Данило Романович оказался книголюбом, правда книголюбом не совсем обычным. Он признавал только те произведения, в которых рассказывалось о необычайных приключениях, о трагических событиях, о жизни физически и нравственно сильных людей, умевших прорываться через любые преграды к намеченной цели. В раздобывании таких книг Данило Когут был поистине неутомим. Собранная им библиотека с трудом размещалась на шести полках, тянувшихся вдоль всей стены во второй, чистой комнатке его домика на шестьсот второй версте. Полозов, знакомясь с библиотекою Когута, отметил про себя, что среди годовых комплектов "Всемирного следопыта", "Мира приключений", "Вокруг света", "На суше и на море", на полках стояло много таких книг, названия которых Иван даже не слыхал. Скоро Полозов узнал, что в адрес Когута часто приходят посылки с книгами, что Даниле Романович из глуши вятских лесов сумел завязать крепкое знакомство с букинистами Москвы и Ленинграда.
Данило Романович не хранил свои литературные богатства под спудом. Все, кто работал на станции могли брать у него книги. Правда, любителей чтения было мало. Книгами Когута изредка пользовались только сам начальник станции бывший дворянин Жеребцов, да мечтательный юноша Станислав Кабелко, родом белорус, но из романтических побуждений придумавший себе аристократических польских предков. Эти мифические предки в свое время сильно заинтересовали Могутченко. Но, выяснив правду, начальник отдела пренебрежительно махнул рукой:
- И с чего бы это посконного дурака к сиятельствам потянуло? Для девок, что ли? Нехай брешет, когда ему то любо, аристократ свинячий!
Неизвестно каким образом, но случайно обретенное начальником отдела прозвище получило известность, и золотушный, мечтательный юноша на долгое время превратился в "свинячего аристократа", объединявшего в своем лице сразу три должности: начальника, весовщика и сторожа багажного отделения. Кабелко обычно читал мало. Все свои свободные часы он посвящал ухаживанию за двумя перезревшими дочками Жеребцова, терзаясь сомнениями, на которой из них остановить свой выбор. Время от времени оскорбленные нерешительностью вздыхателя, обе девицы давали ему дружный отпор. И тогда, оставшись на несколько вечеров в одиночестве. Кабелко с горя искал забвения в литературе.
Зато Иван Полозов с первых же дней близкого знакомства с Когутом стал ревностным читателем его библиотеки. Книги интересовали его больше, чем сам Данило Когут и даже Галя.
До этого Иван, успевший проучиться всего полторы зимы в сельской школе, не подозревал, что о разведке и контрразведке могло быть написано столько книг. Сейчас он глотал их одну за другой, соглашаясь или не соглашаясь с выводами авторов, но всегда приходя в ярость от того, что о советской контрразведке ничего путного еще не написано. "Что за сволочной народ эти писатели,- не раз думал Иван, закончив очередную книжку.- О разных Джеках да Чарли разводят муть, а вот как Степка Петухов защучил колчаковского офицера связи - написать не могут. А ведь у Степки-то покруче получилось. Да и не из-за денег, не из-за наследства парень на пули лез".
Читая взятые у Когута книги, Иван заметил, что Данило Романович все их прочитывал от доски до доски. На полях корявым почерком Когута были начертаны краткие, но энергичные оценки вроде "парень-то башковитый" или "хитро придумал", "ну, уж это хреновина!" Вначале Полозова забавляли эти краткие сентенции, но они попадались почти на каждой странице и в конце концов Иван перестал обращать на них внимание.
Иван читал все книги подряд, но интересовался больше всего теми произведениями, в которых борьба шла не из-за денег или власти, а из-за каких-либо более высоких ценностей, таких, как верность долгу, отмщение обидчику или уж, на худой конец, любовь к девушке.
Вот и сейчас Иван лежа раздумывал, не пойти ли ему к Даниле Романовичу. Говорили, что сегодня в адрес обходчика пришла посылка с книгами, и Полозову хотелось взглянуть на новинки.
- Пойду!- решил он и поднялся с постели. От ставшего уже привычным недомогания не осталось и следа. Голова была чистая, в висках не ломило и даже пробитое бандитской пулей плечо совсем не ныло.- Пойду на часок. Проветрюсь и книжку заменю.
Полозов оделся, вытащил из-под подушки наган, сунул его в рукав полушубка и вышел из комнаты.
- Я буду на шестьсот второй,- сказал он уже вернувшемуся с развода Козаринову.- Если что, позвоните...
- Идите, не сомневайтесь, товарищ командир,- козырнул в ответ отделком.- Все будет в порядке.
В распоряжении Полозова была дрезина, но в морозный светлый вечер не хотелось возиться с выводом ее на линию. После многих часов лежания в душной казарме холодный воздух бодрил Ивана. Да и пути-то было всего одна верста.
Иван размашисто зашагал вдоль рельсов к семафору. Он шел, глубоко вдыхая свежий морозный воздух, чувствуя, как весь наливается силой, что здоровье действительно вернулось.
Сразу же за семафором начинался железнодорожный мост, совсем небольшой, всего в три коротеньких пролета. Здесь, путаясь между холмов, зверея только в весеннее половодье, маленькая речушка Пижанка в течение многих веков вырыла глубокий, с отвесными берегами овраг. Шагая по узкой дощатой дорожке вдоль перил, Иван невольно подумал о том, сколько тысяч поездов остановилось бы в пути на всем протяжении от Москвы до Владивостока, если бы до этих гранитных устоев и стальных ферм дотянулась рука врага. Но, гарантируя сохранность моста и безопасность пролетающих по нему эшелонов, впереди зачернела фигура часового.
"Кто сегодня на посту?- вгляделся в темную фигуру Иван.- Кажется, Леоненко".
На посту и в самом деле стоял Леоненко. Чернявый коренастый украинец встретил и проводил командира взвода неторопливым поворотом головы и добродушной улыбкой. "Здоров, чертяка,- с легкой завистью подумал Иван, откозыряв часовому.- Ничего. Скоро и я наберу полную силу".
В сотне сажен за мостом полотно дороги выходило на высокую насыпь и, полого загибаясь влево, скрывалось в лесу. Куда бы с этой высокой насыпи Иван ни кинул взгляд, всюду чернел лес. Только узенькая полоса отчуждения да ничтожная площадка под станцией и складами были отвоеваны у густохвойных великанов. Отвоеваны ли? Ведь и на самой станции, около вокзала, пакгаузов и жилых помещений высятся эти гиганты. Лес словно отпрянул от станции, а затем, подумав, послал вперед своих самых стойких разведчиков, понаблюдать, чем заняты, над чем копошатся люди, осмелившиеся ворваться в самую средину лесной державы.
Вот и жилище обходчика шестьсот второй версты. Иван остановился на гребне высокой насыпи. Значительно ниже его, в котловине, на небольшой поляне приютился домик Когута. Два окна освещены. Данило Романович, проводив вечерний скорый на Москву, сейчас, конечно, готовится к любимому своему занятию - чаепитию. Галина, наверное, хлопочет у самовара, заваривая погуще, "с деготьком", как говорит старый Когут.
Полозов сбежал по крутому откосу насыпи. Хорошо натоптанная тропинка проходила под самыми окнами и, завернув за угол, упиралась в дощатые ступени крыльца. Дальше было все как в тысячах других жилищ путевых обходчиков. Слева, в глубине двора, стояла банька, правее - хлев, дровяник и погреб. Посредине двора - колодец с воротом, по-хозяйственному убранный под дощатую шатровую крышу. А все это стандартное казенное обзаведение с трех сторон окружала стена стволов и хвоистых ветвей. Двор Когутов был просто врублен небольшим квадратом в густой, подступивший к полосе отчуждения, лес.
Иван по привычке без шума вошел в тесовые сени и удивленно остановился. Дверь в комнаты была полуоткрыта. Полозов знал, что Данило Романович, способный целый морозный день в одной рубашке колоть на дворе дрова, в комнатах любит тепло и даже жару. А тут на тебе! На улице градусов двадцать, а дверь чуть не настежь. Иван хотел уже окликнуть хозяев, когда до него донесся взволнованный голос Галины.
- Да чем так мучиться, лучше выкинуть им все и дело с концом. Пусть подавятся.
- Такие не подавятся,- ответил жене Данило Романович, и Полозов почувствовал в голосе Когута растерянность.- Нельзя им, Галя, отдавать наше. Тогда у них на руках все карты будут.
- Опять уезжать будем?- с легкой дрожью в голосе сказала Галина.- Куда, теперь?
- Никуда,- отрезал Данило Романович.- Ты ловко сообразила, куда спрятать. Только ты да я знаем, где что.
- Извести тебя могут...
- Шерстью не вышли. Что я теленок, что ли? Да и какая им от этого польза. Ведь я все могу в могилу унести.
- Ну так возьми и расскажи все Полозову или съезди на Узловую к Могутченко, пусть посодействует. Или в Москву стучись.
- Думал я об этом, Галя, да ведь как на это посмотрят? А там и моя судьба похоронена. Хоть облыжная, а похожая на правду. От такой штуки у любого голова закружится.
Разговор очень заинтересовал Полозова, но оставаться дальше незамеченным было нельзя. В комнате, словно почувствовав присутствие постороннего, замолчали. Затем послышалось постукивание деревяшки, видимо, Данило Романович решил закрыть дверь. Поэтому хлопнув сенною дверью, Иван притопнул ногами по полу и даже выбил что-то вроде чечетки, словно сильно прозяб на морозе.
- Гей, хозяева!- весело окрикнул он.- Чего дверь-то не закроете, не лето!
- А, Иван Дмитриевич!- отозвался из комнаты Когут.- Догадался, что ты вот-вот заявишься. Заходи, заходи, чаевничать будем.
Иван вошел в переднюю комнату и плотно закрыл за собою дверь.
- Хорошо, что пришел,- суетился около него Данило Романович.- Прислали мне кое-что, сейчас покажу. А дверь-то мы отворяли от дыма. Галя самовар разжигала щепками, труба-то возьми и упади, язви ее... Полна комната дыму была.