- Да, Володя, винтовка и есть жена солдатская, подруга неразлучная... Надолго мы с нею повенчаны. Недавно пишет мне из дому жена: как, мол, живешь, дорогой супруг, не забыл ли жену свою и детишек, а то вот пришел Филипп Удальцов домой раненый, так говорит, что солдаты, когда стоят в деревнях, балуются больно. Глупая баба - нашла об чем писать! А я отвечаю ей: "Как же, дорогая Настенька, давно нашел я себе полюбовницу милую, берегу ее пуще глаза своего, холю ее, что дитя малое, никогда не расстаюся с нею - куда я, туда и она, а уж спим завсегда вместе - так полюбилась она мне!" Расписал это подлиннее да позабористее - пусть позлится! - а в конце и пишу: "А зовут мою подругу ненаглядную винтовкой русской трехлинейной, с нею тебя, дуреху, вот, уже второй год оберегаю, а ты мне глупости всякие пишешь! Себя лучше блюди!"
Солдаты смеются:
- Здорово отписал!
- Правильно! Где уж тут о бабах думать!
- А вот они, говорят, там без нас озорничают!
- Известно - все они такие! - раздраженно говорит Липатов; он кривит тонкие, красиво очерченные губы в горькой усмешке и добавляет грязное слово. Никто ему не возражает: всем известно, что жена Липатова недавно ушла к другому.
- Вот она - злая разлучница, - смеется Ромадин, поднимая свою винтовку, - сколько мужиков отбила у жен!
- Сейчас эта винтовка, Алексей Иванович, опять большие дела решает! - говорит Береснёв Ромадину.
У Аспанова не выходит из головы то, что сказал ему Подовинников.
- Скажите, ребята, как в бою лучше - с винтовкой или с автоматом? По-моему, с автоматом. Винтовка, да еще со штыком, длинная и тяжелая.
Он часто моргает короткими черными ресницами, и не поймешь, что в его глазах - робость или любопытство.
- Нашел тоже оружие - автомат! - вступает в разговор обычно молчаливый Федя Квашнин. - Он только для ближнего боя годится! Вот - дельная штука! - Федя любовно похлопывает громадной ручищей свой пулемет, когда-то вороненый, а теперь во многих местах поистертый до стального блеска. - На тысячу метров любую цель поражаю! А врукопашную - тоже годится: круши наотмашь!
По твоему росту да по силшце тебе и пушка нипочем! - смеется Береснёв, показывая редкие, коричневые от табачного дыма зубы.
- Что ж, можно и пушку... - добродушно соглашается Квашнин.
- А вообще, я вам скажу, ребята, дело не только в оружии. Вот послушайте на этот счет побасенку. - Береснёв попыхивает трубкой и, прищурив глаза, начинает рассказывать: - Играли однажды старые зайцы в очко. Сидят на полянке кружком, режутся вовсю, крик, ругань, ну, как это и у людей водится. А молодые зайцы охрану несут, на страже в кусточках сидят, чтобы охотники картежников врасплох не застали. Вот бежит что есть духу молодой заяц и кричит не своим голосом:
- Охотники идут! Разбегайтесь скорее!
Ну, зайцы, известно, народ трусливый, похватали шапки да и бежать было, а один старый, видавший виды русак с простреленным ухом говорит им:
- Стой, ребята, не торопись - успеем убежать! Что за охотники-то? - спрашивает он молодого зайца.
- В кожаных пальто, ружья у них "Зауэр три кольца" с золотой насечкой - так и горят! - и еще ножи и сумки всякие на них висят и собак свора целая! На автомобиле приехали!
- Э-э-э, этих бояться нечего, - говорит старый заяц, - это не охотники - баловство одно! Они не на охоту приехали, а выпить да закусить на свежем воздухе! Давай дальше- кому сдавать?
И пошла у них опять игра: кричат, шумят, дым коромыслом.
- Четыре с боку - ваших нет!
- Бью по банку!
- Перебор!
Через некоторое время, не торопясь, плетется второй зайчишка:
- Эй, старики, кончайте! Охотник идет!
- Погоди, не спеши, - опять говорит старый заяц с простреленным ухом. - А каков из себя охотник?
- Да охотник-то неважный: в лаптишках, лыком подпоясан, ружье - бердан двенадцатого калибра, ствол к ложе веревкой привязан; идет один, махрой дымит.
- А-а-а, - опасливо говорит заяц, - вот это настоящий охотник и есть! Спасайся, косые, кто может!
Сгреб банк да и задал стрекача!
Солдаты засмеялись.
Ромадин с любопытством слушал Береснёва. В сказанных запросто, как бы в шутку, словах его всегда было что-то значительное. Во всем, даже в самом обыденном и примелькавшемся, он находил что-то необычное, новое, чего другой никогда бы не увидел. "Да, с подковыркой человек!"-заключил свои мысли Ромадин и с победоносным видом посмотрел на Аспанова, разъясняя ему смысл рассказа Береснёва:
- Понял? Оружие, конечно, важное дело, а главное - надо уметь владеть им...
Тут все увидели, что бежавший по дороге "газик" неожиданно остановился напротив поворота в лес. Из машины, опираясь на толстую палку, вышел генерал в папахе и в бекеше с серым каракулевым воротником. Вслед за ним вышли еще двое: один, незнакомый Подовинникову, в добротном черном полушубке, и командир полка Густомесов. Генерал со своими спутниками поднялся на холм неподалеку от дороги и стал что-то говорить им, указывая вокруг рукою.
Шофер ожидал около машины, опершись ногою в щегольском хромовом сапоге на подножку и засунув руки в карманы короткой меховой куртки. Подовинников поднялся, поправил шапку и послал Аспанова к шоферу узнать, кто приехал.
- Хозяин... Не знаешь разве? - после долгой паузы снисходительным тоном ответил Аспанову шофер и равнодушно сплюнул в снег.
- А-а-а, - протянул Аспанов, обескураженный ответом, не зная, что еще спросить.
Вдруг генерал повернулся и пошел прямо на костер, прихрамывая и тяжело опираясь на палку. Солдаты вскочили и замерли, напряженно вытянувшись. Подовинников на секунду растерялся: "Командиру полка докладывать или генералу? Ну, конечно же, генералу!" - тут же решил он и выбежал на дорогу.
Подовинников отрапортовал, глядя в глаза генералу. Он так волновался, что не видел его лица, а только одни глаза - серые, узкие, в рамке глубоких старческих морщин, они спокойно, понимающе, неожиданно ласково глядели на Подовинникова из-под седых клочковатых бровей.
Генерал подошел к солдатам и ткнул палкой в костер:
- А костры все-таки жжете - ведь не полагается, а?
Только сейчас узнал Подовинников генерала - это был командующий армией, он видел его в прошлом году под Москвой.
"Ну, пропал, сейчас разнесет..." - подумал он и вслед за тем услышал спокойный голос Береснёва.
- Мы, товарищ генерал, дымим помаленьку, чтобы прикурить только - спички бережем...
Густомесов одобрительно улыбнулся Береснёву из-за спины генерала, а тот, прищурив глаза, сказал просто:
- Ну, глядите, чтоб немцы пока и духу вашего не чуяли! - Тут генерал добавил неприличную шутку, и его прищуренные серые глаза задорно заблестели под косматыми бровями. Все увидели, что это старый добрый человек и его не надо бояться; напряжение спало, солдаты облегченно вздохнули и заулыбались, переглядываясь друг с другом. Увидев генерала, стали подходить со всех сторон и солдаты других взводов и вскоре плотной толпою окружили костер.
Лицо генерала стало серьезным, он поднял руку, - До вас еще не успели дойти сегодняшние газеты - в них опубликовано экстренное сообщение Совинформбюро. - Голос его усилился и стал тверже: - Началось наступление наших войск в районе Сталинграда!
Дрогнула, задвигалась толпа.
Вот уже много месяцев вся страна напряженно следила за битвой на Волге: на волжских берегах бронированные орды немцев столкнулись с неколебимой стойкостью советских людей - и были остановлены. Все понимали, что там, в заснеженных степях, решалась судьба войны, и ждали, ждали, стиснув зубы, дня, когда немцев погонят от Волги.
И вот свершилось!
Это было такое великое событие, что сразу люди не могли осознать происшедшее и только удивленно переглядывались и переспрашивали друг друга, не ослышались ли они.
А генерал рассказывал:
- За три дня наши войска продвинулись на шестьдесят - семьдесят километров, заняли город Калач, захватили тринадцать тысяч пленных.
Густомесов весело добавил:
- Наступление наших войск продолжается!
Солдаты разом зашумели, заговорили, вверх полетели шапки. Кто-то молодым, восторженным голосом крикнул "ура", и все дружно подхватили крик. Потом посыпались вопросы; отвечали сразу и генерал, и Густомесов. Люди окружили их. Генерал снова поднял руку - шум стал затихать - и обвел глазами солдат:
- Я полагаю, и мы должны помочь сталинградцам! Как вы думаете, а?
Солдаты одобрительно зашумели:
- Поможем!
- Засиделись мы тут!
- Под Москвой полк хорошо держался, - сказал генерал Густомесову я выжидающе посмотрел на солдат. - Кто из вас был под Москвой?
Многие солдаты участвовали в сражении под Москвой, но никто не хотел сказаться первым, как бы выставить напоказ свою заслугу. Наступило замешательство: один подталкивал другого, время шло, но все молчали. Тогда Ромадин, набравшись решимости, хотя от волнения у него захватило дыхание, сказал громко и твердо, словно рапортуя:
- Я был, товарищ командующий... и другие тоже... Под. Клином немцев тогда окружили!
- Выходи вперед! Помнишь, как мы танки генерала Хюпнера крошили? Видел, как фашисты отступали? Вот и расскажи всем, как мы их гнали, а то ведь есть еще и такие, которые не верят, что немцы отступать могут. Ведь есть, а?
Солдаты отвечали нестройным хором:
- Нет... Таких нот... Теперь не сорок первый год...