Снизу показались "джипы" с пулеметами и маленькие танки. Десантники залегли в канаве у дороги. К ним подкатила машина с белым флагом, и сидевшие в ней офицеры с белыми нарукавными повязками помахали флажками. Десантники побежали к кладбищу. "Джипы" и танки быстро покатили за ними, но вдруг из–за деревьев на кладбище высунулись трубы с расширенными концами. Офицеры на машине с белым флагом замахали флажками, и танки повернули назад.
- Это значит, что парашютисты накрыли танки залпом из противотанковых ружей, которые называются "базука", - сказал инженер.
Парашютисты выстроились перед домиком Отацу. Послышалась команда:
- Шэн!
Парашютисты скрылись за плетнем домика Отацу. Снова появились трехфюзеляжные "воздушные боксеры" и сбросили отряд парашютистов у дороги, ведущей к рыбацкому поселку. Вскоре внизу на шоссе и за кладбищем захлопали выстрелы и затрещали пулеметы: парашютисты вступили в "бой" с отрядом, наступавшим со стороны базы.
Операция "Напоминание" закончилась к полудню. После этого начались маневры японской полиции и отряда охранного корпуса. Все были в полном боевом снаряжении-в шлемах и с револьверами; их сопровождали танки и броневики. Сперва все выстроились на опушке Обезьяньего леса, потом, рассыпавшись в цепь, стали окружать лес с трех сторон, стреляя из автоматов и пулеметов. Танки и броневики помчались мимо Старого поселка в сторону Тоннельной горы. После этого солдаты охранного корпуса начали маршировать и бегать у подножия горы Югэ. Команду подавали иностранные офицеры–инструкторы, стоя в "джипах":
- Шэн!
Райт уи–ил!
Дэбл куик маач!
Переводчики–нисеи повторяли команду на японском языке:
- Смирно! Правое плечо вперед! Бегом марш!
Закончив обучение, чины охранного корпуса промаршировали по улицам' Старого и Восточного поселков. Мальчишки из–за плетней и с деревьев кричали им вслед:
- Шюшайн!
Хаба–хаба! Панпан!
Как только был снят заслон, жители поселка пошли на кладбище приводить в порядок могилы. Больше всех лострадалк могилы на склоне холмика, где парашютисты рыли ямы и устанавливали минометы.
Вернувшись с кладбища, Сумико пошла помогать матери Инэко резать грибы и редьку для сушения.
- Говорят, дядя Сумитян хочет пойти работать на гору? Правда? - спросила мать Инэко.
Наверно, опять поругался с приказчиком, - сказала Сумико. - Думал, что ему дадут участок в аренду, а приказчик помешал.
Мать Инэко закивала головой.
- Я слышала, что приказчик требует, чтобы Сумитян пошла работать в усадьбу, а дядя Сумитян не соглашается.
Не в усадьбу, а в гостиницу на курорте, - сказала Сумико. - Я лучше пойду работать на завод.
Инэ тоже хочет служить в городе, ей скучно у тети. Скоро будут набирать работниц на консервный завод господина Югэ, но там надо будет жить в общежитии.
Барсук устраивает?
Нет, жена старосты - она тоже занимается этим делом. Только я боюсь отпускать Инэ в город, она у нас такая шальная… Слышала, что выкинула Яэко? Подговорила девчонок взбунтоваться, поломала что–то и убежала, стала совсем красной. Вот я и боюсь отпускать Инэ… - Мать Инэко покачала головой. - А дочка Дзинсаку… слышала? Вышла из больницы и не вернулась домой, осталась в городе и, говорят, совсем свихнулась… стала панпан–девкой. Решила–плюнуть на все: все равно, мол, уже опоганена… Бедняжка! Такая хорошая девочка была…
Мать Инэко вздохнула и вытерла передником глаза.
Где–то недалеко зашумели машины. Мать Инэко подошла к плетню.
- Опять приехали. На этот раз не маневры.
У дома Кухэя стояли две машины. Через некоторое время из дому вышли иностранцы. Один из них в белом халате и с чемоданчиком, рядом с ним коренастый японец в военной форме, нисей.
- Наклеили бумажку на двери… Это приехали осматривать нас… Ой, сюда идут! - Мать Инэко взяла нож у Сумико. - Беги домой.
Вбежав в дом, Сумико разбудила дядю. За окном громко заговорили. Скрипнула калитка.
- К нам идут, - зашептала Сумико, теребя дядю за рукав. - Проверять пришли.
Увидев в дверях человека в темных очках, дядя вскочил.
- Сюда нельзя! - крикнул он. - Больная.
Он трясущимися руками открыл ящик алтарика и, вытащив жетончик из узелка, протянул человеку в темных очках. Тот осмотрел жетончик, передал его толстому аме с рыжими усами, в белом халате, затем вытащил из сумочки маленький фотоаппарат и кивком головы показал Сумико, чтобы она вышла во двор. На улице громко кричали женщины.
Нисей взял Сумико под руку и шепнул ей в ухо:
- Не ори. Ничего не будем делать…
Он вывел ее во двор. За плетнем толпились люди. Нисей подозвал дядю Сумико.
- Скажите всем, чтобы не волновались. Успокойте… мы ничего не делаем такого…
Дядя подошел к плетню, но шум не утихал. Человек в темных очках сфотографировал Сумико спереди и сзади, а толстяк с рыжими усами, оттянув ворот ее халата, осмотрел рубец и кивнул. Дядя–подошел к ни–сею и спросил дрожащим голосом:
- А зачем фотографируете? Она ничего плохого <не делала… Она не красная.
Нисей успокоил его: врачи будут лечить девочку, у нее очень серьезная болезнь. Она должна явиться в медицинскую часть базы, и ей дадут лекарство. Но для того чтобы ее лечить, надо сперва взять кровь на пробу.
- Не хочу, - сказала Сумико и открыла рот, чтобы закричать, но дядя остановил ее.
Будут лечить бесплатно, - сказал он. - Надо дать на пробу, не бойся.
Толстяк взял Сумико за палец, быстро кольнул ножичком и приложил к кусочку стекла. За плетнем снова зашумели. Выйдя со двора, военные направились к калитке соседнего дома. Раздался громкий плачущий голос матери Инэко:
- Я не больная! Сюда нельзя!
Женщины на улице закричали:
- Чего нас осматривать? Уходите!
Мы не панпаны!
Проваливайте!
Жена Кухэя со сбитой набок прической вбежала во двор Сумико и заколотила палкой по керосиновой банке, подвешенной к дереву.
- Не пущу! - закричала одна из женщин.
Остальные тоже заголосили. К дому Инэко сбегались люди. Кто–то с черным пластырем на спине проворно забрался на крышу дома напротив и стал отдирать черепицы. Шум на улице нарастал. Загудели машины и двинулись, иностранцы стали вскакивать на ходу. Женщины продолжали кричать. Машины помчались в сторону кладбища, поднимая густую пыль и беспрерывно гудя.
- Уходите! - кричал охрипшим голосом полуголый мужчина с пластырями на спине и в исступлении стал колотить палкой по фуражке, валявшейся на земле. Нос и губы его были в крови. Это был Дзинсаку. Он бросил сломавшуюся палку и стал топтать фуражку. К нему подошли отец Инэко, Кухэй и дядя Сумико и стали успокаивать. Дзинсаку отшвырнул ногой фуражку, сел на землю. Ему принесли чашку воды, он выплеснул ее на себя.
Жена Кухэя соскоблила с двери бумажку с надписью "CHECKED. Прошла медицинский осмотр" и стала что–то рассказывать обступившим ее женщинам. Мужчины пошли совещаться на площадку с флагштоком. Старик Хэйдзо громко ругался и стращал всех, что эта история не пройдет безнаказанно, надо сейчас же пойти к старосте и к господину Сакума и как–нибудь упросить их замять дело. Может быть, староста и господин Сакума согласятся сходить к военному начальнику и принести извинение от имени жителей поселка. И все надо свалить на женщин, сказать, что это они начали.
После долгих споров Хэйдзо и Кухэй пошли в Старый поселок. Все ждали их возвращения, никто не уходил с площадки. Вернувшись от старосты, ходоки сообщили, что староста наотрез отказался впутываться в это дело. Он сказал: сами набезобразничали - сами расхлебывайте. Из деревенской управы позвонили Сакума на соевый завод. Он, не дослушав их, положил трубку. Но мужчины Старого и Восточного поселков, узнав о случившемся, сказали, что они не дадут чужестранцам измываться над женщинами.
В тот же вечер к Сумико прибежали Ясаку и Хэйскэ и подробно расспросили о случившемся.
Через день появился очередной бюллетень журналов "Наша земля" и "Кормовое весло". В нем была помещена беседа сотрудника бюллетеня–с одной жительницей Нового поселка, очевидицей'события. Затем шла статья, в которой говорилось, что отважный поступок жителей Нового поселка вызывает восхищение всех японских патриотов,
8
На этот раз Марико была в темнокоричневых очках с толстой зеленой оправой, в кожаной куртке и мужских штанах. Сумико сперва даже не узнала ее. Марико подкатила на велосипеде вместе с двумя длинноволосыми студентами.
- Приехала навестить Сумико–сан, - сказала Марико, сев на цыновку. - В городе такой шум… - Она вытащила пачку сигарет и зажигалку и закурила. - В газетах ничего не было, но все знают. Оказывается, и к Сумико–сан тоже приходили… хорошо, что все обошлось благополучно.
По словам Марико, в городе сейчас только и говорят об этом событии. Демократическая ассоциация женщин сразу же устроила митинг и стала собирать на улицах подписи под протестом. К этому протесту присоединились все прогрессивные организации. На имя начальника базы "Инола" уже послано несколько сот коллективных писем с требованием прекратить издевательства над японскими женщинами.
- А плакаты появились? - спросила Сумико. - Кацу Гэнго что–нибудь нарисовал?