ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Степан Анатольевич Кучкин, мужчина низенький, невзрачный, но верткий и громогласный, а в некоторых случаях и волевой, подловил Киру на переходе между этажами. Он работал заведующим отделом технической информации, с Кирой по службе никак не смыкался, и то, что он кинулся к ней как к хорошей знакомой, она сразу связала со вчерашним разговором с Нателлой Георгиевной. Может быть, во время разговора он сидел у Нателлы Георгиевны под рукой, с него станется. Кучкин обладал способностью возникать неожиданно в тех местах, где его совсем не предполагали видеть и где его появление было нежелательно. В издательстве он имел двусмысленное прозвище "информатор". С одной стороны, в этом прозвище не было ничего обидного, его можно было напрямую связать с должностью Степана Анатольевича, но бывали случаи, когда оно приобретало зловещий оттенок.
- Какую-то коварную издевку судьбы я в этом вижу! - сказал Кучкин, поздоровавшись и изысканно поцеловав Кире ручку.
- В чем, Степан Анатольевич? - заранее готовно улыбаясь, спросила Кира.
- В том, что мы встречаемся в основном на лестничной клетке.
- А где же нам еще встречаться?
- Эх, почему я не длинноногий красавец с кудрями до плеч. Тогда вы, Кира, вряд ли задали бы мне такой каверзный вопрос. Ха-ха-ха! Чувствуете мой юмор?
- Ха-ха-ха! Еще бы!
Она сделала движение, чтобы идти своей дорогой - в столовую. Кира знала, что от Кучкина лучше всего отвязаться сразу и решительно; если втянешься в разговор, он так опутает - два дня будешь вспоминать и плеваться. Но Кучкин не дал ей так просто уйти, и это было еще одним доказательством того, что он заговорил с ней не случайно.
- Кира, вы хорошо знакомы с Петром Исаевичем?
- Тихомировым? Не больше, чем с вами. Он ведет редакцию культурной жизни. А что?
- Но вы про него слышали?
- А что я могла слышать?
Кира, конечно, слукавила. Про Тихомирова она много слышала. И не только она. С лица Кучкина сошло выражение озорной приязни, и оно стало предельно серьезным, даже с оттенком суровости. Чудно владел своим лицом Кучкин. У него было в запасе несколько выражений, которые он менял, как бы стирая тряпкой с доски меловые рисунки. Вот это выражение суровой озабоченности он обыкновенно принимал на собрании, если его выбирали в президиум.
- Совсем худо с Тихомировым, - сокрушенно заметил Кучкин. - Можно сказать, на глазах погибает человек. И даже, можно сказать, уже погиб.
Тихомиров в издательстве на глазах у всех погибал лет десять - это тоже все знали. Он пил горькую.
- А что с ним? - спросила Кира.
Из-под маски озабоченности, которую напялил на себя Кучкин, неожиданно выскочил бесенок азарта. Кучкин смутился - видимо, бесенок на секунду вырвался из-под его контроля, очарованный кристальной невинностью Киры. "Ну-ну! - подмигнул ей бесенок. - Уж мы-то с тобой прекрасно понимаем друг друга. Но ты здорово держишься, молодец!" Кучкин мгновенным напряжением бровей загнал бесенка в глубь зрачков.
- Знаете, Кира, так печально это наблюдать, как гибнет чудесный, умный человек. Вот она, трагедия русского необузданного характера. Как уж покатимся под уклон, так и не остановимся, пока дна не увидим. Вы согласны?
Теперь Кучкин, умело переступая, оттиснул Киру к окну и таким образом отрезал ей пути отступления. Редкие знакомые, пробегавшие мимо них в столовую, с удивлением оглядывались, видя эту идиллию - информатора Кучкина, интимно беседующего с издательской чаровницей Кирой Новохатовой.
- И вот что примечательно, - продолжал Кучкин, не дождавшись ответа. - Другому бы, веди он себя, как Тихомиров, сто раз шею намылили. А ему все сходит с рук. Обаятельнейший он человек, правда?
"Еще бы ему не сходило с рук", - подумала Кира. Дело в том, что Тихомиров, кроме того, что пил горькую и частенько буйствовал, приходился двоюродным братом директору издательства. Но и это не все. Тихомиров Петр Исаевич сам по себе был грозным и значительным человеком, как гора, к нему по пустякам и подступиться было боязно. И уж никак не собиралась Кира обсуждать его достоинства и недостатки с Кучкиным.
- Ой, извините, - сказала она поспешно. - Мне надо бежать. Мне же очередь заняли в столовой.
Вторично возник в очах Кучкина всеведущий бесенок. И даже больше не прятался.
- Кира, Кира, прелестница вы наша. Правду говорила про вас Нателла Георгиевна. Вы не только красивы и умны, но и похвально скрытны. Какое редкое для женщины качество. Особенно для наших трещоток. Ведь им ничего сказать нельзя, чтобы это сразу не стало достоянием общественности. Да еще перевранное стократ. Ха-ха-ха!
"Ого! - Кира внутренне напряглась. - Значит, я права, значит - Нателла Георгиевна. Но при чем здесь Тихомиров? О-о, в какую глубокую яму девушку заманивают!"
- Да что с вами, Кира?!
- Ха-ха-ха! Боюсь, суп остынет!
- Ну ступайте, ступайте, коварная девица. Надеюсь, со временем вы будете мне доверять больше.
От этого разговора остался осадок, как от выпитого прокисшего молока. Жила спокойно - так на́ тебе. Теперь думай, изворачивайся. А по какому поводу и с какой стати? Кира с утра не позвонила Нателле Георгиевне и не зашла к ней, оттягивала неприятную минуту, но, наверное, напрасно. Наверное, следует сразу поставить точки над "и", чтобы ее оставили в покое. И ведь сама виновата. Зачем лезла к матерой интриганке, зачем с ней хороводилась? Любопытной Варваре на рынке нос оторвали. Вот и тебе скоро оторвут. Товарищи предупреждали. Надо верить товарищам и коллегам, не считать себя умнее всех.
Она остановилась в дверях столовой. Арик Аванесян помахал ей из очереди рукой. Это было излишне. Его сверкающая черная шевелюра и яркое лицо издалека бросаются в глаза, как маяк. Рядом с ним тоненькая, светловолосая Лариска кажется блеклой березовой веточкой. Для Арика сегодня в столовой маленький кулинарный сюрприз - брынза в меню. Он себе взял две порции. Любит все солененькое восточный красавец. Устроились за столиком.
- Извини, Кира Ивановна, - сказал Арик. - Можем ли мы по-прежнему обращаться к тебе на "ты"?
- Ну чего Кучкин, чего? - Лариска от нетерпения чуть не облилась борщом. - Чего он от тебя хочет?
Кира загадочно молчала.
- Это не нашего, видать, ума дело, - заметил Арик. - Наверное, Кучкин открыл ей кучу государственных секретов. Кира Ивановна, извините меня за амикошонство, я больше не буду.
- Кирка, ты чего молчишь?! А ну говори немедленно, про что вы болтали?! Успеешь съесть свой борщ, он холоднее уже не будет.
- И все-таки, Кира Ивановна, обниматься на виду у всех с пожилым, хотя и заслуженным, человеком не очень прилично. Могут пойти кривотолки.
- Вас бы, остряков, на мое место, - сказала Кира. - Остановил на лестнице, чего-то расспрашивал. Я ведь с ним раньше двух слов не сказала. И так от него еще чесноком воняет - фу!
- О чем расспрашивал?
- Да ни о чем. Ерунду всякую нес.
- Может, от него жена ушла к другому? - предположил Аванесян.
- Кирка, не ври! - психанула Лариска. - Товарищ Кучкин никого и никогда случайно не останавливает. Ты это знаешь не хуже меня. Ну что у тебя за характер такой! Мы что - протрепемся, что ли?
- Может, от него жена ушла к другому? - глубокомысленно повторил Арик. - И он хочет взять Киру Ивановну на полный пансион... Девочки, попробуйте брынзы. Вы такой не едали. Я тоже не едал. Она изготовлена до нашего рождения. Кира Ивановна, вы на Ларку зла не держите, что она к вам пристает. У нее жизненного опыта нету. Ее надо простить.
У Аванесяна был зоркий, веселый взгляд, с соседних столиков все женщины на него пялились.
- Я правда не поняла, чего ему надо, - пробормотала Кира. - Зачем-то вспомнил Тихомирова. А что с Тихомировым? Что-нибудь новенькое отмочил?
- Родственники директора не отмачивают, а совершают, - поправил Арик, сделав испуганное лицо.
- Тихомиров? - задумалась Лариска. - А что Тихомиров? Я его вчера видела. Он теперь по издательству в домашних тапочках ходит.
- Вот за такие котлеты, - сказал Арик, - у меня на родине повара сварили бы в котле.
- Все же очень интересный мужчина Петр Исаевич, - мечтательно произнесла Лариска, разглядывая кусок котлеты на вилке. - Он мне в прошлом году сделал предложение.
- Вай, вай!
- Помнишь, Кир, я тебе рассказывала. А тебе я рассказывала, Арик?
- Расскажи еще разок.
- Напрасно иронизируешь. Ты на такие поступки не способен. Он мне предложил лететь с ним в Прибалтику. Золотые горы сулил. Мне его даже стало жалко. Он такой одинокий. Но что-то в нем есть настоящее, крепкое. Это мужчина, не тряпка!
- А Кучкин вам, Кира Ивановна, не предлагал ехать в Прибалтику? - спросил Аванесян. - Если от него ушла жена, он тоже теперь одинокий.
Обычный треп, милые лица приятелей действовали на Киру успокаивающе. Она уже сама собралась пошутить, да некстати вдохнула с избытком прогорклый кухонный запах, и мгновенно - о проклятье! - накатила на нее душная слабость. Сердечко обмерло, и тело покрылось легкой, покалывающей испариной. Страшно почудилось, сейчас потеряет сознание, некрасиво рухнет на пол - ноги торчком. Голова закружилась, и дыхание стало легким. Она отложила вилку, рассеянно улыбнулась Аванесяну. Он посерьезнел.
- Я тебе, Кира, еще раз повторяю, уж не сердись. Держись от них ото всех подальше. Это не твое. Ты не умеешь относиться к жизни поверхностно. Ты понимаешь меня?
- Понимаю, - отозвалась Кира. - Спасибо тебе, Арик!