Крупенин шагнул к двери, собираясь приказать дневальному срочно разыскать Красикова, но вдруг остановился. Нет, разговаривать с курсантом сейчас, немедленно, было нельзя. Сейчас он мог сорваться, накричать и окончательно испортить все дело. "Да, да, подожду. Поговорю позже, завтра. Так будет лучше".
Отблеск заката, что еле удерживался на парусиновой ракете, исчез совершенно. Быстро подступали сумерки и вместе с ними наплывали из степи низкие рыхлые тучи - вестники непогоды.
В канцелярию вошел лейтенант Беленький, командир первого взвода, у которого, будто наперекор фамилии, были черные густые волосы и такие же черные брови вразлет, как у стрижа крылья. Не высокий, но крепкий и верткий, он считался лучшим спортсменом в дивизионе.
- С дневальным неувязка, - вытянувшись и щелкнув каблуками, доложил Беленький. - Участник самодеятельности попал из моего взвода. Заменить разрешите?
- Красикова назначьте, - сухим тоном сказал Крупенин.
Беленький начал объяснять, что Красиков тоже в самодеятельности; к тому же он был в наряде совсем недавно, в позапрошлый выходной.
- Ничего, постоит еще, - сказал Крупенин. - Меньше болтать языком будет.
Беленький хотел напомнить старшему лейтенанту, что сам же он зачислил Красикова в программу новогоднего вечера, но в этот момент в дверях показался дежурный.
- Особо личное, товарищ старший лейтенант, - сообщил дежурный с таинственной, заговорщической улыбкой, протягивая Крупенину письмо.
На конверте действительно было выведено крупно и жирно: "Лично". Крупенин долго с недоверием смотрел на обратный адрес, написанный мелко и не очень разборчиво. Потом, разорвав конверт, вынул сложенный вчетверо тетрадный листок, испещренный неровным, прыгающим почерком,нехотя прочитал: "Может, вам, товарищ, старший лейтенант, теперь не интересно и не нужно, а я все же хочу сообщить..."
"Наглец!" - Крупенин, в сердцах скомкав письмо, бросил его в корзину для бумаг.
Дежурный виновато попятился к двери и быстро исчез. Лейтенант Беленький с недоумением смотрел на командира.
- Вот так, - сказал Крупенин, резко повернувшись к лейтенанту. - Дневальным будет Красиков. И никаких больше разговоров!
- Слушаюсь! - ответил Беленький и снова щелкнул каблуками.
Крупенин, оставшись один, с минуту стоял в раздумье, потом быстро оделся. Ему нужно было выйти на воздух, чтобы успокоиться.
* * *
- А, Борис Афанасьевич! Здравствуйте! - послышался знакомый голос за спиной Крупенина, едва он вышел из казармы. - Бы, наверно, искали меня? Ругали?
К нему подошел инженер-майор Шевкун, преподаватель ракетной техники, неторопливый, слегка валковатый в движениях, но всегда собранный и в меру подтянутый.
- Ругали или нет, признавайтесь?
- Да нет, - сказал Крупенин рассеянно. - Не ругал. Опомниться еще не успел. Какой-то день суматошный.
- Ох и день, - пожаловался в, свою очередь Шевкун. - У меня тоже с самого утра зачеты, зачеты... И тут еще представитель из штаба округа нагрянул. Курсанты смущаются, а я за каждого переживаю.
- Ну и как?
- Пронесло. А вы почему не в духе? Случилось что?
Крупенин поморщился:
- Так, очередные неприятности.
- Ну если очередные, то не страшно. А я вашу работу просмотрел. Думаю, что в академии будут довольны. Берите и посылайте смело. И я бы, знаете, что сделал на вашем месте? В академию само собой... А еще для журнала поработал. Есть смысл.
- Не знаю, Иван Макарович.
- А почему? Вы же такой анализ сделали! Целое исследование.
Шевкун, плотный, коротконогий, широкоплечий, был похож на штангиста или человека, с детства занимающегося гирями. Но единственным увлечением Шевкуна были шахматы. С них-то, собственно, и началось его знакомство с Крупениным. Произошло оно на второй или на третий день после приезда Крупенина в училище. В клубе было какое-то совещание офицеров. Когда оно закончилось и офицеры стали расходиться, Шевкун подошел к приехавшему и поинтересовался, не имеет ли тот пристрастия к шахматам. Крупенин не очень хорошо, но все же играл. Он согласился посидеть немного ради знакомства. Правда, большого удовольствия своему партнеру он в тот вечер не доставил, потому что за каких-нибудь полтора-два часа проиграл ему подряд четыре партии. Зато они успели многое друг о друге узнать. Крупенину тогда же стало известно, что инженер-майор пишет научный труд и готовится к сдаче кандидатского минимума. "А я пока грызу гранит науки в военной академии", - сказал Крупенин и попросил своего партнера по шахматам изредка консультировать его по технике. Шевкун согласился. С тех пор Крупенин стал часто приходить к Шевкуну и домой и на службу. На этот раз он дал ему посмотреть одну из своих академических работ о действии боевых расчетов при наведении ракеты на цель.
- Так вы все же подумайте о журнале, - сказал Шевкун. - По-моему, прицел вполне резонный.
- Спасибо за совет, Иван Макарович. Только не до журнала сейчас, честное слово. С заданиями еле управляюсь. И тут, в батарее, как говорится, забот полон рот.
- Ну, дело ваше. Да, кстати, - вспомнил Шевкун и посмотрел на Крупенина. - Вы просили молодым курсантам показать ракеты. Сегодня как раз был такой разговор в учебном отделе.
- Вот это замечательно! - обрадовался Крупенин. - И как решили?
- Пока никак.
- Почему?
- Полковник из штаба округа против. Говорит: "В начале учебного года показали - и хватит, больше нет необходимости. Первый курс есть первый курс. На нем своя программа, свои задачи, а все эти показы лишь отвлекают курсантов от учебы".
- Но ведь должны же они почувствовать себя ракетчиками, Иван Макарович?
- Да я-то что? Я свое мнение высказал. Но знаете, как среагировал на мои доводы полковник? Он тут же вынул из кармана записную книжку с пунктами приказа об ответственности за учебную программу в училищах. Ясно? А потом из той же книжки стал приводить свои замечания, которые сделал на занятиях в нашем дивизионе.
- И убедил?
- Кое-кого - да.
- Формализм это, нежелание вникнуть в дело серьезно, по-человечески, - со вздохом сказал Крупенин.
- Возможно, - согласился Шевкун. - Только нашего начальника учебного отдела тоже понять нужно. Все шишки ведь инспекторские на его голове.
- Правильно, на его. И все-таки он должен предлагать, настаивать, если, конечно, убежден сам.
- А если не убежден? Или убежден не вполне?
- Ну, тогда... - Крупенин развел руками.
Стоять посредине двора на ветру было холодно. Мороз проникал в рукава, за ворот, мелкой дрожью пробегал по телу. От дыхания склеивались веки, и на ресницах, как и на суконном ворсе воротника, пушился белесый иней.
- А на вас я все же надеюсь, Иван Макарович, - настойчиво сказал Крупенин, взяв майора за руку. - Не отступайте, пожалуйста. Вы же понимаете, как это необходимо.
- Понимаю, все понимаю... - Шевкун дружески улыбнулся: - Ладно, Борис Афанасьевич, не будем огорчаться перед праздником. Приходите сегодня в клуб. Приглашаю вас на новогоднюю шахматную партию.
Крупенин неуверенно пожал плечами.
- Ну-ну, - бросил Шевкун уже на ходу, - не вздумайте отказываться. Жду!
Над городком быстро темнело, в окнах казарм вспыхивали электрические огни.
2
Андрей Николаевич Забелин, без кителя, в расстегнутой белой рубахе, сидел дома и неторопливо просматривал свежие газеты. Он почти целый день пробыл со старшим курсом на полевых учениях, утомился, прозяб и теперь с удовольствием слушал, как пощелкивают от напряжения паровые батареи. Его жена, Екатерина Дмитриевна, уже в летах, сильно пополневшая, но все еще очень подвижная, и дочь Надя были заняты своими делами в соседней комнате.
- Иди-ка сюда, Катя, - не отрываясь от газеты, позвал Андрей Николаевич. - Ты Суханова помнишь?
- Какого?.. Ах, Суханова! Что с твоими часами? Ну-ну, как же.
Екатерина Дмитриевна вот уже четыре года никак не могла примириться с тем, что подарок, привезенный ею из Москвы специально к пятидесятилетию мужа, он взял да и отдал курсанту. Его, видите ли, растрогало, что человек великолепно сдал выпускные экзамены. Ну если растрогало, то подарил бы другие часы. Купил бы и подарил. Зачем же эти?
- Иди, иди ближе, - сказал Андрей Николаевич, взяв жену за руку. - Вот смотри! А то часы там какие-то. Что часы... А эти двое, Сергеев и Птаха, тоже ведь наши. Узнаешь?
С первой полосы газеты смотрели три молодых капитана. Они стояли у высоких остроносых ракет, нацеленных в высь, густо затуманенную морозной дымкой. Под снимком подпись: "Мастера ракетного огня".
- Вот, Катюша! А ты все философствуешь: человек - загадка, человек - тайна и прочее. - Андрей Николаевич, довольный, откинулся на спинку стула и весело подмигнул жене: - Нет, голубушка, орел, он уже из гнезда в небо смотрит. Его только приметить нужно. А то часы... подарок...
- Ладно, ладно, - строго оборвала его Екатерина Дмитриевна. - Не будем под Новый год ссориться. Ты лучше орлам своим письма напиши да поздравь с успехом.
- Да, да, напишу сейчас же. И в гости приглашу. Пусть приедут.
Но прежде чем взять ручку и открыть блокнот с адресами своих любимцев, он снова придвинул к себе газету и еще долго любовался молодцеватыми капитанами, которые, казалось, только вчера носили курсантскую форму и корпели над вычислениями углов и траекторий, над выделением цели среди помех и "ловушек" на экране индикатора.