Чем черт не шутит, - прищурился Баранов, - а ежели у него действительно твой предмет есть какой-нибудь? Сувенир! - И захохотал: - Ах-ха-ха-ха-ха! Пяташная безделушка.
Честь моя мне дороже денег, Роман Захарович. Советуйте: самому мне ехать в Иркутск или позволите к вашим связям прибегнуть? Сколько на это потребуется, я готов…
Ив Иркутске деньгами откупиться хочешь?
Чем еще?
Умный ты человек, Иван, а дурак. Да чем выше, тем цена-то дороже. Чтобы похерить все у генерал-губернатора, ты знаешь, во сколько это станет тебе? Ты фитюльку, фельдшеришку этого, купи! Купи - и пусть он обратно возьмет…
Постучавшись, вошел делопроизводитель.
Тебе что? - зыкнул на него Баранов. - Занят я. Гони всех к черту.
Делопроизводитель, уже седоватый, с широким, тронутым оспой лицом, привычно поддакнул Баранову:
Так точно, Роман Захарович. Приехали господин Киреев и господин Маннберг, изъявляют настойчивое желание видеть вас и господина Василева. Не пускать?
Баранов судорожно вздохнул и развел руками.
Этих не прогонишь. - И свирепо делопроизводителю: - Зови!
Вошедшие в кабинет Киреев и Маннберг застали Баранова уже у распахнутого окна: он кормил голубей, щедрой рукой разбрасывая золотистые зерна пшеницы. Иван Максимович стоял рядом и смотрел на суетящихся птиц с таким наивным любопытством, словно видел голубей впервые в жизни.
Гуль! Гуль! Гуль! Гуль! Гуль! - покрикивал Баранов поощрительно, стараясь сделать так, чтобы птицы все собрались в один круг головой к голове. - Ох ты, Король, куда побежал? Гуль! Гуль! Гуль!
Вы, так сказать, Роман Захарович, не только так называемый городской голова, но и птичий голова, - как обычно, длинно и неуклюже сострил Киреев, здороваясь с Барановым.
Птичий голова - не сочетается, Павел Георгиевич, - поправил Маннберг, - должно говорить: птичья голова.
А ну тебя! - отмахнулся Баранов и доверительно сообщил: - Удивительное дело: голубей люблю, кошек ненавижу. А кошка - полезнейший зверь.
Спасение человечества в кошках, - с серьезным видом сказал Маннберг, - иначе всех нас давно бы съели мыши.
Мыши? Всех нас? Ловко! Ах-ха-ха-ха! - захохотал Баранов и повернулся к Василеву, по-прежнему все свое внимание сосредоточившему на голубях. - Иван, слышишь? Нас съедят - большого ущерба не будет, а товар твой съедят, ха-ха-ха-ха, страховое вознаграждение не получишь. Так что, брат Иван, разводи кошек!..
Ивана Максимовича так и передернуло, - необдуманная шутка Баранова попала не в бровь, а в глаз. Баранов это и сам понял.
А, ничего, Иван, - сказал он, по-дружески обнимая Василева за плечи, - ей-богу, ничего. Ну, вылетело - вылетело, этот же разговор между нами.
В ответ ему Иван Максимович пробормотал что-то бессвязное, вроде: "Вы сами знаете, Роман Захарович, какое у меня сейчас настроение. Не до смеху…" Маннберг взял его под руку, отошел к дивану и усадил рядом с собой.
Роман Захарович, прошу внимания, - сказал он, заметив, что Баранов опять запускает руку в банку с пшеницей. - Мы заехали к вам с Павлом Георгиевичем, чтобы поделиться новостями. Обладателем одной являюсь я, другой - Павел Георгиевич. Одна для общего развлечения, другая, к сожалению, касается Ивана Максимовича…
Это для нас с ним не новость уже, - отозвался Баранов, не дав закончить Маннбергу.
Вот как! - воскликнул Маннберг. - Но неужели действительно, Иван Максимович, вас кто-то мог так подло оговорить?
Василев хмуро глянул вбок.
Оговорить честного человека могут всегда. И было бы лучше, господа, не напоминать мне об этом.
Рассказал бы лучше повеселее чего-нибудь, - заметил Баранов.
Ну что же вам тогда рассказать? - вздохнул Маннберг. - Историю с моей прислугой знаете? С Елизаветой Коронотовой?
Ну и что? - неопределенно спросил Баранов.
Так вот, ее муж Йорфирий сейчас объявился.
Как? - воскликнул Баранов.
И где же он теперь? - спросил Иван Максимович.
Ну, вероятно, уже по городу ходит. Вчера вечером Тихон Астафьевич, мой казначей, - он в лицо знает его - видел на переезде.
Баранов драматически схватился за голову.
Боже мой! Еще одним пьяницей и мазуриком у меня в городе больше стало.
Зря я поспешил с пересылкой Коронотовой в Иркутск, - пробубнил Киреев, - возможно, появление ее мужа помогло бы следствию.
Вам, Павел Георгиевич, связи с подпольщиками в каждом мерещатся, - сказал Маннберг, - вы скоро и Ивана Максимовича подозревать начнете на том основании, что у него служит нянькой мать Коронотовой.
Ивана Максимовича я подозревать не начну, - внушительно проговорил Киреев, - то, что я сказал, относится не к политическому, а ко второму делу Коронотовой - к убийству ею своего ребенка. Что же касается няньки, не думаю, чтобы Ивану Максимовичу было приятно держать такую женщину у себя в доме.
Она будет уволена, - хмуро пообещал Иван Максимович.
Весь этот разговор усугубил его мрачное настроение. Он с досадой подумал, что ведь знал же раньше, кем приходится Клавдее Порфирий и эта… как ее?., арестованная, но очень уж характером да и лицом понравилась ему Клавдея. А теперь история с ней похуже, чем с Анюткой, получается. Положительно не везет на прислугу.
Баранов вдруг встал, энергично сжал кулак, повертел им у себя под носом и, размахнувшись, опустил как бы на голову воображаемого противника.
Бить! - выразительно сказал он и, пинком отбросив загнувшийся угол ковра, отошел к окну.
Кажется, я против воли своей всех расстроил, - тоном глубокого огорчепия проговорил Маннберг. - Павел Георгиевич, придется вам исправлять.
Всегда, так сказать, приходится мне, - Киреев снисходительно улыбнулся.
Вам отлично удаются романтические импровизации, - продолжал Маннберг, кося уголком глаза на Киреева, - только, к сожалению, не… в личной жизни.
Которой вы, так сказать, и вовсе не знаете.
Но в эту минуту словно что свыше осенило Баранова - он изо всей банки плеснул зернами в голубей и, засунув руки в карманы, морской походкой, вразвалочку, вернулся к своим собеседникам. Сел на диван рядом с Иваном Максимовичем, сильной рукой обнял его за плечи и давнул так, что у того перехватило дыхание.
Нашел, Иван, отличное средство, - шепнул в самое ухо Василева Баранов и поощрительно бросил Кирееву: - А ну, давай, давай, что там знаешь, выкладывай.
Киреев еще поломался немного, но потом, хотя и с кислой миной, заговорил:
Романтики, так сказать, в этой истории действительно хоть отбавляй, и к тому же глупость, исходящая…
За нумером икс, игрек, дробь, два нуля, совершенно секретно… - пощипывая кончики усов, пробормотал вполголоса Маннберг.
Глупость прежде нас на свет родилась, - афористично изрек Баранов, заметив, что Киреев запнулся. - Валяй дальше.
Вчера в кабинет ко мне ворвалась женщина, - сердито насупив брови, продолжал Киреев, теперь уже явно стремясь изложить свою историю как можно короче, - красоты, так сказать, изумительной…
Потому вы сразу и не выгнали ее, как сделали бы со всякой другой женщиной, - пояснил Маннберг.
Густав Евгеньевич!
Молчу.
Охранники ее не пускали, но она, так сказать, раскидала их всех. Представляете женщину: глаза сверкают, румянец во всю щеку, платок на плечах, волосы распустились, вся в так называемом порыве. Начинается странный разговор. Оказывается, она пришла ко мне, чтобы я арестовал ее и направил в Горный Зерентуй по этапу. Была в полиции, в тюрьме, в суде, и ей везде вполне закономерно отказывали. Просьба сумасшедшей, хотя женщина вполне здорова.
Конечно, это сумасшедшая, - не выдержал Иван Максимович.
Не торопитесь с выводами. Обратите внимание, так сказать, на логику женщины. Ей надо быть в Зерентуйской каторге, быть с любовником своим вместе, но как попасть? - Киреев обвел всех взглядом. - Как попасть туда? Документов о состоянии в браке с преступником у женщины пет, доказать, что она невеста или, так сказать, хотя бы любовница его, ей самой тоже нечем, а, по словам ее, преступник этого не подтвердит.
Черт знает что! - воскликнул Баранов. - Вот и не верь после этого в любовь!
…Значит, ей остается один выход: самой стать преступницей и затем выпросить себе именно Зерентуй, а не что-либо иное. Но чтобы стать преступницей, надо совершить соответствующее преступление - уголовное или государственное. Женщина решила, что уголовницей она стать не сможет, и пришла спросить у меня совета, как стать государственной преступницей. Я прошу, господа, не смеяться, мне во время этого разговора не было смешно… Повторяю, женщина красоты изумительной принимает на себя любой позор ради единственной цели - быть вместе с любовником. Глупее этого с ее стороны ничего не придумаешь, и тем не менее я испытывал к женщине так называемое уважение. Мы разговаривали долго, и я ей помог.
Заковал в цепи? Ха-ха-ха-ха! - расхохотался Баранов.
Превратное представление о роли жандармов в обеспечении интересов империи! - резко возразил Киреев. - Искореняются только подлинные государственные преступления, а спокойствие честных людей, не противящихся существующей власти, наоборот, всячески нами охраняется. Я написал письмо в губернское управление с просьбой оказать ей содействие в проследовании до Зерентуя.
Верх человеколюбия и доверчивости с вашей стороны, Павел Георгиевич! - заметил Маннберг. - Надеюсь, кто она, фамилию-то вы ее узнали?
Конечно, узнал. Зовут ее довольно редким именем - Устинья, а фамилия удивительно простая - Петрова, - сказал, вставая с дивана, Киреев. - Ну, господа, я заговорился с вами, прошу извинить, мне пора ехать. Честь имею.