Посасывая трубку, унтер поглядывал на молчаливых мужиков, понуро сидевших на возах.
- Прибавят купцы или не прибавят? - гадали хлеборобы. - Староста с налогами покоя не дает. Лавочнику платить надо…
- Вот ведь не выходит! Чаевничает, а тут жди. Время-то какое, на пашне бы надо быть.
- Почем? - прервал речь крестьянина незнакомый человек и, запустив руки в пшеницу, стал разглядывать крупные зерна.
- Сорок копеек, - неуверенно ответил мужик.
- Сыровата. Даю без двух. Степан больше тридцати пяти не даст, - говорит купец, отрывая листок из своей книжки. - Вези вон туда, - показал он на новый дом Фирсова.
Обрадованный крестьянин взялся за вожжи.
- Продал? - спросили его с соседнего воза.
- По тридцать восемь за пуд, - направляя коня на дорогу, ответил тот. Вскоре длинный ряд подвод потянулся к каменной кладовой Никиты Фирсова.
Унтер вскочил на ноги, поспешно спустился со ступенек крыльца. Увидев нарушителя базарных порядков, твердым солдатским шагом направился к нему.
- По какому праву?! - спросил он, грозно хмуря седые брови.
Из-под стеженого картуза на Скачкова блеснули глаза с хитринкой.
- Кто есть такой? - наступает на него унтер. - Почему без спроса хлеб покупаешь? - усы Скачкова топорщатся. - Тягаться со Степаном, шушера, вздумал? А?
- Коза с волком тягалась, рога да копыта остались. Хи-хи-хи! - захихикал новый купец. - Вот тебе загадка: сидит дед во сто шуб одет, кто его раздевает, тот слезы проливает. Не отгадал? - И, похлопав Филата по плечу, сказал ласково: - Не мешай, служивый, на хлебном базаре Никита Фирсов объявился.
ГЛАВА 3
Во двор Фирсовых зашел незнакомый человек, одетый в старый пиджак, в прорехах которого виднелись скатанные клочья серой ваты. Ноги обуты в порванные бахилы, из которых торчали грязные пальцы и концы портянок. Кудлатую голову прикрывала монашеская скуфейка. Был он широк в плечах, могуч. Окинув взглядом окна верхнего этажа, он уселся на ступеньки крыльца. В доме Фирсова после обеда все спали. Лишь на кухне гремела посудой недавно взятая из деревни стряпка вдова Мария Сорокина. Увидев бродягу, она закрыла дверь на крючок.
"Варнак, наверно. Ишь, рожа-то как у разбойника. Как бы не стащил что, - пронеслось у нее в голове. - Проньку лешак на сеновал затащил, дрыхнет, турнуть этого мошенника некому". Прислонившись к подоконнику, Мария стала наблюдать за монахом.
Тот зевнул и, перекрестив рот, не торопясь вынул из кармана холщовых брюк берестяную коробочку. Постучал пальцем по крышке, открыл и, захватив щепоть истертого в порошок табаку, со свистом втянул его в широкие ноздри приплюснутого носа. Смахнув с усов зеленую пыль, раскрыл рот, с наслаждением чихнул.
Проходивший недалеко от крыльца петух с испуга подскочил на месте и сердито покосился на бродягу. Чихнув еще раз, тот спрятал коробочку и передвинулся в тень.
- Во здравие чихаете, - сказал с усмешкой вышедший на крыльцо Никита Захарович.
- Благодарствую, - пробасил тот и не спеша поднялся на ноги. - Вы и есть владыка дома сего?
- Что нужно? - сухо спросил Фирсов.
- В писании сказано: просящему дай, от хотящего не отвращайся… Живот мой пуст, как турецкий барабан. Покорми.
Никита Захарович с любопытством посмотрел на монаха.
- Кто такой?
- Аз есмь человек, - уклончиво ответил тот и, помолчав, добавил с деланной грустью: - Лисицы имеют норы, птицы - гнезда, а человеку негде приклонить голову.
- Ты что, из духовного звания?
По лицу незнакомца пробежала легкая тень.
- Челябинской епархии бывший дьякон. Окончил духовную семинарию, знаю латынь и бранные слова на всех языках мира.
- Служил? - продолжал расспрашивать Фирсов.
- В Косулинском приходе. За усердное поклонение Бахусу, за совращение сорокалетней отроковицы, сиречь блуд, вылетел из церковного лона, - весело ответил пришелец.
- Имя?
- Никодим Федорович Елеонский, имею от духовной консистории направление в чертоги Вельзевула и гражданский паспорт. - Расстрига вытащил из-за пазухи помятый документ и подал его Никите.
- Ладно. Скажи стряпке, чтобы покормила, я скоро вернусь, - отрывисто бросил Никита и поднялся наверх.
"Этого кутейника надо поближе посмотреть. Может, пригодится, - подумал он. - Андрей не торговец, Сергей еще молод. За мельницей смотреть надо, да и с хлебом забот немало. Одному не управиться. Пускай поживет, посмотрю. Для испытки пошлю сначала на мельницу, а потом с Сергеем на ярмарку в Троицк".
Через полчаса Фирсов спустился вниз, но расстриги на кухне не было.
- Подала ему миску щей, калачик положила - смял, исшо просит. Давай, говорит, красавица, мечи, что есть в печи. Подала каши - съел, перекрестил лоб, выпил полтуеса квасу, сгреб подушку и ушел, - пожаловалась Мария хозяину.
- Куда? - поспешно спросил Никита.
- В кладовку спать. Я ему кричу, что там кринки с молоком стоят, а он: "Наплевать мне, говорит, на твои кринки, что я кот, что ли? Не вылакаю. А хозяину скажи, чтоб меня не тревожил. Высплюсь - сам приду".
- Ладно, пускай дрыхнет, - махнул рукой Никита. - Проснется, пошли ко мне.
Через час, сопровождаемый любопытными взглядами домочадцев, Елеонский, вместе с хозяином, вошел в маленькую комнату, которая служила Фирсову кабинетом.
- Вот что, Никодим…
- Федорович, - подсказал тот.
- Никодим Федорович, дело, как ты знаешь, у меня большое. Надежных людей мало. Поживи пока у меня. Поглянемся друг другу - поведем дело вместе. А как начнешь дурить - пеняй на себя, не маленький. Сколько лет?
- Сорок восьмой, - ответил расстрига. - Вот только… как насчет моих риз? Ветхие стали, - сказал Никодим, оттянув рукав грязной рубахи. - Правда, - продолжал он, - в писании бо сказано: "Что смотрите на одежды свои? Поглядите на полевые лилии, как они цветут, не ткут, не трудятся", - расстрига усмехнулся и почесал грязной пятерней затылок. - Насчет лилии сказано правильно. А в жизни бывает так: оделся в пальто с котиковым воротником - Иван Иванович, а в рваную шубенку - Ванька сукин сын.
- Ладно, сегодня же получишь новую одежду. В баню сходишь, - перебил его Никита, глядя на руки Никодима. - Жить будешь во флигеле. Там одну половину занимает мой старый приказчик, вторая - свободна. Ты семейный?
- Вдов, - Елеонский опустил голову и вздохнул, - через это и свернул с пути праведного…
На следующий день Мария, увидев расстригу, ахнула. Никодим был одет в просторную гарусную рубаху, опоясанную крученным из шелка поясом, в плисовые шаровары и новые яловые сапоги со скрипом.
- Ну вот, теперь на человека похож, - оглядывая будущего помощника, сказал довольный Никита и повел расстригу к семье.
Двухэтажный дом Фирсова имел несколько комнат. Наверх шла узкая витая лестница, которая выходила на женскую половину дома - к Василисе Терентьевне. Нижний этаж разделяла каменная стена: кухня и небольшой закуток для работницы - слева, просторная кладовая, где хранилось хозяйское добро, - справа.
Со двора вход в кладовую закрывался низенькой массивной дверью, висевшей на кованных из железа петлях.
Парадное крыльцо было выложено плитами чугунного литья. Широкая лестница с блестящими, покрытыми лаком перилами поднималась на веранду.
Никодим вместе с хозяином вошел в столовую и бросил беглый взгляд на обстановку. Стены были оклеены голубыми обоями, над столом, накрытым белоснежной скатертью, опускалась массивная люстра с позолоченными купидонами. По углам и возле окон стояли кадки с фикусами, олеандрами.
- Прошу любить и жаловать - моя старуха, - кивнул Никита на сидевшую за самоваром жену, - большая чаевница.
- Значит, мне компаньонша, - Елеонский сделал учтивый поклон хозяйке и подал ей руку.
- А это мой младший сынок, - показал Фирсов взглядом на стройного юношу, который был занят разговором с миловидной девушкой, по-видимому, сестрой. Сергей поднялся со стула.
- Достойный представитель дома сего, - оглядывая молодого Фирсова, произнес расстрига. - Ну, будем знакомы, - и энергично пожал руку Сергея.
Никита повернулся к девушке.
- Дочь Агния.
Девушка неохотно протянула руку. Ее губы дрогнули в чуть заметной усмешке, и, свысока оглядев гостя холодными красивыми глазами, она повернулась к брату.
"Пустоцвет", - подумал недружелюбно расстрига и опустился на стул.
Сергей украдкой поглядывал на пришельца.
Выпив три стакана чаю, Елеонский простился с хозяевами и ушел к себе во флигель.
- Кто это, папа? - спросил Сергей.
- Бывший дьякон. Окончил духовную семинарию. Мой будущий помощник, - барабаня пальцами по столу, ответил отец.
- А я думал, конный прасол.
- Настоящий опричник с картины. Ему бы с алебардой стоять у лобного места, - поморщилась Агния и добавила: - Лицо как у Малюты Скуратова.
- Да, пожалуй, этот дядька если давнет кого, дух вылетит, - Сергей подошел к отцу. - Где ты его взял?
- Сам пришел. Да в таком виде, что срамота смотреть.
- Пьет, наверно? - заметила Василиса Терентьевна.
- Похоже, гулеван, - ответил Фирсов, - посмотрю, что будет из него. Думаю отправить его на первых порах на Тобол: с подвозом хлеба стало плохо. - Поднявшись со стула, Никита зашагал по комнате. Неожиданно остановился, круто повернулся к сыну и отрывисто спросил:
- Где вчера был?
Сергей опустил голову.
- Идите! - кивнул женщинам Никита.
Василиса Терентьевна и Агния торопливо убрали посуду со стола и закрыли за собой дверь.
- Что молчишь? Отвечай!