, даже занавески на окнах из какого-то плотного, красивого материала, из которого можно было бы, наверно, штук пять приличных платьев сшить.
Почему-то неприятно было ему, что у Тани родился сын. "Интересно, сколько ему? С год, наверно, крупный пацан…" И тут же Василий сообразил, что если так, то Таня наверняка была беременна, когда они встретились, и в изумлении покрутил головой: "Вот это да… Хват-баба… Решила, видно, погулять напоследок…" На всякий случай он все же спросил, остановившись на пороге кухни:
- Сколько ему?
- Скоро девять.
- И только-то? - удивился Василий. - Крупный мальчишка.
- А мы с мелочью не связываемся. Мы - такие…
Василий снова вернулся в комнату - и вдруг остановился.
- А когда скоро?
- Через восемь дней, - невнятно отозвалась Таня.
Василий стал думать - и вдруг его кинуло в жар. Жарко стало даже ногам, и руки сделались тяжелыми, горячими. Он выпил рюмку коньяку, тут же налил другую, зажевал невесомым ломтиком сыра. Стал считать, загибая пальцы на руках, и опять получалось то же самое - если Татьяна говорит правду, то забеременела она в мае прошлого года, когда они вместе были в Гагре, и этот большеголовый человечек мог быть только его сыном. Только его… Он выплеснул в себя еще рюмку и пошел на кухню.
Таня кормила ребенка кашей, вытирая ему рот после каждой ложки. Василий вгляделся в круглое лицо малыша - и без труда увидел его сходство с собой. Даже в маленьких, едва наметившихся бровках угадывался будущий разлет его собственных густых бровей, даже в улыбке почудилось ему что-то знакомое…
- Ну что, сосчитал? - спросила Таня, поднимая на него глаза.
- Мой? - спросил Василий.
- Нет, мой, - спокойно сказала Таня.
- Не шути, Татьяна…
- А я и не шучу. Это мой сын.
Василий опустился на стул и растерянно сказал:
- Вот так номер… Выходит, что я - папаша…
- Ну, какой ты папаша? - усмехнулась Таня, но, перехватив его взгляд, серьезно сказала: - Да ты не так понял меня. Твой это, чей же еще. Я уж думала, ты и так, без всякой арифметики догадался, да не сообразила, что с детьми ты дела никогда не имел.
- Как его зовут?
- Олежек.
- Олежек… - повторил Василий. Он все еще не мог до конца понять, что этот Олежек, о существовании которого он не подозревал еще полчаса назад, его сын. Сын… - Значит, Олег Васильевич…
Таня, снимая с сына крошечный фартучек, невозмутимо сказала:
- Ну, какой же он Васильевич… - И, поднимая и целуя его, весело проговорила, улыбаясь темным глазам сына: - Мы не Васильевич, мы Александрович…
"Какой еще Александрович?" - чуть было не сказал Василий, но спохватился и тихо спросил:
- А он… знает?
Таня промолчала, потом протянула ему ребенка:
- Подержи-ка, я немного приберусь.
Василий взял маленькое податливое тельце, подержал в отдалении, боясь приблизить к себе, чтобы не повредить что-нибудь. Таня улыбнулась:
- Да ты на колени его посади, не бойся, не сломаешь, кость у него крепкая…
"Отцовская", - про себя договорил за нее Василий. Сын, - его сын, - ухватил Василия за палец, и у него было такое ощущение, будто кусочек шелка лег на его руку. Таня быстро убрала со стола и взяла у него Олега.
- Ну, идем туда.
Вернулись в комнату. Василий снова сел на свое место, чувствуя, как мешают ему ноги, не помещавшиеся под низким столиком, - и встал, отодвинул кресло, сел на нормальный человеческий стул. Правда, теперь приходилось сильно нагибаться, чтобы взять со столика что-нибудь, но все-таки на стуле было лучше.
- Он знает? - настойчиво повторил свой вопрос Василий.
Таня, прямо взглянув на него, твердо ответила:
- Знает или нет - значения не имеет. Для тебя, конечно. Мы уж сами как-нибудь разберемся.
- Значит, не знает… - медленно сказал Василий и посмотрел на сына. - А не боишься, что узнает?
- От кого же это?
- От меня, например.
- Не боюсь.
- Это ты верно… Васька Макаренков подонком никогда не был… А что же ты от него-то не рожала?
- Вот что, Вася, - спокойно сказала Таня. - Ты мне таких вопросов не задавай, объясняться я не собираюсь. Это - мой сын, и тебя это никак не должно волновать. Узнал ты о нем случайно, не будь этой вынужденной посадки - и вообще никогда не узнал бы. Так что забудь о том, что у тебя есть сын. Это мой сын, - с силой сказала она, - понимаешь? Мой, и ничей больше. И хватит об этом.
Василий мрачно посмотрел на нее.
- Хватит? Ишь ты, как шустро рассудила… А ты бы спросила у меня, хотел ли я сына… Все-таки в этом деле я не последняя сторона, Олег-то не от святого духа родился. Могла бы и поинтересоваться, что я на этот счет думаю.
- А что тебе думать? Захотела - и родила. И претензий, Вася, ко мне не предъявляй.
- Вот оно как… А и невелика претензия-то… Пока что… - значительно сказал Василий. - И объяснить тебе кое-что все-таки придется…
- Что именно?