Они сели на мелкий, приятно обжигающий тело песок, а копна тихонько отошла от берега, покружилась на месте и поплыла.
- Сережа, - Ирина привычным движением пальцев перебирала и заплетала косу, - когда я увидела в его испуганных глазах слезы, знаешь, о ком я подумала?
- Не знаю.
- О Соне.
- Странно…
- Веришь, Сережа, она чем-то похожа на этого зайца.
Сергей рассмеялся.
- А ты не смейся. - Она закручивала косу на голове, выгнув назад руки. - Соня несчастная, и мне ее жалко. Вчера она была у меня на дежурстве. Грустная, а в глазах слезы. Сказала, что с Виктором Грачевым не поедет.
- Почему?
- Смеется он над ней. - Ирина пришпилила косу и стала чертить пальцем линию на песке. - Это же не любовь, а одна насмешка. То обещал жениться и увезти с собой как порядочный, а теперь уже за другой бегает…
- Это в его манере.
- Бедная Соня!.. - Ирина загребла ладонью песок и тонкой струйкой рассыпала его по ноге - песчинки подпрыгивали и покрывали тело тонким серым слоем. - Рассказывает мне, а в глазах горе…
- Кого же Виктор завлекает?
- Нашел какую-то красавицу в Родниковской, - неохотно ответила Ирина, продолжая рассыпать песок. - Ты завтра поедешь в Родниковскую, вот и узнай, кто она такая…
- У меня там и без этого дела много.
- Сережа, а ты поговори с Виктором, - доверчиво заглядывая Сергею в глаза, сказала Ирина. - Как друг его.
- Эх, Иринушка, что с ним говорить! Дружба у нас что-то не клеится - на разных языках говорим.
- Хоть постыди его. - Ирина сжала в кулаке песок. - А то я с ним сама поговорю… по-своему, по-бабьему…
- И характер же у тебя!
- А какой у меня характер? - живо спросила Ирина, играя озорными глазами. - Говори: какой характер? Чего ж молчишь?
- В реку бросаешься без позволения. Волей-неволей и мне пришлось плыть… Раньше, когда ты была девушкой, этого я за тобой не замечал.
- Так то я была девушка!
- Я говорил, не плыви, а ты поплыла… Разве так жена поступает?
- Ой, Сережа, как тебе не стыдно! - Ирина жарко покраснела. - Это ж какой случай! Если б ты мне всерьез так сказал… А ты же шутишь? Да?
- Ну конечно, шучу. - Сергей положил руку на ее горячее от солнца плечо. - А вообще ты самонравная… Но суть не в этом. Скажи Соне, что мы ее в беде не оставим… Ну, а как Семен? Дает тебе отпуск?
- Я еще не говорила ему.
- Скажи… Проси две недели… В Родниковской проведу собрание - и можно ехать в Москву…
- В крайисполком еще раз не поедешь?
Сергей обнял свои голые колени, сгорбился и, глядя на быстрое течение реки, задумчиво проговорил:
- Я дважды там был, докладывал, ознакомил… Хвалят, одобряют, но никто не наберется смелости… Поглядывают на Москву… Беседовал и с Бойченко - тоже обещал писать в Москву… А почему сами не можем решить?!
- Значит, дело особое, важное…
- Да, и особое, и важное… Преобразование природы, реконструкция станиц, электрификация. Степь решили украсить лесами, водоемами, станицы обновить! - Сергей с, хрустом в коленях поднялся, расправил мускулистые руки и сказал: - Ну поплывем, а то и курить хочется, да и поздно уже…
Вскоре они были на том берегу.
3
Еще засветло у станичного Совета было людно и шумно. Подкатывал, весь в пыли, грузовик, и первыми из кузова выскакивали мужчины, а за ними, подбирая подолы юбок, со смехом и криком слезали женщины. "Подсобите, окаянные!" - "Эй, кум, дайте ж вашу руку!" - "Хоть сразу две!" - "А Глаша какая тяжелая!" - "Эй ты, здоровило, обниматься нельзя!" - "Держите меня!" Шутки и веселые возгласы долго разносились по площади. Подлетала к самому крыльцу тачанка, кучер осаживал горячих, в мыле, коней, и приезжие, важно сойдя на землю, отряхивали рубашки, картузы и направлялись в Совет. Гремела по улице линейка, и слышался хор высоких и дружных голосов, - очевидно, какая-то делегация нарочно въезжала на площадь с песней.
Гостей встречал председатель Родниковского стансовета Никита Никитич Андриянов, худощавый старик в сером костюме и при галстуке, - и костюм, и галстук он купил еще в прошлом году и надевал их только в особенных случаях. Вид у него был важный, взгляд маленьких слезливых глаз озабоченно-ласковый. Стоял он у подъезда; его лысая голова была смазана каким-то жиром, отчего редкие волоски прилипли к темени и блестели. Поглаживая куце подрезанную бородку, Никита Никитич хозяйским взглядом посматривал на приезжих, одинаково приветливо улыбался и прибывшим в грузовике, в тачанке и какому-нибудь верховому, незаметно подъехавшему к Совету, как бы говоря этой улыбкой, что он, председатель стансовета, очень обрадован, и тут же, желая показать свое уменье встречать гостей, для всех находил самые вежливые слова.
Подъехали на грузовике беломечетинцы, и Никита Никитич уже поднял руку и крикнул:
- Здорово булы, орлы Белой Мечети!
- Доброго здоровья, Никита Никитич! Мы не опоздали?
- В самый раз! Подходите, добрые люди, к столу, запишем мы вас по имени и отчеству.
- Это что же, к своей станице нас припишите?
- На время. На один вечерок.
- На один - можно.
И тут Никита Никитич с особенно сладкой улыбкой пожимал руки тем, кто подходил к столу, говоря при этом: "Только на один вечерок". Если попадалась женская рука, Никита Никитич слегка наклонял седую голову и, блестя жирно смазанной лысиной, добавлял: "А вас, гражданочка, можно приписать и навсегда". Молодой статной казачке Никита Никитич хотел сказать что-то совсем уже ласковое, но тут появилась еще одна тачанка, и Никита Никитич оставил на время и молодую казачку, и всю беломечетинскую делегацию. Подымая руку и этим показывая, что дальше ехать некуда, он сказал:
- Добро пожаловать, краснокаменцы!
- Спасибо за привет да за ласку!
- Никита Никитич все молодеет!
- Голова!
- Хоть и лысая, а голова бедовая!
- А сено у тебя есть для лошадей?
- Все найдется… Сперва идите к столу, произведем запись, узнаем, откуда прибыли и что вы есть за люди, а тогда и о фураже и о прочем поговорим…
- В клубе будем заседать?
- Если поместимся - можно и в клубе.
- А Сергей Тимофеевич прибыл?
- Поджидаем…
- А ну, какой он доклад изделает?
- Пусть какой хочет, а только я с ним сегодня буду ругаться.
- Запишите Гордея Афанасьевича в прения!
- А я без прений… Мне самому кредиты нужны, а он у меня денег просит.
- Да не у тебя, а у колхоза.
- Все одно!
- Послушай, Никита Никитич, какой именно я выдвигаю тезис. Я не против садов, лесов, водопроводов и там разного удобства. Но сперва надо меня снабдить грузовиками. Моему колхозу крайне нужны автомашины. Я не Гордей Афанасьевич - денег не пожалею! Но не так давно прихожу к Сергею Тимофеевичу и говорю: "Деньги мне не жалко, но обрати внимание…"
Тут к станичному Совету подъехал еще один грузовик, и Никита Никитич пошел встречать гостей, так и не узнав, на что же Сергей должен был обратить внимание.
- Яман-Джалга прибыла! - крикнул Никита Никитич. - Соседи! Давненько я не видел вас в Родниковской!
- А ты у нас часто бываешь?
- Не с руки!
- Ну, что тут и как? Скоро начнем?
- Какой быстрый! Веди свою делегацию к столу!
- А зачем к столу? Возьми список и перепиши - всего двадцать четыре представителя. Мало?
Никита Никитич хотел еще что-то сказать, но в это время загремели две линейки и тачанка, показались всадники, и он, идя им навстречу, проговорил:
- Хуторяне! Ишь какая шумная компания!
Покамест Никита Никитич занимался гостями, по улицам Родниковской скакали на конях посыльные и созывали на площадь людей. Когда же стемнело и на столбах, стоявших полукругом по всей площади, зажглись огни, народу собралось столько, что никакой клуб вместить его, конечно, не мог. Приехал Сергей Тутаринов, и было решено открыть собрание здесь же, перед зданием станичного Совета. Стол, покрытый красной материей с темными, застаревшими следами разлитых чернил, был установлен на крыльце, как на сцене, тут же поставлена высокая и узкая, похожая на ящик, трибуна, появились стулья, графин с водой, чернильница. По просьбе Сергея два подростка принесли из школы ученическую доску и поставили ее рядом с трибуной.
То, что образовалось на станичной площади, не имело ни малейшего сходства с обычным собранием, какие бывают в клубах или вообще в помещении: по своему внешнему виду это был скорее всего митинг. У здания станичного Совета как попало стояли грузовики, тачанки, линейки, двухколесные шарабаны, и тут же, возле дышл, распряженные лошади в хомутах ели траву. С гор дул ветер, и было свежо, как в поле. Люди разместились где кто мог; тачанки и линейки были нагружены людьми так, что рессоры сплющились и уже не качались; на грузовиках, как на галерке, тоже тесно: кто забрался в кузов, кто удобно примостился сверху кабины или на радиаторе, а кто уселся на место шофера. Иные же мужчины заняли "места" еще более удобные: залезли на лошадей и уселись не верхом, а набок, свесив обе ноги, как на скамейке. Некоторые, расстелив бурки, улеглись тут же, вблизи крылечка.
Когда был избран президиум и утверждена повестка дня, Никита Никитич, как хозяин станицы, занял место председателя и предоставил слово докладчику. Приглаживая рукой смолисто-черный чуб, Сергей подошел к трибуне.