О коллективизации в гуцульском селе (Закарпатье) в 1947–1948-е годы. Крестьянам сложно сразу понять и принять коллективизацию, а тут еще куркульские банды и засады в лесах, бандиты запугивают и угрожают крестьянам расправой, если они станут колхозниками.
Михаил Стельмах
Над Черемошем
Гуцульские мотивы
Пусть дружба, пусть верность растет!
(Из уст народа)
Упругий верховинский ветер настраивал осенние леса, и они, перемежая солнце и тени, гнали по синим ступеням гор в Черемош свою вечнозеленую музыку. И река, вздуваясь, тоже пела, только еще звонче: из шлюзов уже забили седые водопады, раскачивая плоты.
С берега спрыгнул на плот стройный, черноглазый средних лет гуцул. Он, горделиво откинув голову, посмотрел на солнце, весело прищурился. А возле него уже стояли двое парней - Иван Микитей и Василь Букачук.
Озерные воды подняли реку, и она образовала теперь три гигантские ступени: вверху - озеро, ниже - воды, только что спущенные из шлюзов, и в самом низу - еще не обводненная паводком извилистая быстрина, иссеченная кругляшами серых камней.
- Не пора ли, Микола Панасович? - то и дело спрашивают молодые гуцулы.
- Обождем еще минутку, - отвечает Микола Сенчук, зорко глядя вниз по течению. - Плот может обогнать прибывающую воду. Почему я у тебя, Василь, на ногах раков не вижу?
- Хочу, как вы, без железа плыть.
- Вот как? - Сенчук покосился на Василя. - Сегодня у нас дорога трудная, а плот большой, без железа плыть не разрешаю.
Василь, присев на корневище вековой пихты, принялся быстро затягивать ремнями кожаные лапти - постолы. Потом вскочил, громыхая скобами, умело пробежался по плоту.
- Готовься! - Микола Сенчук подошел к рулю.
Он раз и другой с силой ударил по воде тяжелым веслом, и в такт ударам на груди у него закачались боевые награды.
- Так и зазвенели! - вырвалось у молодого плотогона Ивана Микитея.
Он подмигнул светлой бровью своему другу, смуглому красавцу Василю, и оба дружно заработали веслами.
Плот, поскрипывая, неуклюже выгибает все свои клети, затем выравнивается, набирает стремительную скорость. Плотогоны срослись с рулевыми веслами в едином напряженном ритме, и плот, скользя меж высоких извилистых круч, скрежещет, гудит, задевая на поворотах "кашицы" - деревянную обшивку берегов.
- Счастливого плаванья! - провожающие машут со шлюза широкополыми шляпами.
- Счастливого плаванья! - кричит отцу с берега семилетний Марко Сенчук.
За плечами у него сумка с книжками, с шеи свисает на веревочке карандаш, в руках резная палочка. Чем не гуцул!
- Счастливо, сынок! - ответил Микола Сенчук, любуясь сыном.
Мальчик долго бежит за плотом, но крутые повороты разлучают его с отцом, и он замедляет бег. Славно вокруг, и нигде ни души. Только волны шумят, дробя солнечные лучи, да вверху, подстерегая добычу, широко распластал крылья коршун. Марко, подражая движениям плотогонов, громко поет зеленым лесам и Черемошу песню, которую он перенял у отца:
А я гуцул верховинец,
Крысаня, кити´цы .
Лес гоню по Черемошу
До самой Выжницы.
Позади послышался цокот копыт. Марко оглянулся, узнал всадника, поморщился: это толсторожий Наремба, который все точит зубы на отца. Положим, отец не боится Нарембы и не щадит его ни на собраниях, ни в сельсовете. Под Нарембой споткнулся конь. И без того злое лицо всадника стало еще злее. Он выхватил из-за пояса топорик и, вертя им, принялся колотить вороного по бокам. Конь заржал и помчался. Воровато оглядевшись вокруг, Наремба направляет вороного прямо на школьника, вот-вот подомнет его. В последнее мгновение Марко отскакивает в сторону и с вызовом бросает вдогонку Нарембе:
А я гуцул-верховинец,
Крысаня, кити´цы!
- Не гуцул ты, а большевичонок! - огрызается через плечо Наремба.
- И гуцул, и большевичонок! - смеется Марко. - А вы кулак и элемент.
- Я тебе дам элемента! - Наремба круто повернул вороного, но в это время из-за поворота вылетела легковая машина, и всадник галопом ускакал вниз.
А я гуцул-верховинец…
распевает Марко и орудует палкой так же искусно, как его отец веслом.
- Добрый день, гуцул-верховинец! - выскакивая из машины, приветствует его секретарь райкома Михайло Гнатович Чернега.
- Доброго здоровья, дядя Михайло! - радостно здоровается Марко. - Вы на собрание или к отцу?
- И на собрание, и к отцу, и к тебе.
- Да-а?
- Конечно!
- А я вам зачем?
- Споем вместе твою коломыйку.
- Да-а? - Марко недоверчиво покосился, стараясь понять, не смеются ли над ним.
- Конечно!
- Что ж, споем…
И вот уже песня откликается эхом в горах. Это идут, распевая, Михайло Гнатович и маленький гуцул. А им подпевают, как умеют, леса и реки.
Михайло Гнатович посмотрел на часы, остановился.
- Пора на собрание? - спрашивает Марко.
- Пора.
- Насчет коллективизации?
- Насчет коллективизации.
- Тогда возьмите и меня.
- Да-а?
- Конечно! - в тон отвечает Марко.
- И в кого ты такой уродился? - смеется Чернега.
- В отца, - ответил мальчик, подумав: "Он уже далеко теперь".
Утром плотовщики спустились с осенних гор в зеленую по-летнему долину Покутья. По ней, озаренные розовым отблеском, зашагали свежие столбы; электромонтеры, взобравшись на них, натягивают первые линии проводов, и их сразу же облепляют птицы.
- Ишь ты, как спешит Илько! - изумленно говорит Сенчук и поворачивает плот к берегу.
Навстречу горцам бежит высокий, широкоплечий Илько Палийчук. Он одет по-праздничному. На груди боевые ордена и медали.
- Братец Микола! Здорово, родной! Да ты, я гляжу, молодеешь! - восклицает он, обнимая Сенчука. - Привезли?
- Привезли! Вот и я с ребятами приехал посмотреть, как ты тут живешь и орудуешь. Зашумит наш гуцульский лес у вас на электростанции.
- Зашумит и засияет. Еще как засияет! Нигде в наших горах нет такой электростанции.
- Так уж и нет? - смеется Сенчук, зная характер друга. - Еще не выстроил, а хвастаешься.
- Да ведь есть чем! Вот пойди - увидишь!
Навстречу мчится маленький Василько, сын Палийчука.
- Здравствуйте! - кланяется он плотовщикам - и кричит отцу: - В котловане вода взбесилась. Как ударит из-под земли, как забушует! Весь котлован затопило. Люди не знают, что и делать.
Гуцулы, переглянувшись, побежали к рукаву Черемоша. Первым встретил их лысый, морщинистый дед Шкурумеляк.
- Илько, электричество твое вырвалось из-под земли, кипит, клокочет, а светить не хочет, - смеется старик.
Возле котлована сгрудились люди. Небольшой насос надрывно захлебывается, не в состоянии справиться со студеной силой подземных ключей. Палийчук для чего-то коснулся рукой насоса, покачал головой и с разбега спрыгнул в котлован.
- Илько, ордена почернеют! - забеспокоилась Ганна, жена Палийчука.
- Еще лучше заблестят! - ответил он, быстро выливая ведром воду.
- Иван! - Василь Букачук глянул на друга, и оба вслед за Сенчуком бросились в котлован.
- Ох, и пробирает стужа, до самых косточек, - морщится в воде рослый Тымиш Шугай.
Сверху над гуцулами нависает лысина Шкурумеляка.
- Вижу это электричество, вижу, как его ведрами таскают! - хохочет старик. - Ей-богу, напиться им можно, а засветит оно тогда, когда на моей лысине завьются молодецкие кудри.
Палийчук как бы невзначай плеснул на Шкурумеляка водой из ведра, тот отскочил от котлована, обиженно вытащил из кармана размокшую газету.
- Испортил мне все чтение. Тоже… культура!
- А настроение портить - это культура? - смеется Шугай.
- Настроение денег не стоит, - отрезал старик.
- Ганна, бегом за водкой! - неутомимо вычерпывая воду, крикнул Палийчук.
- Сколько взять?
- Сколько донесешь!
- Для этого электричества, Ганна, и спиртозавода не хватит, - покачивает головой Шкурумеляк. - Не натаскать тебе, Ганна, водки.
- Так помогите, - ласково улыбнулась женщина.
- Помочь? - задумался старик. - Тебе - пожалуй. Я и на выборах за тебя, а не за Илька голосовал. Вот он и обливает меня водой…
Вечером, при свете фонарей, у котлована, уже обшитого просмоленными бревнами, гуцулы выпивают по чарке.
- Через две недели, Микола, будет у нас электричество. Ровно через две недели. Приезжай тогда, - хвастается Палийчук другу.
- Приеду, Илько. Осмотрю все твое хозяйство.
- Хозяйство у нас и впрямь справное, - замечает Шкурумеляк, подходя. - Трудодни так и звенят. Только на что же их в это электричество загонять? Ты, Илько, сердись не сердись, а я правду говорю! - и он воинственно задирает вверх клинышек своей бороды.
- Илько, не слушай моего старика: это он с пьяных глаз плетет, - вставляет Шкурумелячиха, дергая мужа за рукав.
- Поглядим, чей верх будет, - старик презрительно косится на жену и направляется к другой группе строителей, чтобы и там кинуть едкое словцо…