- Как хорошо вы сделали это! - воскликнул Джеймс Мылрок, разглядывая Уэленскую косу.
Он подошел к стойке, встал под поднятую на подставку байдару, посмотрел наверх.
- Скоро байдары на берег!
- Послезавтра, - ответил Теин, убирая в ярангу охотничье снаряжение.
Теин и Мылрок снова уселись на снегоход и, таща на буксире добычу, направились к домам.
Ума, жена Теина, уже стояла у порога жилища с ковшиком воды: согласно древнему обычаю нерпу "поили" водой у порога прежде чем внести ее внутрь.
Никто не помнил значения этого обряда, но без него как-то не было бы завершенности.
Ума облила голову убитой нерпы, потом подала ковш с остатком воды охотнику. Теин отпил из ковша и с силой выплеснул оставшиеся капли в сторону моря.
Только после этого гость поздоровался с хозяйкой и добычу внесли в дом, в просторную кухню, где имелся закуток для обработки.
- Опять звонили из Москвы, - напомнила Ума. - С телевидения.
Рабочая комната Теина была просторная, с огромным, почти во всю стену, окном, обращенным в сторону моря. В кристально чистые стекла как бы вписывались покрытая льдом и снегом лагуна и старый Уэлен на косе с ярангами и байдарами, еще стоящими на подставках.
Остальные стены занимали книжные полки. Книги, книги от пола до потолка. На русском, эскимосском; чукотском, английском языках. И еще картины. Одна из них почти повторяла ту, что открывалась из окна, - старый Уэлен. Но изображение не было вымыслом: это был вид Уэлена тысяча девятьсот двадцать шестого года.
В дальнем от входа конце стоял большой письменный стол из некрашеного дерева со стареньким компьютером, с экраном-дисплеем и блоком памяти, а недалеко от двери - низкий чайный столик с сиденьями - китовыми позвонками.
Дом Теина был хорошо знаком Мылроку, и он, раздевшись, уверенно направился к чайному столику, на котором в термосе, как он знал, был крепко заваренный древний напиток - чай.
Хорошее место выбрал Иван Теин для своего дома! А сам дом - это Литературная премия за книгу рассказов. В двадцать первом веке Литературная премия означала не деньги, которые и в старину мало что значили, а исполнение сокровенного желания писателя. Это могло быть какое-то необыкновенное путешествие, возможность изучения какого-нибудь предмета, проблемы (на это время лауреат получал содержание академика). А Иван Теин пожелал иметь хороший дом в родном селении и поселиться в нем и заняться древним делом своих предков - охотой на морского зверя. При этом он, конечно, продолжал писать…
Иван Теин уселся рядом с Мылроком, налил себе чашку чая и спросил:
- Что пьют в Америке?
- Все, что раньше пили, - ответил Мылрок. - Теперь еще прибавился "Китовый тоник". Его у нас пьет Адам Майна и говорит, что ему хорошо.
- Слышал, что наше правительство приобрело лицензию на производство этого напитка.
- Весь мир помешался на этом тонике, - проворчал Мылрок, с видимым наслаждением прихлебывая чай. - А по мне, нет ничего лучше хорошего чая…
- И для меня тоже, - ответил Теин.
Некоторое время оба молча пили чай, явно уступая друг другу начало трудного разговора.
Послышался зуммер вызова дальней связи. Но это был всего-навсего Анадырь. Телевидение Чукотки просило у Ивана Теина несколько слов о будущем строительстве.
- Могу только сказать, что в обычаях и взаимоотношениях жителей Берингова пролива давно выстроен иной мост. И до поры до времени он удовлетворял и нас, и наших соплеменников на другом берегу… Теперь другие времена, требуются другие мосты. И тот, кто решил построить этот мост, должен отдавать себе отчет в судьбе и будущем тех людей, которые искони живут в Арктике…
Говоря это, Иван Теин искоса поглядывал на гостя.
А гость молча слушал. Когда Теин закончил, Мылрок налил еще чашку чая и тихо спросил:
- Значит, ты тоже радуешься?
Но Теин промолчал.
Откуда-то доносилась музыка. Пел женский голос, таинственный, едва различимый. Это было похоже на древний напев Нутетеина о чайке, борющейся с ветром… А может, это просто ветер. Вон как по лагуне крутит снег.
Теин подумал о дирижабле: успеет корабль вернуться в Ном или же заночует в ангаре, в Анадыре?
- Я приехал посоветоваться, - сказал Мылрок, кладя чашку вверх дном в знак окончания чаепития. - Дело тут такое, что мы не должны упустить своей выгоды. Особенно мы должны быть осторожны и тверды со своим правительством. Как бы нас снова не оставили в дураках…
Теин вдруг улыбнулся. Улыбка была широкой, почти веселой, если бы не глаза: они были озабоченны и грустны.
- Дорогой Мылрок! Дело кончится тем, что меня привлекут к ответу за вмешательство во внутренние дела чужого государства и наши и ваши власти. Ты же знаешь, как это теперь строго! Тут такое затевается, дело идет об укреплении безопасности двух великих держав, а ты приезжаешь советоваться, как сорвать побольше со своих!
- Ну, не совсем так, - смущенно отозвался Мылрок. - Ведь строительство моста угрожает нашему образу жизни, охоте, всему, что окружает нас. В проекте инженера Борисова говорится об изменении климата Арктики…
- А зачем нам другой климат? - весело спросил Теин. - Мы родились в этом климате и в нем хотим дожить до конца дней своих. И желаем, чтобы дети наши унаследовали мир таким, какой он есть. Тот, кому нужен другой климат, тепло, - пусть едет в Африку или на Гавайские острова! Я еще не знаю точного проекта моста, но думаю, что там все предусмотрено… Может быть, что-то и изменится, но наши правительства надеются, что жители Чукотки и Аляски достаточно мудры, чтобы понять необходимость такой жертвы, если назвать жертвой многие изменения, которые затронут наш образ жизни, наш устоявшийся уклад, - осторожно закончил он.
- Но так ли уж необходима жертва? - спросил Мылрок.
- Процитирую Евгения Таю: "Человек ради будущего часто отказывается от дорогого ему прошлого, оставляя позади многое из того, что ему хотелось бы иметь всегда при себе…"
Мылрок пристально посмотрел на Теина.
- Вот ты коммунист, Теин… А я человек верующий… Но во многом мы сходимся. То, что мы придерживаемся разных убеждений, никогда не мешало нам быть друзьями. Но скажи честно: если ваша партия потребует такой жертвы, ты пойдешь на это?
Теин снова улыбнулся. На этот раз в его глазах зажегся настоящий веселый огонек.
- Если, как ты говоришь, наша партия потребует этой жертвы, в первую очередь потребую я. По той причине, что я тоже партия, хотя и малая ее часть.
Мылрок решительно вскинул голову:
- Но мы за это должны получить сполна! Еще не знаю, как все выйдет, но мы будем тверды. Во всяком случае будем биться, чтобы нас не обидели!
- Ну, а вдруг будет так, что мост не нанесет никакого ущерба ни окружающей среде, ни образу жизни людей Берингова пролива? - тихо спросил Теин.
- Как бы его ни построили, если он даже чудом, волшебством возникнет за одну ночь, он все равно не минует нашего Иналика. А раз сооружение хотя бы тенью заденет наш остров - пусть платят! Таков мир. Или пусть оставят нас в покое! Наши льды и наш холод!
Теин усмехнулся:
- Ты рассуждаешь, как Джон Петерсен!
Джон Петерсен, знаменитый ученый-эскимос гренландского происхождения, в конце прошлого века, когда Гренландия получила ограниченную автономию от Дании, выдвинул идею создания Арктической Федерации, независимого арктического государства. "Лед и холод - коренным северянам!" С таким лозунгом он разъезжал по странам мира и пытался внести свое предложение на обсуждение Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Существенной частью его программы была полная изоляция Севера от южных районов для сохранения в неприкосновенности культур и природного окружения. Единственное, на что он был согласен, - это на создание специальных районов, куда бы за высокую плату допускались немногочисленные туристы.
- В идеях Петерсена было немало привлекательного, - заметил Мылрок.
- И в твоих тоже, - в утешение сказал Теин. - И думаю, что в конечном итоге будет найдено разумное решение. Но помни: есть мир, где не все измеряется деньгами.
- Извини меня, - смущенно пробормотал Мылрок.
К вечеру, когда неутомимое весеннее солнце повисло над заледенелым Инчоунским мысом, жители Уэлена направились в Дом культуры, возведенный над тундровым озером. Было объявлено, что в честь гостя будут исполнены старинные танцы Берингова пролива. Каждый зритель нес сверток: излюбленное свое блюдо в общий котел угощения.
Все это потом было разложено на большом столе. Чего здесь только не было! Прежде всего, сбереженные с зимы запасы квашеных листьев - чипъэт, нунивак, юнэв. Обсыпанные сахаром, моченные в нерпичьем жиру желтые ягоды морошки, куски вяленой оленины, рыба во всевозможных видах, китовая кожа с салом, сушеное до черноты моржовое мясо. Были и другие экзотические блюда - разного рода пироги, в том числе с капустой, пельмени, котлеты…