Московская корреспондентка отодвинула стул и положила ногу на ногу. Широкая юбка, спадая тяжелыми складками, обтянула бедро; следователь поперхнулся: "Черт возьми, ну и ножки! А все-таки хорошо, что она в юбке. И юбка - как колокольчик. И блузка на ней - ну, сила, ну, приоделась. Может, для встречи, для меня, может?.. Ну дурак буду, если такую упущу. Нет, говорить надо, рассказывать. Может, тот случай? Пикантно и с намеком".
- Да, алкоголь исключительно влияет на некоторые сферы, - откашлявшись, начал он. - Прошлой весной, к примеру, под Первое мая двое юнцов подпоили девушку и воспользовались ее беспомощным состоянием.
- Ну и как же это они воспользовались? - лениво спросила корреспондентка.
- Как? Что значит - как? Изнасилование. Статья сто семнадцатая УК РСФСР.
- Что вы говорите! - Девица улыбнулась, всплеснув руками. - Она долго отбивалась, пострадавшая невинность ваша?
- В том-то и дело, что алкоголь.
- Вся в синяках и платье в лоскуты?.. Тоже мне, следователь. Да женщина бывает пьяной только тогда, когда сама этого хочет; эта аксиома вам известна?
Ленивый и в то же время покровительственный цинизм москвички больно бил по мужскому самолюбию, но следователь никак не мог преодолеть провинциального комплекса, тихо потел, заранее мучился бессилием и изо всех сил боролся с желанием удрать. Он редко бывал в ресторанах, а если и случалось, то в тени, за спиной умелого организатора, ограничиваясь участием в пиршестве да платежах. Официант, исчезнув, не появлялся, и следователь не знал, надо его звать или так положено; скатерть была мятой, в пятнах и крошках, и он гадал: в какой момент на это следует указать и не упустил ли он этот момент? Эти беспокойства рассеивали внимание, мешали сосредоточиться на том, ради чего он и пришел сюда, сковывали не только его самого, но и его язык, который вообще-то был неплохо подвешен.
- Может, чего желаете?
Это прозвучало так беспомощно, что гостья впервые посмотрела на него с мягким женским пониманием.
- Да не суетитесь вы, все нормально. Отдохнем, расслабитесь, и поговорим.
- Безусловно. - Он жалко улыбнулся, ненавидя себя за эту улыбку. - Знаете, переутомился. Целый день с убийцей. Ну, со Скуловым этим, который вас интересует.
Корреспондентка положила ладонь на его руку.
- Все будет о’кей, верьте мне. И о Скулове поговорим, и об убийстве, и вообще.
"Вообще? Что - вообще? Намекает? А если болтает просто или манера такая?.. И что значит - расслабьтесь? Ведет себя будто старшая, а сама лет на десять младше. Не-ет, с такими ухо востро держать надо, а то враз дурака сделают…"
- Да не бойтесь вы меня. - Она словно читала его мысли. - Ну, хотите, я вами покомандую, пока вы в себя не придете? Годится?
- Годится, - с облегчением вздохнул он и осторожно промокнул платком взмокший лоб.
- Учтите, что я - корреспондент и поэтому всегда на работе. Следовательно, здесь пьем только соки и минералку. Шампанское - в номер, под него и поговорим. Танцуете?
- Вообще-то…
- Не вообще, а конкретно?
- Конкретно нет, - сказал следователь, хотя танцевать умел и любил, но боялся, что не то любил и не так умел.
- Не ревнуйте, когда меня начнут приглашать. - Она улыбнулась. - Меня всегда приглашают, чувствуют, что я - современная. А вы чувствуете?
- От вас флюиды, знаете… - Он опять промокнул лоб сложенным вчетверо платком: будто пресс-папье прокатил. - Как фонтан.
- Ого! - Она вскинула голову и прищурилась. - Кажется, помаленьку приходим в себя, а?
Наконец появился официант. Встряхнул скатерть, в который уж раз застилая ее наизнанку, что только увеличило количество пятен. Принес закуску, какая сыскалась, воду, шампанское, виноградный сок. Следователь тотчас же налил его, пробормотал: "За наше знакомство!" - и поспешно выпил, надеясь исполнить рекомендацию московской гостьи и расслабиться. Сделать этого ему, однако, не удалось, но некую мертвую точку он все же преодолел, и вечер наконец-таки начался. Следователь бормотал дежурные комплименты, промокал лоб и уговаривал выпить шампанское здесь.
- Ну надо же, а? За знакомство и вообще. А?
Корреспондентка смеялась, закидывая голову, и следователь начинал судорожно вытирать пот. С каждой минутой его собеседница становилась все соблазнительнее, а когда начал играть оркестр, ее и в самом деле наперебой вытаскивали танцевать. Следователь цепко смотрел, как ловко она скачет, пламенел еще больше и с надеждой поглядывал на шампанское, которое он гордо приказал заморозить и которое, естественно, никто замораживать не стал.
Все-таки она вытащила его на первом же "белом" танце. Он хорошо чувствовал ритм, но все время думал, как бы половчее дернуться, взмахнуть рукой или лихо прищелкнуть пальцами, и это лишало его естественности. Да еще на ногах гирями висели неуклюжие сапоги с суконным верхом и обрезиненной подошвой, давно именуемые "прощай молодость". Дома были вполне современные, но он же не думал утром, что угодит в ресторан; он шел в следственный изолятор, в сырые, холодные казематы с бетонными полами, от которых у него начинали отчаянно ныть застуженные на зимней рыбалке ноги. И он всегда надевал в тюрьму эти коты, и они спасали его, но скакать в них под современные ритмы оказалось совсем нелегко. Все сегодня было против него, все наваливалось, стесняло, осложняло и утяжеляло; иными словами, все обостряло и без того достаточно ощутимый им комплекс неполноценности. А партнерша то взлетала, как птица, то изгибалась, как змея, и широченная юбка металась, как парус на ветру.
- Ну все, сматываемся, - объявила она после этого бешеного танца. - На меня глаз положили, пора отрываться. Расплачивайтесь, и двинем.
Он не знал, полагается ему проверять счет или это не принято. Внутренне он физически ощущал, сколько у него денег и где они лежат, и до ужаса боялся, а вдруг не хватит. И косил глазами, когда официант бегал карандашиком по бумажке, стремясь усечь итоговую сумму. А когда усек, вздохнул с облегчением.
- Перепрыгали, что ли? - удивилась гостья.
- Есть немного, - согласился он. - Все, знаете, дела. Практики танцевальной маловато.
На радостях он отвалил пятерку "на чай", а потом долго маялся, что много. И не столько ему было жалко денег, сколько совестно перед официантом, взгляд которого уловил, а уважения в нем не почувствовал. Да что там уважения: презрением облили, как из шланга. И он волок на себе это холуйское пренебрежение за чрезмерные чаевые, и ощущение потливого бессилия уже не покидало его. А тут еще приходилось подниматься по лестнице на шестой этаж, прятаться в углах и бесшумно перебегать по знакам опытной девицы, ибо горничные, талантливо рассаженные в пунктах наилучшей обзорности, из всех своих обязанностей с рвением исполняли лишь одну: следили, кто когда и с кем пришел в свой номер. И следователь взмок и выдохся, пока мышью юркнул к корреспондентке.
- Идиотская у вас гостиница, - шепотом сказала она, беззвучно повернув ключ. - Все просматривается, как на стадионе.
Провела в комнату, усадила в кресло. Закрыв дверь в тамбур, осмелела и говорила почти нормальным голосом:
- Снимайте пиджак, галстук, а главное, расслабьтесь. Я только душ приму: перепрыгала.
Ловко выхватив что-то из шкафа, москвичка исчезла в ванной, откуда тотчас же послышался тугой шум душа. А следователь пиджак снять не решился, потому что носил подтяжки и считал, что показывать их неудобно. Галстук он все же ослабил и расстегнул промокший ворот рубашки, но облегчения не почувствовал, поскольку в голове в разных вариантах вертелась одна и та же мысль: ох, напрасно! "А вдруг нагишом выскочит? - уже почти с ужасом думалось ему. - Сама же сказала, что современная, знаем мы этих современных. Выйдет после душа в чем мама родила, хватанет шампанского, намекнет, а мне что делать?"
Следователь решил было немедленно уйти, пока хозяйка заманчиво повизгивала в ванной. Но успел только затянуть галстук, и тут вышла корреспондентка в коротком, отчаянной смелости халатике, в шлепанцах и в нейлоновом чепчике, с которого капала вода. На свежем, очень радостном лице ее не было никакой косметики, и поэтому вся она казалась куда моложе и куда недоступнее.
- Что это вы будто на приеме? - Она плюхнулась в кресло, нимало не заботясь, что полы халатика распахнулись. - Уф, обожаю ледяной душ! Сейчас выпьем, и вы расскажете это дельце с убийством допризывника в день проводов в армию.
- Ну нельзя сказать, что допризывника, и вовсе не в день проводов, и вообще окончательно решать будет суд, - забормотал он, стараясь не глядеть на белые колени. - Формально следствие закончено, но еще не закрыто, поскольку я еще не оформил…
- Да будет вам, - безмятежно перебила она, стянула мокрый чепчик, тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам. - Журналистику не сенсации интересуют, а проблемы, и моя первая крупная публикация должна быть взрывной.
- Но так же нельзя: рассказывать до завершения…
- Открывайте шампанское, Шерлок Холмс!
Он послушно открыл шампанское - слава богу, не облил ничего, - налил, чтобы пена поднялась шапкой, сказал: "За вас!" - а подумал: "Ну до чего же соблазнительная баба!"
- Ну? - нетерпеливо сказала она. - Давайте выпьем и - к рассказу. С подробностями и деталями.
- Успеем с деталями, - ненатурально засмеялся он. - За нашу встречу.
А сам думал: "Не так надо, не так! Надо на брудершафт предложить, губы ее поймать и рукой… А она - по морде. Может случиться такой вариант? Вполне. В Москве, поди, ни на какие брудершафты не пьют, уж забыли, как пить-то на этот брудершафт. Нет, говорить придется, а там видно будет, говорить…"