- Виктор твой опять закуролесил. Я его два раза видела у забегаловки, - рассказывала Вера, и пальцы нежно, словно успокаивая поглаживали Лешкину щеку. - Понимаешь, работает за двоих, а колобродит. Потап говорит: "Для запаха пьет. Дури у него и своей хватает". Мы на Виктора насели: "Слушай, ты же всем нам обещал, или нам это показалось?" - "Нет, говорит, не показалось". А потом опять начал…
Сердце у Лешки больно сжалось. Вот беда! Это она виновата, что Виктор так переживает. Надо побороть себя и снова написать ему - оттянуть от страшной дороги. Пусть он приезжает сюда хотя бы на воскресенье.
Рассказать Вере о Багрянцеве? Но о чем? Что он хороший, интересный человек? Мало ли в университете таких? Нет, ты сейчас лукавишь. Он тебе очень нравится. Глупости! Уж и очень! Но зачем ты сегодня выкинула этот недостойный фокус с книгами?
Лешка все же поведала взволнованным шепотом подруге и о Багрянцеве и о случае с книгами.
- Понимаешь, несу по лестнице книги из библиотеки - раздать в группе. Целую стопку… Так неудобно, сверху подбородком поддерживаю… А навстречу Игорь… Сергеевич… И я… даже сама не знаю, как это произошло… нарочно… подбородком столкнула несколько книг… А он бросился их поднимать. Я понимаю - это подлая уловка… Я как испорченная женщина, кокетка… Мне стыдно перед тобой…
Вора по-матерински добро гладила ее щеку.
Надо ли знать Лешке, что Анжела, кажется, имеет какие-то виды на Виктора? Нет… это будет походить на сплетню, да может быть и неправдой.
- Учитель с Кубани приезжал? - спросила Лешка и щекой почувствовала, как дрогнули у Веры пальцы.
- Приезжал… Знаешь, какой Федя замечательный?! Все смотрит, смотрит… Вижу - любит. А сказать так ничего и не решился. Только Иришке, когда целовал ее, шепнул: "Мамина копия". Да и то думал, что я вышла из комнаты.
Вера помолчала. Лешка слышала, как учащенно бьется ее сердце.
- И все-таки торопиться не буду… Надо друг друга лучше узнать… Правда?
Лешка порывисто прижала Веру к себе. Правда! Конечно, правда!
- А что у Стасика с Алкой? - спросила она.
- Кажется, разрыв… О ней разное болтают… Я не хочу повторять… Может, он сам тебе расскажет…
- Да я просто так…
- Ты знаешь Стася… Недавно ураган был. Кран сорвало с креплений, он покатился по рельсам, мог завалиться на крышу столовой, бед натворить. Стась зажал тормоза и остановил кран. На той неделе Стася в партию приняли, Альзин рекомендацию дал, и ребята наши… Вот скажи, почему так бывает: хорошему человеку в личной жизни не везет?
- Ну, не всегда…
- Конечно, но часто…
Саша заворочалась: видно, ей мешал шепот или ревновала Лешку к давней подруге.
Они умолкли.
На улице прозвенел трамвай. По гулкому коридору общежития прошлепали чьи-то босые ноги. Луна осветила посуду на столе, Нелькины модные туфли на коврике, задержалась на картине Куинджи, над Лешкиной кроватью. Казалось, именно эта луна, а не написанная художником, прокладывает дорожку ночного Днепра.
Как ни удивляться разнообразию людей?.. И у каждого свое. Хорошее и плохое… А я совсем недавно видела только или хорошее, или плохое… Неверно это. Человек достоин высокого уважения. Но он вовсе не готовенький, однажды и навсегда данный… И надо видеть его таким, какой он есть. Не мириться с плохим в нем, а помогать ему становиться лучше, главное же - самому становиться лучше. Как я прежде не понимала такой простой истины?
И у каждого свой талант. Не в обычном смысле этого слова. Может быть, талант внимательности, стойкости, скромности, преданности… Ну, можно это и не талантом назвать, а какой-то исключительной способностью… У Нельки, например, такой талант жизнерадостности. А у иного он долго не проявляет себя…
Вот так вдуматься: поэма "Евгений Онегин" - это ж… разное сочетание тридцати трех букв алфавита… А такая гамма чувств.
Двадцать четыре различные аминокислоты дают гамму белковой молекул - всю разновидность материальной жизни.
А сколько миллионов человеческих характеров!..
Интересно жить… И чем дальше - тем интереснее… Люди становятся внутренне все богаче, разнообразнее…
Не пойму, как это некоторые ноют, что им скучно. Просто больные какие-то!
Лешка еще плотнее прижалась к Вере и заснула.
СНОВА ЧАРЛИ
Лешка не преувеличивала, когда жаловалась Стасю и Вере, что все делает бегом, а времени не хватает.
Она ведала культмассовым сектором комсомольского бюро факультета, готовила конкурс на лучшее фото, вступила в секцию фехтовальщиков, а по воскресеньям со студенческой бригадой строил новый корпус общежития.
Или как не посмотреть репетицию МХЭТа - малого химического эстрадного театра?
Одну из сценок написал Багрянцев, и она особенно правилась Лешке.
Экзамены. Студент отвечает по теме "Сера". Отвечает плохо. Профессор нацелился уже поставить двойку, но декан шепчет: "Его отец дает нам доски".
- А-а-а, - понятливо кивает профессор и ставит тройку.
Подходит второй студент. "У меня "Железо"", - называет он вопрос билета.
- Достаточно, "пять", - останавливает его профессор.
…Но самое главное - и с этого Лешке надо было бы начинать перечень своих дел, - она в научном студенческом кружке облюбовал себе тему реферата: "Редкоземельные элементы".
В этой работе ей помогал Игорь Сергеевич, рассказавший, - между прочим, что недавно ученые Швеции, Англии и США объединенным усилиями искусственно получили новый, сто второй элемент нобелий.
Да, вот еще: узнали, что она умеет печатать на машинке, и сейчас Лешка в деканате отстукивает сатирическое приложение к стенгазете "Химик".
Приложение называется "Сквозь фильтр". Сверху рисунок: через узкое отверстие стеклянной воронки протискивают головой вперед неимоверно вытянутого человечка.
Известно, что хромовая смесь ядовита и вызывает ожоги. Поэтому один из разделов приложения называется "Брызги хромовой смеси".
Лешка печатает:
"Опасный номер!
Студент поднимает тяжести (за неделю практикум по физике и химии). Номер выполняется без сетки и поддержки деканата.
Клоуны-эксцентрики
Танцы между лабораторными столами под центрифугу.
Юмористическая импровизация
Нелепые басни, комические оправдания прогулов…"
Звонок. Значит, кончилось военное дело, которое посещают только ребята, и надо идти в Большую химическую аудиторию. Лешка закрывает машинку, прячет все написанное в шкаф, поднимается на второй этаж.
У лаборатории спектрального анализа почти нос к носу сталкивается - вот чудо из чудес! - с Чарли.
С тем самым студентом из Чикаго, с которым познакомилась когда-то в Пятиморском порту. Сейчас он в черном строгом костюме, белоснежной рубашке, черных туфлях с острыми носками и глядит на Лешку широко открытыми, восторженными глазами, тоже не веря, что это его давняя знакомая.
- О-о-о, мисс Льешка! - изумленно восклицает он. - Я писал вас Пьятьиморьск… Изучал рашэн языка… Приехал университет, на шесть месьяц, аспирантур-физик… Обмен наука…
Жаль, что он еще плохо знает русский язык, а то сказал бы ей: "Вот так бетонщица, вот так рабочий класс! А я-то хотел специально проехать в Пятиморск, найти вас…"
Но Чарли, продолжая ошалело пялить глаза, бормочет:
- Итс дификалт ту белив!
И потом по-русски:
- Строитель?
- Химик, - отвечает Лешка.
- О-о-о! Конджиниэл сфир.
Он, наверное, имел в виду свою область - физику.
В Большую химическую аудиторию Лешка вбежала раскрасневшаяся, в приподнятом настроении.
- Хелло, мисс! - приветствует ее издали Кодинец.
И этот называет ее мисс, но как пошло, нелепо звучит такое обращение в его устах.
Кодинец подсаживается ближе, пренебрежительно кривит толстые губы, отчего темная полоска усиков змеится. Он сейчас чем-то напоминает Лешке Иржанова.
- Эксель-моксель, - говорит он свое излюбленное. - Вызывали в деканат. Объяснили, что я способный.
Ах ты ж, чертов Директор Бродвея, шалопай несчастный - ему объяснили. А сам он пропускает занятия, отлынивает от семинаров, коллоквиумов. Лешка обрушила на него свой гнев, сказала, что думает о нем, бессовестном человеке, и о тех, кто не горит, а тлеет.
Кодинец озадачен - какая муха ее укусила?
- Да тебе-то что до моих дел?
- Как - что? - сердито краснеет Лешка.
Она рассказывает ему о Чарли, о встрече с ним в Пятиморске и сейчас.
- Понимаешь, Игорь, как они смотрят на нас? Чего ждут? Щедрой души! Или ты думаешь, корчагинские времена прошли? Ты ведь на октябрьской демонстрации отказался транспарант нести - руки у тебя, видишь ли, мерзнут! Эх, ты-ы-ы!
Это "эх, ты-ы-ы" произнесено с таким сожалением, презрением, укором, что Кодинец скисает. И потом она его назвала просто Игорем. Все: "Гарик", "Директор Бродвея", "Кодинец", и только эта девчонка - Игорем.
- Ну что ты так кипятишься? - бормочет он. - Поднажмем. Все в наших руках.
Лешка добреет:
- И в голове! - весело говорит она, согнутым пальцем постукивает Кодинца по темени.
- Точно, - добродушно соглашается Гарик. Он вообще легко соглашается и не обидчив.