- А тот, что мы подпортили парадное настроение белякам да их господам! - Глаза Новикова блестели. - Листовочки им на головы посбрасывали!
- Молодцы, - одобрил Роман, выслушав рассказ Новикова. - Больше и чаще их надо распространять.
Они выпили по рюмке водки, закусили, и Роман отодвинул от себя тарелку:
- Приобщились и хватит. Или ты еще? - Они взглянули друг на друга и рассмеялись, вспомнив далекие матросские времена. Новиков покачал головой:
- Дураки были, вот и хлестали. Что было - то прошло.
- Тогда к делу. - Роман наклонился к Новикову: - В комитете мне сказали, что ты оберегаешь Мандрикова и Берзина.
- Берзин еще не приехал, а Мандрикова вожу с явки на явку. Контрразведчики по пятам ходят.
- Да, нельзя ему оставаться во Владивостоке.
- Комитет пошлет в партизаны?
- Нет, не в партизаны. Подальше. Есть указание Сибирского бюро. - Роман загасил папироску о пепельницу. - Поважнее и потруднее.
Новиков вопросительно посмотрел на Романа, но тот только сказал:
- В свое время узнаешь.
Николай Федорович не обиделся, понимая, что так надо. Роман о чем-то сосредоточенно думал. Новиков не нарушал тишины. Ждал, когда друг сам заговорит.
- Скажи, Николай, - наконец спросил Роман, - какого ты мнения о Мандрикове? Успел ведь приглядеться?
- Да я его и раньше немного знал. Лично не был знаком, но знал по кооперативным делам. Думаю, что закваска эсеровская в нем еще чуток осталась, ну, и горяч, скор на решения.
- Плохо, - качнул головой Роман. - Казалось бы, школу в тюрьме и концлагере у белочехов хорошую прошел. Костя, Арнольд, Старик, да и другие с ним немало поработали. Сам ведь к нашей партии пришел еще в Петрограде, в Учредилке.
- Михаил Сергеевич делу нашей партии предан, спору нет, - Новиков опасался, что Роман неправильно его поймет. - Только вот строгости в нем маловато. Молод еще. Считай, и тридцати нет.
- Что молод - это хорошо, - улыбнулся Роман. - А строгость должна к нему прийти. Дадим большое трудное поручение. На нем старше станет. Берзина кто встречает? Где его устроишь?
- У себя пока.
- Не опасно?
- Нет, - убежденно кивнул Новиков. - Про меня колчаковцы еще не пронюхали. А встречать Берзина будет Антон Мохов. Парень дельный, осторожный.
- Хорошо. На следующей неделе приведешь Мандрикова и Берзина ко мне. О дне сообщу. - Роман поднялся. - Ну, будь здоров! Передавай поклон своей половине. Скажи, зайду как-нибудь ее картофельных оладей отведать. Соскучился уже.
Они пожали друг другу руки, и Новиков остался один. Он посмотрел на часы и покачал головой. Ох уж эта молодежь. Наверное, Антон и Наташа бродят по Светланке и забыли о нем.
В коридоре послышались громкие женские голоса, плач. Новиков поспешил из комнаты и увидел Наташу, прижавшуюся к косяку двери. Плечи девушки вздрагивали, а по ее лицу из широко раскрытых черных с монгольской косинкой глаз бежали слезы.
- Что случилось, доченька? Что случилось?
Руки женщины были в мыльной пене, но она, не замечая этого, гладила дочку по плечам. Увидев Новикова, девушка поднесла к губам руку, прикусила ее, потом с отчаянием выкрикнула:
- Антона забрали… били его… вся голова в крови… его тащили и били… О-о-о… - Наташа закрыла лицо руками, заплакала еще громче…
4
Антон пошарил вокруг себя. Рука нащупала грубую колючую мешковину, на которой он лежал, и уперлась в сырую, липкую коричневую стену, Он хотел подняться, но острая боль во всем теле заставила его сжать зубы, чтобы не застонать. Он открыл глаза и увидел над собой низкий свод. В узкое, забранное решеткой оконце под потолком лился серый свет, Антон с необычайной отчетливостью вспомнил все, что произошло накануне.
…Расставшись с Новиковым, Антон миновал Жариковский сад, взобрался по крутому склону сопки к домику, прилепившемуся к каменной стене, кое-где покрытой зеленоватым мхом.
На кухне, при свете керосиновой лампы, хлопотала у плиты мать. Антон, обняв ее за плечи, поцеловал в лоб.
- Антоша, - сказала мать, с любовью глядя на сына, - тебя ждет Наташа.
Антон, не снимая тужурки, быстро прошел в комнату. На диванчике сидела девушка лет двадцати в легком коричневом платье с белым кружевным воротничком. Наташа поднялась навстречу и протянула Антону руку:
- Здравствуй.
Говорила она певуче. Ее лицо с продолговатыми черными глазами было приветливым, открытым, как у людей с добрым сердцем.
- Здравствуй, - отрывисто сказал он. - Почему так рано? Что-нибудь случилось?
- Нет, - Наташа обиженно приподняла гладкие темные брови. - А ты недоволен, что я пришла?
Антон с досадой махнул рукой.
- Мы же договорились, что принесешь листовки вечером?
- Очень умно! - с укоризной и насмешкой сказала Наташа. - Завтра колчаковцы да иностранцы парад устраивают. Сегодня по всему городу с вечера патрули начнут бродить. Почему же я должна ждать вечера? А вот днем кто на мою корзинку обратит внимание?
Она указала на плетенную из желтоватого лозняка закрытую корзинку, стоявшую на полу.
- Ну, молодец! - забыв о своем недовольстве, восхитился Антон и, не замечая, как засияли глаза девушки, опустился на колени, достал из корзинки квадратные свертки в желтой бумаге, туго перетянутые шпагатом. На каждом свертке была этикетка: "Мазь противочесоточная".
- Здорово придумано, - расхохотался Антон, - "Мазь противочесоточная". Вот и будем выводить всякую нечисть!
Он разорвал шпагат с одного свертка, содрал обертку. В картонной коробке лежали аккуратно отпечатанные на тонкой бумаге листовки. Он взял верхнюю и быстро пробежал ее взглядом. Наташа с нежностью смотрела на склоненную голову Антона, на его густые, вьющиеся крупными волнами каштановые волосы, спадавшие прядями на лоб. Смуглое лицо со сжатыми губами и широким подбородком было сосредоточенным. "Какой он гордый и смелый, - подумала Наташа и робко, точно таясь сама от себя, прошептала. - И красивый".
Она почувствовала, как запылали ее щеки… и отвернулась к окну, чтобы скрыть свой румянец, свое волнение. Антон вскочил на ноги, быстро заговорил:
- Ты читала листовку? - и, не дожидаясь ответа девушки, продолжал: - Слушай, "Всероссийское правительство (Омское) считать врагом народа и беспощадно бороться с ним. Единственной властью в России признать Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и Совет Народных Комиссаров - власть, служащую интересам трудящихся всего мира и находящуюся в Москве…" - Антон прервал чтение и взглянул на Наташу. - Правда, здорово?! Колчака не признаем! А вот и интервентам: "Пока вы поддерживаете наших врагов, мы будем бороться до последней капли крови".
Антон опустил руку с листком, помолчал, о чем-то думая, потом встретился взглядом с Наташей и спросил неожиданно тихо:
- Будем, Наташа? Верно, будем?
- Да, - Наташа подалась навстречу Антону, и их руки сплелись. Они, счастливые, смотрели друг другу в глаза. Наташа первая отвела взгляд и тихо повторила. - Да, будем… Вместе…
Пожатие их рук стало еще крепче.
- Антон! Наташа! - послышался голос матери Антона. - Идите кушать! Слышите? Идите, а то все остынет!
- Идем! - откликнулся Антон и, крепко сжав руку Наташи, пошел с ней к двери.
За столом мать любовалась сыном и в то же время тревожилась за него. Один он остался из большой когда-то семьи, но, видно, и он скоро уйдет. Старушка ревниво посмотрела на Наташу. Мать уже давно, раньше Антона и Наташи, поняла, что их дружба перешла в любовь, и с тревогой ожидала, когда наступит это неизбежное и радостное событие - свадьба, которая, конечно, отдалит ее от сына.
Наташа - дочь грузчика торгового порта, училась на курсах медицинских сестер, была членом красной десятки и работала в подпольной большевистской организации Дальзавода.
Наташа любила Антона, в этом она давно призналась себе, но всякий раз, как только Антон начинал ей говорить о своей любви, она резко обрывала его, быстро меняла разговор, хмурилась, и Антон покорно подчинялся ей.
После ужина, когда мать легла спать, Антон и Наташа распаковали листовки. Они были на японском, русском, английском и французском языках. Девушка осторожно спросила:
- Ты не боишься, Антон?
- Чего? На крышу лезть? - он засмеялся. - Я мальчишкой голубей по крышам гонял.
Наташа сердито прикусила губу. Ей не нравилось, что всегда он на серьезные вопросы отвечал ей шуточкой. Она связала пачку листовок:
- Это я возьму с собой. Тебе будет много.
- Хорошо, - кивнул Антон. Они стояли рядом. Антон привлек Наташу к себе и поцеловал. Оба, смущенные, торопливо оделись, и Антон пошел провожать Наташу.
Шли по пустынной Ботанической улице. Город лежал внизу в темноте. Горели золотистыми бусами фонари на Светланке и в порту. Мигал огоньком, переговариваясь с берегом, невидимый корабль.
Наташа шла, прижавшись к шершавому рукаву куртки Антона.
- Наташа, я…
- Не надо, не надо, молчи, - остановила его девушка, зная, о чем он хочет сказать. - Пусть будет тихо. Хорошо…
Так они молча дошли до Ключевой улицы. У калитки Наташа сказала:
- До свиданья, милый…