* * *
Вечерний Крещатик натолкнул на мрачные размышления. Может, утренний или дневной немного успокоит нас? Вряд ли. В дневные часы он одержим. Магазинная и лоточная вакханалия. Моя квартира в самом центре, и вся толчея перед моими глазами. Когда-то, до войны, Пассаж был тихой улочкой с художественными салонами, книжными магазинами. Сейчас это "Детский мир", где меньше всего детей и с избытком взрослых.
Что происходит со взрослыми, когда где-то "выбросили" кофточки, босоножки или апельсины, - говорить не приходится. С ужасом и великим сожалением думаю о тех, чьи окна выходят в этот самый "Детский мир". Наши, слава Богу, выходят в противоположную сторону, которая шумна только по утрам, когда разгружают ящики в тылах магазинов. И только по воскресеньям в Пассаже тишина. Магазины закрыты. Бродят голуби, да во дворе "Гастронома" единственная на весь Пассаж очередь - сдают бутылки.
Бывает время, когда Крещатик меняет своё обычное лицо. Это - праздники и дни футбольных матчей. Население его тогда увеличивается в десятки раз. В дни футбола не рекомендуется заходить в "Гастроном" - всё равно ничего не добьёшься, - а в дни праздников и салютов прекращается движение транспорта и улица во всю свою ширину и длину отдаётся во власть пешехода, если это спокойное слово можно применить к топчущейся на месте или протискивающейся куда-то толпе. Это не лучшее время для посещения Крещатика.
Мы с мамой выходим гулять обычно под вечер. Жара уже спала, но вечерней толкотни ещё нет. Маршрут традиционный - до эспланады над Днепром или по Петровской аллее и назад. Идём себе под ручку, тихонько, не торопясь. У подземного перехода осаждают продавщицы цветов, они нас хорошо знают. "Возьмите ландыши бабусе, только из леса…" Мама любит ландыши, и весной у нас вся квартира в ландышах. И в распускающихся веточках тополя, каштана, клёна. Потом сирень, жасмин, к концу лета гладиолусы, осенью георгины, астры… "Вы только побрызгайте их сверху, долго стоять будут…" Иногда наших баб нет, их разгоняет милиция. Зачем? Почему? Кому они мешают? Кто-то объяснил: "Безобразие! Замусоривают только Крещатик лепестками!" Действительно, безобразие, того и гляди утонет Крещатик в лепестках роз…
Так, здороваясь направо и налево, - мы ведь тоже неотъемлемая часть предвечернего Крещатика, что-то вроде его достопримечательности, - доходим до громадного плаката на глухой стене дома: "Пийте, друзi, вiтамiни, натуральнi свiжи соки, i рум'янцем неодмiнно запалають вашi щоки". Мама каждый раз возмущается: "Зачем надо, чтоб у меня пылали щёки? Кто придумал, что это красиво?" А на площади Калинина на доме всю ночь вспыхивает и гаснет: "Хто морозиво вживае, той квiтучий вигляд мае". Мать тоже пожимает плечами: "Всю жизнь ем мороженое и никогда этого не замечала".
О, киевская реклама, мигающая, вспыхивающая, переливающаяся! Она далеко обогнала примитивные московские призывы "Аэрофлота" и сберкасс пользоваться их услугами и, пожалуй, даже Бродвей. У нас она в изысканной стихотворной форме.
"Якостi найкращi сконцентрованi саме в ньому, в цукрi рафiнованiм" (качества наилучшие сконцентрированы именно в нём, в сахаре рафинированном).
"Кришталь, скловироби, термоси виробництва Киiвського склозаводу художнього хай будуть в квартирi у кожного" (хрусталь, стеклянные изделия, термосы производства киевского стеклозавода художественного пусть будут в квартире каждого).
"Пiанiно, баяни, бандури не треба шукати довго. Адреса точна - в магазинах Киiвкультторга". (Пианино, баяны, бандуры не надо искать долго, адрес точный - в магазинах Киевкультторга).
И так далее, в том же духе. Разве плохо?
Погуляв по вечернему Крещатику, ты не будешь больше мучиться в поисках бандуры, обставишь наконец квартиру хрусталём и термосами, а чай будешь пить только вприкуску.
Зацепившись за рекламу, никак не могу обойти вниманием ещё один вид информации - так называемую наглядную агитацию. Ничуть не оспаривая её полезность в принципе, приведу только один пример.
Прошу уважаемого читателя, не подглядывая вперёд, ответить на вопрос: в какой газете, книге, журнале, парке культуры и отдыха, клубе или кинотеатре могло быть помещено нижеследующее: "К 1980 г. будет полностью удовлетворена потребность народного хозяйства и населения в перевозках путём согласования развития всех видов транспорта".
Где? Нет, не в газете, не в парке культуры и отдыха, не в клубе, а… на почтовой марке! Всё это размещено на крохотном кусочке бумаги размером 3x5 см и изданном Бог знает скольким миллионным тиражом. И такая марка не одна, а целая серия.
Ах, милая ты наша наглядная агитация. Как привыкли мы к тебе, бессмысленной и никем не читаемой, - ко всем этим "Партия и народ едины" и "Выполним решения XIV пленума", ко всем этим потокам и колонкам цифр, диаграмм и молодым парочкам с развевающимися волосами и спутниками или атомами в протянутой руке, как уже даже не раздражаемся - просто глаз наш аккомодировался и сетчатка не воспринимает, не отпечатывает в мозгу опредёленный набор слов и изображений…
Но однажды сетчатка у меня не сработала, сдала. Дело было в Чернобыле, маленьком и очень симпатичном украинском городке на берегу Десны. Как-то вечером мы с друзьями гуляли по прибрежным лугам и добрели до старой лесопилки. Кругом - ни души. Две на длинных верёвках козы щипали траву. Где-то далеко в лесу, за речкой куковала кукушка. Заходило солнце. Тоненький месяц над лесом. Тишина и покой. И только лёгкий ветерок трепал выцветший, ставший из красного розовым, лозунг над воротами лесопилки: "Да здравствует традиционная дружба народов Советского Союза и Непала". Интересно, есть ли в Чернобыле хоть один человек, который мог бы пальцем указать на карте, где этот Непал находится.
* * *
Лучшее время прогулки по Крещатику - это, конечно, раннее-раннее утро. Летом, часиков этак в пять-шесть. Редкие, непонятно откуда и куда идущие - то ли с дежурства, то ли с затянувшихся именин - прохожие, первые дворники, волочащие по тротуару кишки для поливки улиц. Троллейбусов ещё нет. Вихрем проносятся одиночные, плюющие в этот час на светофоры, машины. На магазинах, с обязательными любезными "Добро пожаловать" (по-украински "Ласкаво просимо"), висят ещё замки на каких-то железных коробках с всунутыми в них картонками… Идёшь по такому Крещатику, ещё прохладному, с длинными тенями, и замечаешь то, мимо чего проходишь, когда он тороплив и многолюден. Именно в это утро ты обратишь внимание на то, как выросли довоенные деревья, как хорош виноград на балконах, переползающий по стенам с одного на другой, как мощно разросся плющ на лестнице, ведущей к павильону "Чай-кофе" (расти, расти, плющ, разрастайся по всем фасадам Крещатика - ты сделаешь большое дело!), как не нужны, безобразны и не вяжутся со старым Пассажем скульптуры у его входа и ещё парочка возле лестницы к кинотеатру "Дружба". Для чего они, эти унылые мужчины и женщины с какими-то чертежами, планами и снопами в руках? Ох, как повезло бы Крещатику, если бы скульптуры могли оживать - взяли бы они свои чертежи под мышки и ушли куда-нибудь подальше…
Да, именно в это тихое, безлюдное утро ты всё увидишь и заметишь. Остановишься посреди пустынного тротуара и начнёшь рассматривать фасады. Ты никогда не занимался этим? Тогда - советую!
В Киеве есть дом, который знают все, даже некиевляне. "Слыхали, что у вас в Киеве есть такой дом, - говорят они, - на котором много…" Да, есть, отвечаем мы, дом Городецкого, дом с русалками.
В. Городецкий, в своё время известный в Киеве архитектор, отнюдь не был новатором. Он подражал Древней Греции (в Музее украинского искусства, "со львами", как его называют киевляне), готике (в новом костёле), чему-то восточному (в караимской кенасе на Большой Подвальной, сейчас там кино "Заря"). Сделано всё умело, добротно, со знанием дела, но в общем-то копии чего-то. Но вот в жилом доме на Банковой (ныне Орджоникидзе) Городецкий нашёл самого себя. В этом доме он приближается, не на очень, правда, близкое расстояние, к вдохновенному певцу архитектуры модерна - Антони Гауди, автору знаменитого собора Ла Саграда Фамилиа (Святое Семейство) в Барселоне. Неудержимая фантазия, стремление и умение из камня и цемента вить верёвки, лианы, сети, уничтожать камень как таковой, превращать его в цветы, растения, животных - одним словом, создавать архитектуру, уничтожая её устоявшиеся принципы, вот что сближает этих двух архитекторов - русского и испанского. "Дом Городецкого" - это, конечно, не просто дом, это сказка, приключенческий рассказ, детская иллюстрированная книжка… Там вырастают из стен слоны, носороги, антилопы, и громадные жабы на крыше, и наяды верхом на усатых дельфинах, и в каннелюрах колонн извиваются маленькие ящерицы и змеи, а на решётке дома дикий барс (или что-то ему сродни) сражается с могучим орлом…
И вот стоят перед этим домом туристы, приезжие со всех концов страны, и рассматривают, удивляются, поражаются, хвалят, осуждают, иронизируют и, конечно, фотографируют со всех сторон. Одним словом, при всей своей антиархитектурности дом этот…
Но стоп! Я сказал "антиархитектурность" - и тут же беру свои слова обратно. Нет, дом Городецкого вовсе не антиархитектурен, в нём просто ярче, доходя до какой-то крайности, развито то, что заложено в архитектуре многих жилых домов первых лет двадцатого века. Более того, я бы сказал даже, что дом этот на фоне остального - пример скорее положительный, чем отрицательный.