* * *
Восьмое марта - женский праздник. В клубе полно девчат. Модные. Статные. Выправились после войны. Особенно вон та. Смуглая, волосы белые. Рассыпала их по плечам веером, вскинула голову и смотрит поверх партнера. Креп-жоржетовое платье. Магнит, не девушка.
- Вот с кем познакомиться-то, - вздохнул Сергей, досадуя на себя, что не учился танцевать тогда перед демобилизацией, теперь пригодилось бы.
Кончили играть. Оркестранты, бережно уложив инструмент на стулья, потянулись в буфет. Пары, как солдаты по команде "Воздух!", исчезли с круга, жались к стенам.
- Вы почему не танцуете?
Сергея тронули за локоть. Повернулся - она. С чего вдруг такая честь? Сергей и обрадовался, и насторожился, и где-то на самом дне шевельнулось польщенное мужское самолюбие. А девушка, яркая и разгоряченная танцем, еще нарочно дразнила его самолюбие и тешила свое, болтая всякую чепуху вроде "далеко ли ему до пенсии?", и ухмылялась подкрашенными губами, наблюдая из-за пушистых ресниц, как робел и терялся этот высокий парень с красивой сединой на висках, которая так шла к его загорелому лицу и угольно-черному костюму.
Включили радиолу, - духовики явно задерживались, - заигранная пластинка пошипела, пошипела и выдала на круг хриплый фокстрот. Отдохнувшие кавалеры ринулись разбирать партнерш. Выбор богатый, но к ней подбежали сразу двое.
- Опоздали, я уже приглашена. - Она повернулась к Сергею, положила руки ему на плечи и шепнула: - Веди.
Екнуло сердце, пересохло во рту.
- Я… не… умею, - еле вымолвил он.
- Не умеете?.. А зачем тогда пришли сюда? Не поверю, чтобы человек в такие годы, - она покосилась на его виски, - не умел танцевать. А до дому проводить меня вы можете?..
И вот они на улице. Ночь смягчилась. С вечера мороз жал, сейчас потеплело. Март месяц. Природа свое берет.
Сергею некуда деть руки. Обычно говорят: без чего-нибудь как без рук, а тут они наоборот лишние. В карманы пальто спрятать - армейская выучка не позволяет. За спину заложить? Так он не дед, чтобы на поясницу их класть. Вдоль туловища опустит - тянут, тяжелые. Из-за этих рук и знакомство не клеится. Идут, молчат.
- Послушайте, а вы и провожать не умеете.
- Я? - смутился Сергей. - Почему?
- Хотя бы спросили, как меня звать.
- Допустим, спросил.
- Клавка.
Так и сказала: "Клавка" - и все. Простячка. С этакой внешностью? Сомнительно.
- Разрешите, я понесу, - тронул он сверток с туфлями, то и дело ускользающими из-под Клавкиного локотка.
- Не возражаешь? - она подхватила Сергея под руку. - Расскажите о себе?
- Родился да и живу пока. Работаю.
- И все? А поседели почему?
- Да… По дурости.
Цеплял, цеплял слово за слово - разговорился. Полет на хвосте истребителя Сергей выдавал уже с прилагательными и междометиями. Клавка ахала.
- Ой, я умерла бы со страху…
Вся Сережкина жизнь уместилась в недальнюю дорогу от клуба до Клавкиного дома. Стоят, выжидая, кто первый скажет "до свидания". По небу неслись белые облака, и луна то гасла, то вспыхивала в разрывах между ними.
- Интересно, когда долго смотришь, кажется, луна поднимается и поднимается куда-то вверх, а все такая же: ни больше, ни меньше. - Клавка прикрыла варежкой зевок. - Не в училище - до утра любовалась бы.
- А в каком ты?
- Да… В педагогическом. Дошкольном. В институт не попала, так теперь детишек нянчить учусь. Сережка… Ты посмотри-ка: ни в одном окне света нет. Пошли скорее!
- Еще куда?
- Ко мне в гости. Идем. Наш праздник сегодня.
- А мамаша не погонит нас обоих?
- Мамаша далеко отсюда. Я на квартире живу. Комнату родичи для меня сняли на пятом этаже, чтобы в окно кто не залез. Чудаки.
Клавка осторожно открыла дверь подъезда.
"А не повернуть ли обратно, - Сергей даже дыхание затаил. - С первого вечера и сразу к себе тянет. Та еще, видать, девушка".
На последней площадке под ноги попалась выбитая керамическая плитка и загремела вниз.
- Тише ты! - шикнула Клавка. - Хозяйку разбудишь. Сюда, сюда. - Она нащупала его руку, протащила на буксире через одну дверь, другую.
И щелкнул выключатель. Свет розовый, приятный. Комната чистая. Обстановка не сказать, чтобы богатая, но ничего. Приемник, коврик на стене, кровать никелированная. Подушки пирамидкой.
- Разоблачайся.
Клавка надела фартук, повязалась по-деревенски косынкой и еще больше похорошела.
Сергей косил одним глазом на хозяйку, другим на стол. На столе появилась колбаса, яблоки, банка сардин. Под ложечкой заныло.
- Скоро я управилась? Вот так. Выпьем? За неутомимых тружениц в быту и на производстве. 8-е марта сегодня или не восьмое?
Тенькнули рюмки.
- Мне много нельзя. Не пью, - заотнекивался Сергей.
Клавка расхохоталась.
- Да уж мужчина ли ты? Не танцуешь, не пьешь…
После третьей рюмки Сергей поднялся:
- Я, н-наверное, п-пошагаю.
Клавка усмехнулась:
- Ложись спи, пошагаешь. Утречком уйдешь пораньше.
Она смахнула влажной тряпкой пыль с пола, бросила на него матрац, на матрац подушку, обдав воздухом, разостлала простыню.
- Это мне?
- Тебе. Не рассиживайся. Мне на занятия к восьми.
- Хм. Не боишься, оставляешь? Вдруг я на тебе… женюсь.
- Нет, не боюсь. Спокойной ночи. - И выключила свет.
Проснулся Сергей - дрожит. Не может сообразить, где он. В окне над занавеской звезда. Чуть слышно маленькие часики чакают. Дамские. Вспомнил: у Клавки.
И остальное вспомнил. Укрылся с головой простыней - не согреется никак. Решительно поднялся, подошел к кровати. Поискал край - свободный.
Откинул одеяло, прилег. Молчит. Потормошил за плечо. Плечо круглое, теплое.
- Клава…
- М?
- Спишь?
Молчит. Зевнула.
"А-а, в крайнем случае женюсь потом".
Сергей порывисто обнял ее и… очутился на полу.
Вспыхнул ночник. Клавка, оторвав вешалку, сорвала с гвоздя пальто, бросила Сергею, все еще сидящему возле кровати.
- Убирайся.
- Клава…
- Что: Клава? Думаешь, если пригласила, так и все можно?
- Ну, извини. Хочешь, я и правда женюсь на тебе?
- Не хочу. Одевайся и уходи. Я думала, ты не такой, как все, а ты…
Клавка вот-вот разревется. Она села к столу. Усталая-усталая. Будто смену камни ворочала.
- Может, встретимся, все-таки завтра? - мямлил Сергей.
- Никогда. Уходи, уходи!
До чего сложно все в жизни.
Сергей сбежал вниз, хлопнул дверью.
"Гляди-ка ты: краля. Да я сам не женился бы на тебе. Водишь каждого встречного-поперечного. Вторая Любовь Андреевна: хоть за кого, лишь бы с карманом. Думаешь, так себе заработком моим ты интересовалась?"
В Сергее ворочалось задетое самолюбие. Выставили. Его! А самолюбие через край делает человека дальтоником, для которого синее ли, зеленое ли - все черное.