VIII
Пальцем в кнопку ткнули:
- Кульера.
Отворилась дверь, и предстал Петрушка. Он от Чичикова уже давно отошел и поступил курьером в учреждеиие.
- Берите немедленно этот пакет и немедленно отправляйтесь.
Петрушка сказал:
- Слушаю-с.
Немедленно взял пакет, немедленно отправился и немедленно его потерял.
Позвонили Селифану в гараж:
- Машину. Срочно.
- Чичас.
Селифан встрепенулся, закрыл мотор теплыми штанами, натянул на себя куртку, вскочил на сиденье, засвистел, загудел и полетел.
Какой же русский не любит быстрой езды?!
Любил ее и Селифан, и поэтому при самом въезде на Лубянку пришлось ему выбирать между трамваем и зеркальным окном магазина. Селифан в течение одной терции времени избрал второе, от трамвая увернулся и, как вихрь, с воплем: "Спасите!" - въехал в магазин через окно.
Тут даже у Тентетникова, который заведовал всеми селифанами и петрушками, лопнуло терпение:
- Уволить обоих к свиньям!
Уволили. Послали на биржу труда. Оттуда командировали: на место Петрушки - плюшкинского Прошку, на место Селифана - Григория Доезжай-не-Доедешь. А дело тем временем кипело дальше!
- Авансовую ведомость!
- Извольте!
- Попросите сюда Неуважая-Корыто.
Оказалось, попросить невозможно. Неуважая месяца два тому назад вычистили из партии, а уже из Москвы он и сам вычистился сейчас же после этого, так как делать ему в ней было решительно нечего.
- Кувшинное Рыло?
- Уехал куда-то на кулички инструктировать губотдел.
Принялись тогда за Елизавету Воробья. Нет такого! Есть, правда, машинистка Елизавета, но не Воробей. Есть помощник заместителя младшего делопроизводителя замзавподотдел Воробей, но он не Елизавета!
Прицепились к машинистке:
- Вы?!
- Ничего подобного! Почему это я? Здесь Елизавета с твердым знаком, а разве я с твердым? Совсем наоборот…
И в слезы. Оставили в покое.
А тем временем, пока возились с Воробьем, правозаступник Самосвистов дал знать Чичикову стороной, что по делу началась возня, и, понятно, Чичикова и след простыл.
И напрасно гоняли машину по адресу: поворотя направо, никакого, конечно, справочного бюро не оказалось, а была там заброшенная и разрушенная столовая общественного питания. И вышла к приехавшим уборщица Фетинья и сказала, что "никого нетути".
Рядом, правда, поворотя налево, нашли справочное бюро, но сидела там не штаб-офицерша, а какая-то Подстега Сидоровна и, само собой разумеется, не знала не только чичиковского адреса, но даже и своего собственного.
IX
Тогда напало на всех отчаяние. Дело запуталось до того, что и черт бы в нем никакого вкусу не отыскал. Несуществующая аренда перемешалась с опилками, брабантские кружева с электрификацией, Коробочкина покупка с бриллиантами. Влип в дело Ноздрев, оказались замешанными и сочувствующий Ротозей Емельян, и беспартийный Вор Антошка, открылась какая-то панама с пайками Собакевича. И пошла писать губерния!
Самосвистов работал не покладая рук и впутал в общую кашу и путешествия по сундукам, и дело о подложных счетах за разъезды (по одному ему оказалось замешано до пятидесяти тысяч лиц) и проч. и проч. Словом, началось черт знает что. И те, у кого миллиарды из-под носа выписали, и те, кто их должен был отыскать, метались в ужасе, и перед глазами был только один непреложный факт: миллиарды были и исчезли.
Наконец встал какой-то дядя Митяй и сказал:
- Вот что, братцы… Видно, не миновать нам следственную комиссию назначить.
X
И вот тут (чего во сне не увидишь!) вынырнул, как некий бог на машине, я и сказал:
- Поручите мне.
Изумились:
- А вы… того… сумеете?
А я:
- Будьте покойны.
Поколебались. Потом - красным чернилом: "Поручить".
Тут я и начал (в жизнь не видел приятнее сна!).
Полетели со всех сторон ко мне тридцать пять тысяч мотоциклистов:
- Не угодно ли чего?
А я им:
- Ничего не угодно. Не отрывайтесь от ваших дел. Я сам справлюсь. Единолично.
Набрал воздуху и гаркнул так, что дрогнули стекла:
- Подать мне сюда Ляпкина-Тяпкина! Срочно! По телефону подать!
- Так что подать невозможно… Телефон сломался.
- А-а! Сломался! Провод оборвался? Так, чтоб он даром не мотался, повесить на нем того, кто докладывает!!
Батюшки! Что тут началось!
- Помилуйте-с… что вы-с… Сию… хе-хе… минутку… Эй! Мастеров! Проволоки! Сейчас починят!
В два счета починили и подали.
И я рванул дальше:
- Тяпкин? М-мерзавец! Ляпкин? Взять его, прохвоста! Подать мне списки! Что? Не готовы? Приготовить в пять минут, или вы сами очутитесь в списках покойников! Э-э-то кто?! Жена Манилова - регистраторша? В шею! Улинька Бетрищева - машинистка? В шею! Собакевич? Взять его! У вас служит негодяй Мурзофейкин? Шуллер Утешительный? Взять!! И того, кто их назначил,- тоже! Схватить его! И его! И этого! И того! Фетинью вон! Поэта Тряпичкина, Селифана и Петрушку в учетное отделение! Ноздрева в подвал… В минуту! В секунду!! Кто подписал ведомость? Подать его, каналью!! Со дна моря достать!!
Гром пошел по пеклу…
- Вот черт налетел! И откуда такого достали?!
А я:
- Чичикова мне сюда!!
- Н…н…невозможно сыскать. Они скрымшись…
- Ах, скрымшись? Чудесно! Так вы сядете на его место.
- Помил…
- Молчать!!
- Сию минуточку… Сию… Повремените секундочку. Ищут-с.
И через два мгновения нашли!
И напрасно Чичиков валялся у меня в ногах, и рвал на себе волосы и френч, и уверял, что у него нетрудоспособная мать.
- Мать?! - гремел я.- Мать?.. Где миллиарды? Где народные деньги?! Вор!! Взрезать его, мерзавца! У него бриллианты в животе!
Вскрыли его. Тут они.
- Все?
- Все-с.
- Камень на шею - и в прорубь!
И стало тихо и чисто.
И я по телефону:
- Чисто.
А мне в ответ:
- Спасибо. Просите, чего хотите.
Так я и взметнулся около телефона. И чуть было не выложил в трубку все сметные предположения, которые давно уже терзали меня: "Брюки… фунт сахару… лампу в двадцать пять свечей…"
Но вдруг вспомнил, что порядочный литератор должен быть бескорыстен, увял и пробормотал в трубку:
- Ничего, кроме сочинений Гоголя в переплете, каковые сочинения мной недавно проданы на толкучке.
И… бац! У меня на столе золотообрезный Гоголь!
Обрадовался я Николаю Васильевичу, который не раз утешал меня в хмурые бессонные ночи, до того, что рявкнул:
- Ура!
И…
Эпилог
…конечно, проснулся. И ничего: ни Чичикова, ни Ноздрева, и, главное, ни Гоголя…
"Эх-хе-хе",- подумал я себе и стал одеваться, и вновь пошла передо мной по-будничному щеголять жизнь.
Дьяволиада
Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя
I. Происшествие 20-го числа
В то время, как все люди скакали с одной службы на другую, товарищ Коротков прочно служил в Главцентрбазспимате (Главная Центральная База Спичечных Материалов) на штатной должности делопроизводителя и прослужил в ней целых одиннадцать месяцев.
Пригревшись в Спимате, нежный, тихий блондин Коротков совершенно вытравил у себя в душе мысль, что существуют на свете так называемые превратности судьбы, и привил взамен нее уверенность, что он - Коротков - будет служить в базе до окончания жизни на земном шаре. Но, увы, вышло совсем не так…
20 сентября 1921 года кассир Спимата накрылся своей противной ушастой шапкой, уложил в портфель полосатую ассигновку и уехал. Это было в одиннадцать часов пополуночи.
Вернулся же кассир в четыре с половиной часа пополудни, совершенно мокрый. Приехав, он стряхнул с шапки воду, положил шапку на стол, а на шапку - портфель и сказал:
- Не напирайте, господа.
Потом пошарил зачем-то в столе, вышел из комнаты и вернулся через четверть часа с большой мертвой курицей со свернутой шеей. Курицу он положил на портфель, на курицу - свою правую руку и молвил:
- Денег не будет.
- Завтра? - хором закричали женщины.
- Нет,- кассир замотал головой,- и завтра не будет, и послезавтра. Не налезайте, господа, а то вы мне, товарищи, стол опрокинете.
- Как? - вскричали все, и в том числе наивный Коротков.
- Граждане! - плачущим голосом запел кассир и локтем отмахнулся от Короткова.- Я же прошу!
- Да как же? - кричали все и громче всех этот комик Коротков.
- Ну, пожалуйста,- сипло пробормотал кассир и, вытащив из портфеля ассигновку, показал ее Короткову.
Над тем местом, куда тыкал грязный ноготь кассира, наискось было написано красными чернилами:
"Выдать. За т. Субботникова - Сенат".
Ниже фиолетовыми чернилами было написано:
"Денег нет. За т. Иванова - Смирнов".
- Как? - крикнул один Коротков, а остальные, пыхтя, навалились на кассира.
- Ах ты, Господи! - растерянно заныл тот.- При чем я тут? Боже ты мой!
Торопливо засунув ассигновку в портфель, он накрылся шапкой, портфель сунул под мышку, взмахнул курицей, крикнул: "Пропустите, пожалуйста!" - и, проломив брешь в живой стене, исчез в дверях.
За ним с писком побежала бледная регистраторша на высоких заостренных каблуках, левый каблук у самых дверей с хрустом отвалился, регистраторша качнулась, подняла ногу и сняла туфлю.