В полном молчании подошли к Серегиной усадьбе. За невысокой оградой из камня ничего невозможно было разобрать, только чернели на фоне неба голые ветви яблонь и слив да угадывались за ними постройки: хата, сарайчик с голубятней и бог знает, что еще там, не видно. Брякнув цепью, подал голос Серегин волкодав Гришка. Впрочем, если говорить правду, был Гришка никакой и не волкодав, так, средняя дворняга с примесью овчарки, но Серега утверждал: волкодав, и спорить с ним сейчас об этом не было никакого смысла.
- Стойте тут! - скомандовал Серега и, пригнувшись, как вор, исчез за калиткой. Гришка еще два раза гавкнул, потом сдавленно пискнул и затих - видать, Серега загнал его в будку и там запер.
Придерживаясь, как слепые, друг за друга, цепочкой втянулись в мощенный кирпичом просторный двор. Темень - в глаз коли. Серега, то и дело озираясь на хату, словно оттуда каждую секунду мог грянуть выстрел, отомкнул ключом какую-то дверцу, и все, сгибаясь, вошли в пахнувшее теплом и вонью помещеньице - курятник... "Ко-ко-ко-ко", - послышалось со всех сторон.
- Куда ты нас привел, Серега?! - обиделся Матюшенко. - Это ж черт знает что! Никаких условий.
- А куда ж я вас приведу - в три часа ночи? В хату? Спасибо. У меня трое детей.
- Ладно тебе, Иван, - стали уговаривать Матюшенку. - Куда привел, туда и привел. Надо понимать человека..
- А куда ж тут садиться? - щупал Матюшенко под собой. - Сядешь в какое-нибудь...
- Тише! - страшным шепотом закричал Серега. - Тише, гады. Марию разбудите - нам всем труба. Я за последствия не отвечаю.
- Заткнись, Иван, - посоветовали Матюшенке и другие. Но того было не унять.
- Здорово ж ты жидки боишься, Серега, - сказал, он. - Ты глянь, аж коленки трясутся!
- А ты своей не боишься?
- Кто, я?
- Ты! Тебе б только языком трепать. А вы представьте: кто-нибудь из вас привел бы домой пять душ, ночью? Что бы тогда ваши жинки сказали?
Все невольно задумались, представив в уме, что бы им сказали жинки. Помолчали.
- То-то и оно, - сказал Серега. - А я привел. Пять душ! Ночью! Вы меня знаете куда целовать должны?
- Ладно, Серега, поцелуем, - сказали ему, - ты только вино скорей неси, сил нету...
Серега принес ведро вина, ведро яблок, а потом стакан и чашку с отбитой ручкой. Немного поспорили, решая, в каком порядке пить: как солнце ходит или - по часовой стрелке. Решили: по стрелке, потому что ночь все-таки и так темно, что кто ж его и знает, с какой стороны солнце. А потом все пошло как надо.
Когда выпили так с полведра и шел уже хороший, нормальный разговор, Матюшенко отвалился к стене, устроился поудобней и сказал с чувством:
- Вот сидим мы тут, старые козлы, пьем в очень плохих условиях - темно, куры... А как нам хорошо! А, хлопцы? Ведь хорошо?
- Очень хорошо, - все согласились. - Так хорошо, что и сказать человеческим языком трудно. Да что и говорить - и так ясно.
- А в чем дело, хлопцы? Почему так? Отчего это лучше даже, чем если б мы сидели сейчас в ресторане, и музыка б играла, и все такое, что бывает в ресторанах, а вот этого б, - Матюшенко постучал себя кулаком в грудь, - вот этого б и не было, а?
- Чего, бы не было? - не понял Тимка Губанов. Темно, и он не увидел Матюшенкиного жеста.
- Да вот этого, этого! Ну вот того хотя бы, что я вас всех сейчас люблю к хочу обнять, как родных братьев. Тебя, Серега, тебя, Тимка, тебя, Бричка.
- Ясно, - сказал Тимка. - Я тебя тоже уважаю.
- Пошел ты знаешь куда! Ты лучше скажи - почему так? Скажи, если ты умный, почему нам тут лучше, чем в ресторане? А ну, кто скажет?
- А потому, что в ресторане ты бы все время думал, сколько тебе придется платить, - сказал рассудительно Серега. - И еще про то, есть ли у нас у всех деньги.
- Ты, Серега, помолчи... Не путай хрен с пальцем. При чем тут деньги?
- Тогда не знаю почему. - И Серега икнул. - Черт...
- А ты подумай, подумай! Голова у тебя на плечах или капуста?
- А что тут думать? Хорошо оно и есть хорошо. Думать надо, когда плохо. А ну, у кого там чашка?
Матюшенко обиженно умолк. Но ненадолго.
- Нет, хлопцы, - опять вздохнул он, - что ни говори, а есть в этом какая-то загадка. Вот, например, дома: ну чего тебе не хватает иной раз? Придешь с работы - жинка на стол поставит: борщ с мясом, огурцы, помидоры, сало, выпьешь, закусишь, что еще нужно? Чисто, хорошо, по телевизору кино бесплатно. А все же такого, как сейчас, нету. Нету! Хоть вы меня на куски режьте. Так почему же это так? Не знаете? А я знаю. Я додумался. Не зря меня бригадиром над такими сапогами поставили. Потому что дело не в выпивке совсем и не в закуске. Это бабы наши так считают, что нам бы только пузо налить и где-нибудь поболтаться. Они же вот этого самого, что вот тут горит, не понимают и никогда своими курячьими мозгами не поймут. Не поймут, что не для того я после работы иду вино пить, что мне выпить хочется - у меня и дома есть, - а потому я иду, что я иду - с друзьями. С милыми моими, дорогими сердцу друзьями...
- А один не ходишь? - ехидно встрял Серега, когда Матюшенко перевел дух.
- Дурень ты, Серега.
- Сам дурень. Надо же, додумался: не в вине дело! А в чем же тогда? Прожить на свете столько лет...
Но большинство все же поддержало Матюшенку - мол, да, да, конечно, не в вине дело, а дело в дружбе, но плохо то, что этого никто не понимает, даже милиция, которая берет всех, не разбирая, кто перед ней: просто пьяный или человек идет со свадьбы. Привели несколько примеров. Потом хотели выпить за дружбу, но тут как раз чашка противно заскребла по дну. Все разом закричали:
- Серега, а ну погоняй за вином, не видишь - пусто!
Серега разозлился:
- Вот я вам принесу сейчас ведро воды и посмотрю, как вы дружить станете. А что, сами же сказали - не в вине дело. Возьму и принесу. Хоть залейтесь.
Наступило неловкое молчание. Потом кто-то неуверенно сказал:
- А что, может, и вправду попробуем? Как-то оно будет.
И еще кто-то: давайте, давайте, проведем, мол, такой эксперимент.
Но немного поспорив, все же решили, что лучше попробовать в другой раз, а сейчас вроде уже и нет смысла - ведро-то уже так и так выпили. Не будет, как говорят инженеры, чистоты эксперимента.
- Иди, иди, Серега, сегодня уже не будем мешать.
- Не надо путать теорию с практикой.
- Нет! - заартачился Серега. - Вы сначала скажите, что я прав, а не Матюшенко. Я прав, а он не прав. А ну, скажите!
- Прав, прав, - быстро согласились с ним, - не тяни душу.
И Серега выбрался с ведром из курятника.
- Только сидите тихо, как мыши, - предупредил.
Его тоже предупредили:
- Гляди, Серега, принесешь воды - на голову выльем.
Покурили в полном молчании. Говорить не хотелось. Без ведра дружба не клеилась. Кто-то сказал:
- Что-то оно и в самом деле тут не так. Видать, ты, Иван, как всегда, загнул. Может, в отдаленном будущем так и будет, но пока, думаю, мы недозрели.
- Видать, недозрели, - согласился и Матюшенко. - Пережитков в нас много. Где этого жлоба черт носит? А может, хлопцы, запоем песню? "Стоит гора-а-а высо-окая-я-я..."
- Ты что, Иван, трахнулся?
- А что? Какая ж гульня без песни.
- Ты что, Серегиной Марии не знаешь?
- А что она нам сделает? Мы тихо. "Стоит гор-а-а высокая..." Да что вы, хлопцы, в самом-то деле! Ну что, что она нам сделает, Мария?
- Мария все может сделать.
Еще подождали. Сереги нет и нет, как в воду булькнул. А Матюшенко и говорит:
- Это он нас нарочно проверяет - мол, посмотрю, что вы без вина делать будете. Но мы ему сейчас устроим. "Стоит гора-а-а высокая..." Ну чего вы, хлопцы, боитесь? Зажарит нас Мария? Постреляет? Или мы на войне не были? Смерти в глаза не смотрели? Смотрели! Я в штыковую атаку под Варшавой ходил. Два раза ранен. А тут - Мария! Тьфу! И не стыдно вам, хлопцы? Ну еще можно понять, если бы рядом был противник, фашист проклятый: ты запоешь, а он огонь откроет. А то черт-те что - Мария, баба! Ну что нам может баба сделать, что?
- Смотря какая баба.
- Ну не убьет же она нас! А это главное. Все-таки - советская гражданка.
- А что петь будем?
- Я ж говорю: "Стоит гора высокая".
- Нет, давайте тогда лучше военную.
- Давайте. "Раскинулось море широко..."
- Это не военная.
- Как не военная? Самая военная. А ну подтягивайте!
Словом, запели. Да так хорошо запели...
Дальнейшие события развивались быстро. Серегина Мария, неглупая и в общем добрая женщина, услыхав песню, сразу все смекнула и, подкравшись к курятнику, накинула на клямку замок. Никто этого и не заметил. Уже спели до конца "Раскинулось море широко", а Сереги все не было. С особым чувством затянули "Врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желает..."
"Не будет вам пощады, пьяницы проклятые", - сказала тогда себе Мария и постучала лопатой по стенке курятника.
Песня стихла.
- Кто там? - послышались осторожные голоса.
- Это я, - сказала Мария. - Доброе утро.
В курятнике затихли. Потом Тимка- Губанов прошипел Матюшенке на ухо:
- Говорили же тебе как человеку! Что теперь делать будем?
- Серега! - позвала Мария, - У тебя голова на плечах есть или нету?
Из курятника не доносилось ни звука.
- Серега! - повысила голос Мария. - Шкуру спущу.
После этого раздался чей-то голос:
- Нет тут Сереги...
- А где же он?
- А мы не знаем.
Теперь задумалась Мария: если в курятнике нет Сереги, то кто же там? Странно.
А по ту сторону стенки тоже совещались.