Тройка бежала ровно, оставляя за собой улицу за улицей. Вот и окраина. Впереди виднелась прямая, точно стрела, дорога. Поднявшись на ноги, Устинья задорно взмахнула кнутом и крикнула:
- Голуби!
- Устя! Ошалела, что ли? Мне ведь земского везти надо, - придерживаясь за облучину, заорал Елизар.
- Подождет. Эй, милые, пошевеливай! - точно пропела Устинья.
Откинув голову под дугу, коренник помчался во весь опор. Рядом, расстилая по ветру пышные гривы и хвосты, красиво изогнув шеи, летели пристяжные. Азарт гонки передался и старому ямщику.
- Дай вожжи, - стремительно отстранив дочь, он подался корпусом на облучок.
- Грабят! - завопил он дико.
Устинья со смехом откинулась в глубь кошевки.
Прогнав еще с версту, Елизар завернул взмыленных лошадей обратно.
Девушка вышла из кошевки возле квартиры земского.
"Эх, парнем бы тебе родиться", - подумал Елизар, глядя вслед дочери.
Устинья, раскрасневшаяся от быстрой езды, вошла в магазин. Выбирая нитки, почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Повернувшись вполоборота, увидела стоявшего недалеко от прилавка юношу, одетого в черный полушубок. Поправив платок, девушка поспешно рассчиталась за нитки и, сбежав с крыльца, торопливо зашагала по улице.
На рождественских святках в дом Батурина ввалилась толпа ряженых. Они со смехом вытащили из-за стола Епифана и Устинью и стали кружить по комнате. Заиграл гармонист. В избе зазвучала уральская "Подгорная".
Моя милка семь пудов,
Не боится верблюдов… -
выделывая коленца, ухал один из ряженых. Взмахнув платочком, Устинья вышла на круг.
В Марамыше девки - мыши,
А в Кургане - кургаши,
А в Кургане - кургаши,
У нас на горке хороши… -
задорно пропела она и, остановившись перед "стариком", пристукнула каблуками и игриво повела плечом. Тот погладил кудельную бородку, вышел на круг и поклонился. Елизар вопросительно посмотрел на жену. Улыбнувшись, та шутливо погрозила ему пальцем.
- Вижу, и тебе, старый дуралей, поплясать охота. Куда уж нам, - проговорила она, - отошло, видно, времечко.
Подперев щеку рукой, мать ласково смотрела на танцующих. Дочь плавно прошлась раза два по кругу, на какой-то миг замерла, затем, гордо откинув голову, под торопливые звуки музыки дробно застучала каблуками:
Мой-то милый долговязый
Только веники вязать.
Провожал меня до дому,
Не сумел поцеловать.
За ней, отбивая чечетку, отчаянно хлопая руками по голенищам сапог, мелко закружился "старик".
Девушки, красуйтеся,
Да в бабью жизнь не суйтеся…
- Ух! - танцор взлетел вверх, вихрем закружился возле девушки.
Елизар, не утерпев, крикнул сыну:
- Епифан! А ну-ка нашу, горянскую!
Парень не спеша вышел на круг, посмотрел на сестру, поправил чуб, яростно грохнул коваными каблуками об пол и стремительно закружился. Лихой, веселый гармонист, склонив голову на плечо, с увлечением растягивал меха. Теперь плясали все ряженые.
- Пошли, мать! - Елизар подошел к жене и погладил бороду.
- Ну тебя к лешакам, не дури, - отстранила его та рукой. - Пусть пляшут молодые.
Наконец, ряженые высыпали на улицу. Епифан с Устиньей вышли их провожать. У ворот ее задержал "старик". Выждав, пока толпа скроется за углом, прошептал на ухо:
- Приходи завтра вечером на мост.
- Стану я к какому-то старику бегать, что мне, горянских ребят мало, что ли? - улыбнулась Устинья.
"Старик" поспешно стянул с себя бороду. Девушка смутилась: перед ней стоял тот незнакомый парень, которого она не так давно встретила в магазине.
- Придешь? - юноша с надеждой посмотрел на Устинью.
- А вы чьи будете? - спросила она несмело.
- Фирсов Сергей, может, слыхала? Наш дом стоит на площади.
- Знаю… С городскими мы не водимся, наши ребята не любят их.
- А мне какое дело, лишь бы ты меня любила, - Сергей сделал попытку обнять девушку, но та, упираясь локтями в его грудь, строго сказала: - Ишь ты, какой прыткий! Догоняй-ка своих, а то отстанешь.
- Придешь?
- Спрошу у тятеньки, - рассмеялась Устинья и, вырвавшись от Сергея, поднялась на крыльцо. Наклонившись на перила, долгим, внимательным взглядом посмотрела на юношу.
- Приду, - чуть слышно прошептала она.
ГЛАВА 5
Следующий день тянулся томительно долго. С утра Устинья вызвалась съездить с Епифаном за сеном, помогла сметать сено на крышу и вечером, подоив корову, ушла в светелку. Долго смотрела в висевшее на стене небольшое зеркальце, разглядывая смуглое, как у отца, лице с тонкими дугообразными бровями, темно-карие глаза, красиво очерченные губы. Откинув со лба прядь каштановых волос, улыбнулась, обнажая ряд ровных зубов. Оглядев мельком статную фигуру, стала одеваться. Выйдя за ворота, торопливо зашагала к мосту. На перекрестке двух улиц, где жили пимокаты и горшечники, ее остановил оклик.
Оглянувшись, Устинья увидела Осипа Подкорытова, поспешно идущего к ней.
- Устя, постой, - рослый, широкоплечий здоровяк, лихо сдвинув на затылок шапку, не здороваясь, хмуро спросил: - Куда пошла?
- А ты что за допросчик? - девушка гордо посмотрела на парня. - Куда хочу, туда иду.
- В слободку? - продолжал расспрашивать тот.
- А хотя бы и туда, тебе какое дело?
- Устя, если узнаю, что ты водишь компанию с городскими, пеняй на себя.
- Больно-то мне нужны они, - ответила та сердито и, слегка двинув плечом парня, шагнула вперед.
- Постой. У вас вчера ряженые были?
- Были, да сплыли.
- Епиха шибко хвалил там одного плясуна, поглядеть бы его охота, - сказал Осип загадочно и сжал губы.
- Приходи в церковь на паперть, покажу, он там с кошелем стоит, - сдерживая смех, ответила Устинья.
- Устя, если что узнаю, вот те крест, худо будет! - снова пригрозил Подкорытов.
Лицо девушки залил румянец.
- Ты не пужай, не пугливая, - круто повернувшись, Устинья поспешно зашагала к слободке.
Осип несколько минут постоял неподвижно. Заметив бегущую собаку, от злости запустил в нее камнем.
Устинья приблизилась к мосту. Солнце только что спряталось за увалом, окрашивая в розовые тона редкие облака, плывущие на север. Сверкала макушка соборного креста, и в тихом вечернем воздухе уныло бумкал церковный колокол. Выждав, пока пройдут подводы по мосту с хлебом, девушка перешла на другую сторону и неожиданно столкнулась с Сергеем.
- Устинька, - юноша взял ее руку, - а я думал, что не придешь.
Зарумянившееся лицо девушки выдавало радость.
- Замешкалась маленько… - вспомнив разговор с Осипом, она нахмурилась.
- Тебе никто не помешал? - заметив ее волнение, спросил Сергей.
- Нет, - неопределенно протянула девушка и, улыбнувшись, спросила: - Ноги не болят после вчерашней пляски?
- Хоть сейчас готов плясать, - весело ответил юноша и взял Устинью под руку. - Походим немножко? - Свернув с моста, они направились в один из переулков.
Над дальним бором выплывала бледная луна. На узкую улочку легли сумрачные тени. Выбрав одну из скамеек у ворот небольшого дома, Сергей с Устиньей опустились на нее. Девушка смотрела на звезды, которые то исчезали на небе, то появлялись вновь. На душе было легко и отрадно. В переулке послышался скрип снега, шаги. Устинья поправила платок и отодвинулась от Сергея.
Прошел какой-то парень и, пристально посмотрев в лицо девушки, неожиданно повернул обратно.
- Пора домой, - беспокойно сказала Устинья и поднялась.
- Кто это? - спросил Сергей.
- Наш горянский, Федотко, дружок Осипа.
- А кто такой Осип?
Устинья замялась.
- Парень один… мой ухажер, - улыбнулась она через силу.
- Ну, а ты?
- Не по душе он мне, - глаза Устиньи встретились со взглядом Сергея; Фирсов неожиданно обнял ее.
- Люб я тебе или нет?
- Не спрашивай, - тихо ответила девушка. - Хорошо мне с тобой. Так бы и просидела до утра. Вот только боюсь, как бы тебя не встретили кольями наши горянские ребята. Пойдем лучше стороной.
До дома Устиньи прошли задними улицами.
- Погоди маленько, - девушка скрылась на минуту во дворе и вынесла пятифунтовую гирьку на ремешке.
- Вот тебе оборона, тятин кистень. А то, может, переночуешь у нас в малухе?
Сергей отрицательно покачал головой.
- Нет, пойду. А гирьку возьму на всякий случай, может, пригодится, - и, помолчав, спросил тихо: - Где встретимся?
- Приходи на неделе. У нас девушки будут прясть, брату я скажу… да, пожалуй, он придет за тобой. Бойся Федотки, он, наверно, уже сказал Осипу, и ждут где-нибудь.
Сергей сделал попытку поцеловать Устинью, но та ловко вывернулась и закрыла калитку на крючок.
- Спокойной ночи.
Пимокаты и горшечники ложились спать рано, берегли керосин. Прислушиваясь к тявканью собак, Сергей прошел уже половину улицы. За углом крайней избы заметил двух человек, притаившихся за штабелем бревен, лежавших на берегу реки. Сергей почувствовал прилив сил, буйную радость предстоящей драки и смело шагнул к штабелям.
- Здравствуйте вам, разрешите прикурить, - услышал он насмешливый голос. Коренастый Федотко загородил дорогу, За ним стоял второй парень, лицо которого Сергей не мог рассмотреть. "Наверно, тот и есть Осип", - промелькнуло в голове.
- А ты ослеп, что ли, видишь, не курю. Если надо, прикуривай у приятеля. Отойди с дороги, - сказал он решительно.
- Ох, как вы меня напугали, шибко я боюсь!
- Хватит тебе с ним толковать, дай ему по загривку!