Андрейка потянул руки к апельсину. Через оледенелые стекла окон пробивался рассвет, и апельсин засветился солнечным боком. Андрейка, выросший в студенческом общежитии, в годик привезенный на прииск, не знал апельсинов. Но безошибочно протянул ручонки к этому слитку.
"В один момент открыл! - удивился Женя. - Будто кто подсказал ему, что это не камень, а плод!" Какие добрые силы подталкивают его к апельсину? И сколько за один только день открывает ребенок?! И почему эта детская способность открывать новое исчезает по мере роста человека? Сам-то мир остается не менее загадочным, чем в детстве. Только теряется та способность к открытиям. Не оттого ли это происходит, что человек слишком полагается на свои аналитические методы и мало прислушивается к мелодиям, что звучат в природе!
Забыв о малыше, Женя шагал по комнате и думал об интуиции, об озарениях человеческой души, и все ли удачи ученых объяснимы с точки зрения логики. Вспомнился и Журкин со своим понятием случая. У Гарьки получалось по-журкински.
Андрейка не дал ему закрутиться в лавине вопросов. Малыш заканючил сильнее: Женя впопыхах поднес ему неочищенный апельсин.
Андрейка впился в шкуру плода своими редкими зубами, сморщился, но не бросил. Тогда Женя взял у него апельсин, надкусил верхушку и очистил от кожуры.
- Дай-дай!.. Папа-а-а!..
Андрейка опять впился в мякоть своими розовыми деснами.
- Ешь, Андрейка, ешь, - покивал Женя. - Ты мне помог кое в чем разобраться...
И он стал рассказывать малышу о себе, будто беседовал со взрослым. Здравомыслие тоже бывает тормозом, особенно при рождении необычного. Поэтому он должен теперь помогать Гарьке в расследовании. Вполне может быть, что у Игоря в момент убийства был сильный взрыв в душе. Случилось нечто подобное, о чем говорил Гарька. Отец мог по пьяному недоразумению неправильно истолковать просьбу Куликова насчет Фениного плана. И Петр Васильевич в пьяном усердии собирался пристукнуть Феню. Нарвался же на сына! А Игорь теперь не хочет марать Куликова из благородства. И Куликов даже не знает, что от него зависит переквалификация преступления. И надо помочь всему неоткрытому открыться!
Рассуждая так на всю квартиру, Женя принялся варить манную кашу. Тут пришел врач, долговязый парень, из одежды которого и витимский мороз не мог вышибить запахи карболки. Парень быстро простучал и прослушал Андрейку. Ничего серьезного. Легкие чисты. Простудка. Бронхи. Полтаблетки аспирина, горчичники к ногам и сказку про Курочку Рябу. Особенно не кутать ребенка. Витаминная пища. Апельсины - очень хорошо! Где вы их только достали? Достаньте еще, если сумеете! Присесть не могу: много вызовов. До свидания.
После ухода врача Женя забегал по квартире. Он искал аспирин и горчичники в запасниках Лилии Ивановны. Потом прилепил Андрейке к розовым ступням горчичники и натянул на ноги шерстяные носки. А когда Андрейка взбрыкнул и заорал, стал носить его по комнате, рассказывать сказки и петь песни под гитару. Когда большая стрелка на будильнике передвинулась на нужный интервал, он снял горчичники, повесил Андрейке на грудь слюнявчик и начал кормить его кашей. Андрейка ел кашу плохо, выплевывал ее, крутился на коленях. Пришлось рассказывать про мальчика, который не ел кашу и остался маленьким-маленьким. Андрейка что-то уразумел и стал глотать манку.
Наконец серый пуховый платок Лилии Ивановны промелькнул под окнами. И только дверь распахнулась, Женя бросился к полушубку. Одеваясь, он объяснил Лилии Ивановне, как лечил Андрейку. И она в порыве благодарности стала рассказывать ему новости.
- Знаешь, история сегодня у нас была с Гарием Иосифовичем!
Здесь-то Женя не мог пропустить мимо ушей.
- Хотел он подписи собрать в защиту Игоря! - продолжала Лилия Ивановна со своей печальной улыбкой. - Да разве так делают?
- А что, не поняли? - буркнул Женя.
- Надо бы с каждым переговорить сначала по-человечески, - стала объяснять Лилия Ивановна. - А то - бух! - на большой перемене в учительской митинг! Да еще на Куликова стал нести, какой тот черствый да равнодушный. Тут ему Диана Степановна и сказала: "Проживи такую жизнь сначала, потом осуждай!"
- Он ее в старых девах оставил, а она его же под защиту берет, - вырвалось у Жени. - Не учительница, а раба божья!
- Ничего подобного, - взметнула розовый подбородок Лилия Ивановна. - Меня она отпустила, как видишь, раньше... А Гарию Иосифовичу я потом объяснила, в чем его ошибка...
- В том, что с вами вообще не нужно связываться! - выкрикнул Женя и бросился к двери. - Вы были бабы и останетесь!
На миг его остановил ослепляющий блеск зимнего дня, горло перехватил студеный настой, а ноги разъехались на ледяной нашлепке. Пришлось сменить сохатиный мах на мелкий шажок, воздух тянуть через ноздри и бежать трусцой.
В тени здания стало легче глазам. В вестибюле Женя вдохнул всей грудью и ощутил густой аромат табака: на совещание съехалось много народу. И в раздевалке не было свободного крючка.
Женя засунул шапку в рукав, а полушубок кинул на подоконник. И побежал по звонкой лестнице на второй этаж.
Дверь конференц-зала была распахнута настежь. Геологи, буровики, горнопроходчики сидели чинными рядами, голова за головой, как не привыкли в своей беспокойной жизни. Зал внимательно слушал Куликова, который подводил итоги по вопросу дальнейшей разведки открытого и предварительного опоискованного Шаманского рудопроявления.
Женя не пошел в зал - до свободного стула было не добраться. Он стал за дверью. Голос докладчика слышался хорошо, и сцену было видно через щель. Голова Куликова светилась на фоне темно-красного бархата трибуны и занавеса, словно тусклое солнце, и даже крупный лоб начальника управления Силищева, сидящего на председательском месте, не смотрелся так выразительно и высоко. А голос замначуправа гремел, точно ручей из-под завала.
- Таким образом, товарищи, перед нами встает ответственная задача эффективно разведать Шаман и в кратчайший срок сдать новое месторождение рудного золота, которое так необходимо сейчас нашему государству!
Шквал аплодисментов расшевелил разведчиков. Казалось, вот сейчас геологи сорвутся с мест, образуют круг, как около костра, и начнут высказываться по всем наболевшим вопросам, как умеют в тайге, от всей души, со всей страстью, со смаком и злыми солеными словечками. Но стулья в зале были привинчены к полу, а геологов приковала к стульям неведомая сила значительности происходящего. В штольнях света, пробивающегося между занавесей и штор на окнах, быстрей заискрились пылинки. Они напоминали пляшущих комаров, которые не кусаются. Производственно-техническое собрание заканчивалось чинно, как именины у бюрократа. "Неужели про Игоря не вспомнят сегодня? - раздумался Женя. - Неужто места ему не найдется в сегодняшнем разговоре?"
- Насколько велика потребность в нашем месторождении, - сменил наконец на трибуне оратора сам Силищев, - можно судить по тому факту, что нам отпущены средства, о которых мы так долго мечтали... И с завтрашнего дня вся геологическая группа начинает Большое Проектирование!
Снова раздались аплодисменты, но Силищев поднял руку, усмиряя ликующих геологов.
- Кроме того, - сообщил начальник управления, - нам предложено составить список первооткрывателей Шаманского месторождения... - Он обвел зал прицельным взглядом, точно засомневался, хорошо ли привинчены стулья к полу, и продолжал торжественным голосом: - Руководством управления решено рекомендовать как первооткрывателей следующих товарищей... Доцента Иркутского горного института Журкина Иллариона Борисовича, Куликова Матвея Андреевича, главного геолога нашего управления и большого патриота поисков коренного золота, а также народного судью Витимского нашего района, активного поисковика-любителя Лукина Дмитрия Гуровича.
Силищев прихлопнул свои бумажки ладонью и поднял взгляд за поддержкой. Зал ответил аплодисментами. Даже перед глазами Жени начали вспыхивать, словно белые ракеты, искристые пылинки. Фейерверк был полный.
- Товарищи, - обратился Силищев к залу, - если у кого-нибудь есть возражения или добавления, просим высказываться по этому списку...
- Все правильно! - раздались голоса.
- Нормально!
- Оставить одного Куликова!..
Женя вздрогнул, узнав бас Слона. Нет, здесь уже не до Игоря! В такой праздничной обстановке кто же вспоминает о неприятном. Во всяком случае, под занавес такое не оставляют. А может, Куликов еще встанет и скажет об Игоре, предложит составить обращение собрания к суду? Нет, не собирается! "Да он же оправдывает Гарькину характеристику! - хотел крикнуть Женя на весь зал. - Действительно, метасоматоз получается!" А ведь, кроме него, некому больше сказать про Игоря с высокой трибуны. И Куликов, может, сказал бы в другой раз, но сегодня... ведь в списке их трое. А из троих могут оставить двух или даже одного! Да, кажется, прав Гарька, ой как прав, получается. Где-то он там, впереди, сидит и тоже сейчас думает о Куликове. Так же, если не хуже. "Надо идти, пока не поздно, - решил Женя. - Попробуй потом объясни Гарьке, что руководство управления все равно не оставит своего бывшего поисковика без помощи коллектива, что Куликов наверняка обмозговывает какой-то план действий..." Нет, трудно объяснить это будет Гарьке: более подходящего момента для общественной коллективной защиты не найти!
И когда Женя решил отступить на лестницу, кто-то поднялся в первых рядах и откашлялся. Женя прильнул к щели и увидел всклокоченный хохолок Гарьки. Это был он, беда и выручка, Гарий Иосифович Наделяев.
- Товарищи, - засипел Гарька, - я здесь посторонний человек, но достаточно хорошо ознакомился с историей открытия и с людьми... И мне представляется, что вы как-то необыкновенно легко списали со счета некоторые фамилии. Например, старателя Чурсеева...