У корчмы попадают в водоворот гудящей толпы. Их окружают со всех сторон. В темноте ничего не разглядеть. Но чувствуется, что толпа напирает больше из любопытства, чем по злобе.
- Товарищи! - кричит кто-то. - Произошла ошибка. Это не драгуны, а просто проезжие!
Хватают лошадей под уздцы. Ни вперед ни назад.
- Лошади из какого-то имения! - кричит другой.
Третий командует:
- Товарищи, не отпускать! Надо поглядеть, что за люди и чего везут.
Шум все нарастает. Мария инстинктивно жмется к мужу. Звигзне пытается что-то растолковать стоящим поблизости, но голос его тонет в общем гомоне. Мартынь сидит спокойно и, как бы разыскивая кого-то в бурлящей толпе, всматривается во тьму.
Из корчмы кто-то протискивается с фонарем. Свет то мелькнет, то снова тонет будто в черной волне. И вот наконец фонарь в двух шагах от повозки. Толпа расступается. Наверное, дают дорогу начальству.
- Держите, товарищи! - звучит властный голос. - Поглядим, что за господа такие. - Свет фонаря впивается в лицо Марии, она морщится, как от боли. Чувствует, как сотни глаз из темноты жалят ее. Раздаются насмешливые возгласы:
- Ишь какая барыня!.. В мехах… А кривляется как… Товарищи, пощупайте, что у них на возу!
Теперь фонарь наведен на Яна. И в тот же миг раздается ликующий возглас:
- Товарищи! Лошади из нашего имения. Небось бароны либо их холуи.
- Сам ты баронский холуй, дурень этакий! - орет Звигзне, тщетно пытаясь выдернуть кнутовище, которое кто-то схватил и не выпускает.
В общем гаме не разобрать уже отдельных голосов.
Человек с фонарем останавливается возле Мартыня, наклоняется вперед и всматривается. Потом фонарь опускается. В полосе света заметно, как из рукава с модным обшлагом высовывается перепачканная рука и тянется к Мартыню.
- Робежниек, если не ошибаюсь… Извините, товарищ! Мы не знали. В темноте ничего не видать… - Он крепко трясет руку Мартыня. Огонек снова мелькает над толпой. - Отойдите, товарищи, тут все знакомые. Свои люди.
Стоящие поблизости слышат и готовы расступиться. Но с боков напирают, расспрашивают и не слушают, что им объясняют.
Приезжие слезают с повозки и с трудом пробираются к корчме. Впереди несут фонарь. Толпа сопровождает их, не отступает ни на шаг, теснится в дверях и полутемных коридорах. Провожатый с трудом прокладывает путь.
Корчма набита людьми до отказа. Толчея такая, что не повернуться. Даже собственного голоса не услышишь. Сквозь табачный дым и чад ничего не разглядишь. Никелированные лампы с толстыми стеклами будто плавают в белом облаке.
Полно мужчин разного возраста, начиная с мальчишек-пастухов и кончая седобородыми стариками. Женщин с десяток, не больше. У всех ружья; те, что сидят за столами, зажали их между колен. У некоторых солдатские винтовки; обладатели их особенно горды и держатся обособленно. В толпе чаще всего раздаются их голоса - остальные слушают. У большинства охотничьи двустволки, конфискованные в имениях и у лесников. А у двоих совсем старые, заржавевшие, допотопные кремневки со свежевыструганными деревянными шомполами. Какой-то мальчишка повязал поверх полушубка шашку, отобранную у станционного жандарма или урядника. У тех, на ком оружия не видно, револьверы в кармане. Завидев приезжих, они засовывают руки в карманы, вытаскивают пистолеты и тут же суют обратно. Повсюду шныряет маленький, высохший старичок с сумкой за плечами; на руке у него белая повязка с намалеванным чернилами красным крестом.
Человек с фонарем устраивает приезжих в задней комнате, освобождая им место за длинным столом. Сидящие рядом, помешивая горячий чай, гремят ложечками и дымят трубками или папиросами. Шум такой, что в ушах звенит. От жары и запаха овчины спирает дыхание. Речи взволнованные, горячие. Лица возбуждены. В азарте все размахивают руками, ударяя локтями по столу. У стола какой-то усач в кожаной безрукавке разбирает браунинг и объясняет окружающим его механизм.
Внимательно вглядевшись в провожатого, Мартынь тихо спрашивает:
- Упениек?
Тот утвердительно кивает головой:
- Я - начальник патруля местной дружины. Нас триста человек. Здесь один отряд, другой охраняет железную дорогу… Остальные - просто так зашли.
- Что же, собственно, вы охраняете?
- Следим за дорогой. Проверяем проезжающих. Нам известно, что удравшие помещики поддерживают связь с местными черносотенцами. Мы так никого не пропускаем… - Он что-то припоминает, и его смуглое молодое лицо расплывается в улыбке. - Видали, как амбар горел? В нем было засели драгуны из Кокнесе, скриверского имения, Лиелварде и Рембате. Этой ночью мы собирались их атаковать, но они смекнули и удрали. Тогда ребята и подожгли амбар.
- Там, у оврага, была засада, чтоб драгуны не прошли?
- Именно. Недоразумение вышло. Впотьмах мы вас приняли за драгун, вот и поднялась вся эта… суматоха.
Мартынь тоже улыбается и начинает рассказывать, как им пришлось встретиться на дороге с драгунами. Окружающие заинтересовались. Вокруг собираются любопытные. Галдят, перебивая друг друга. Каждому хочется рассказать, как они готовились расправиться со своими противниками.
Второпях кто-то толкает в плечо Яна, потом Мартыня.
- Господа, а господа! - Наклонившись, Звигзне взволнованно шепчет: - Они хотят у меня отобрать лошадей. Говорят, лошади из имения. И вещи ваши собираются выбросить…
- Погодите, я сейчас все улажу… - Упениек уходит вместе с Звигзне.
- Пейте! - Мартынь пододвигает Марии стакан. Она озирается, как загнанный зверек, нигде не видящий спасения. Ей кажется, что вооруженная толпа вот-вот набросится и прикончит их. Напрасно Ян подталкивает ее локтем, сердито моргает ей. Она не в силах скрыть отвращения к этой грубой, назойливой толпе, к полной чада и окурков, заплеванной корчме, к толкотне и гаму вокруг.
Сперва окружающие относятся к ним настороженно, недоверчиво, даже враждебно. Мартынь заговаривает то с одним, то с другим, и недоверие, подозрительность постепенно исчезают. Час спустя они уже сидят одни в конце стола и пьют свой чай. Никто не обращает на них внимания.
Ян испытывает примерно такое же чувство, как и его жена. Силится казаться спокойным, пытается убедить себя в том, что подобное волнение неестественно, что оно пройдет. Но ему не удается. Ведь он поехал с твердым намерением участвовать в борьбе рука об руку с народом, по возможности помочь освободительному движению и реабилитировать себя. И среди толпы он не впервые. Разве ему чужды эти люди и то, ради чего они сюда собрались? А все-таки и его коробит эта толчея, любопытство, назойливость - все. Он сам из их среды, а чувствует себя оторванным, чужим…
Обхватив руками голову, Ян задумывается.
Под утро, когда они уезжают, уже нет никакой сутолоки и никто не обращает на них внимания. Лишь какой-то коренастый детина с винтовкой за плечами стоит у ворот конюшни и что-то бурчит им вслед.
- Асар… - Звигзне опасливо озирается и норовит поскорее отъехать от освещенной корчмы. - Самый отчаянный браконьер. Это он хотел отобрать у меня лошадей.
Дальше едут без особых приключений. Только на рассвете верст за десять от дому, уже в своей волости, им приходится задержаться. Из придорожной канавы высовываются несколько голов, и грозный голос велит остановиться. Снова их окружают десятка два вооруженных людей. Но с ними Звигзне один все улаживает. Все знакомые, и кучер с ними не очень церемонится.
Взглянув на сидящих в повозке, крестьяне смущенно отходят и один за другим исчезают в канаве.
Замок в имении еще горит. Уже провалилась крыша, рухнули башни. Зубчатые стены, словно привидения, маячат меж голых деревьев. Наверху в проемах окон лениво колеблются бледные языки пламени. Внизу клубится дым и, когда лошади останавливаются, слышно, как что-то, догорая, тихо потрескивает. На земле разбитый рояль и разная мебель - не разобрать какая. По дороге валяются книги, в роскошных переплетах, с золотым обрезом, и вороха бумаг. В канаву брошены тюлевые занавески.
Другие постройки как будто все целы. Совсем не тронут белый дом управляющего наискосок от замка. Только там закрыты ставни и запорошено снегом крыльцо. Остановив лошадей, они молча переглядываются. Никаких признаков жизни. Мария, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, прячет лицо в муфточку.
Кучер собирается ехать дальше, но Мартынь останавливает его и слезает.
- Куда ты? - Ян хватает брата за руку. - Я думал, ты к нам заедешь?
Мартынь качает головой.
- Что мне у вас делать? Я не в гости и не отдыхать сюда приехал. Всего хорошего.
- Не покидайте нас… - умоляет Мария со слезами на глазах. - Что мы тут одни станем делать? Мне будет так страшно. - Она тоже хватает Мартыня за руку.
Мартынь бережно поглаживает руку Марии.
- Не бойтесь. Вы никому ничего плохого не сделали, и вам никто не причинит вреда. Эти люди только на вид грубы, но сердца у них добрые. Народ - добр, невестка. Попробуйте подружиться с ними, и, я ручаюсь, вы не пожалеете.
- Народ? - Мария недоумевающе оглядывается. Мартынь уже далеко. Он поднимается на пригорок и скрывается в лесу.
Ян глядит вслед. Ему почему-то становится грустно. Ведь Мартынь самый близкий человек. О чем только они не переговорили! Сколько довелось им вместе пережить!.. А теперь уходит! Именно теперь, когда больше чем когда-либо следовало бы держаться вместе. И куда идет - даже брату не говорит.