- Да-а… работать… Нина.
- Шел бы ты вниз, сейчас пароход отвалит.
Вздрогнул. Помялся немного, потом за перила ухватился, надвинулся ближе.
- Нина, неужели ни одного слова ласкового не найдется для меня? Шесть недель только тем и жил, что увижу тебя. На два дня раньше вырвался - невтерпеж. Еле на ногах стою. Сюда прибежал: узнал, что ты уезжаешь… Нина, ну хоть погляди на меня… Ниночка!
Передернуло всю. Сорвалась с места Нинка. Прошла по борту, не глядя, как мимо назойливого нищего. Гришка зашелся кашлем. Запрыгало лицо в кривой жалкой гримасе. Взмахнул руками - не то удержать ее хотел, не то устоять на ногах ослабевших. Потом, качаясь, сбежал по трапу и исчез в густой толпе. Пароход гаркнул коротко и хрипло три раза, задрожал всеми частями, сотрясаемый горячими ударами машинного сердца, и, покачиваясь, отвалил от пристани. Нинка стояла, руками в перила вцепившись, и неотрывно смотрела на пристань в гущу людскую, где в мешанине плеч и рук мелькали могучее петькино плечо и непокорные джегины вихры.
Приложила руку трубкой к губам, крикнула Джеге через головы толпы:
- Смотри же, приезжай, заменись с Петькой.
И услышала в ответ твердый, покрывающий машинный гул, голос:
- Через неделю.
Вздрогнуло облитое радостью сердце, но тут же застыло. Почуяла Нинка под грудью щемящую и густую тоску:
"Вот дура! Что это со мной? Экая собачья скула!"
Уставилась в ворчащую под пароходным носом воду и долго смотрела, не отрывая глаз, как расходятся медленно и широко маслянистые плавные волны: смотрела бы, кажется, без конца, да Женька оборвала, заговорив о простом, будничном.
Утро после отъезда Нинки было первым настоящим летним утром. В первый раз горячо и знойно ощерилось яркое солнце.
Джега быстро оделся и вырвался на улицу. Было тихо, и гулкой дробью трещали его шаги. Прошел к Кольке Тихонову, еле растолкал сонного. Выпучил глаза Колька:
- Что это тебя чем свет принесло?
- Одевайся, дело есть.
- Чтоб тебе с делами твоими на том свете икалооь. Что ты родить, что ли, собрался?
- Пожалуй. Месяцев через девять.
- Гм, ладно, коли так; давай штаны.
Одевался лениво, зевая и почесываясь.
От Кольки до Петьки Чубарова добрых двадцать минут ходу. Брели все тридцать, нежась на солнышке. Петька, в чем мать родила, на полу лягушкой прыгал.
- А-а, ранние птички, те самые, которые носы прочищают, когда поздние глаза продирают. Садитесь к окошку, прочищайте там на здоровье. Я сейчас.
Еще минут пять он продолжал подпрыгивать, подскакивать, припадать и размахивать поочередно руками и ногами, потом накинул трусы и принес таз с холодной водой.
- У тебя хозяйка-то в обморок не падает от твоего зверского вида?
- Дрессирована. Вначале нос воротила, а теперь хоть без трусов гуляй - ничего.
Намочив полотенце, Петька отлакировал себя водяным налетом с ног до головы и потом быстро и ловко вытерся сухим полотенцем. Одеваясь, закурил папироску и, не спеша, затянулся густым терпким дымом. Колька бросил ему:
- Быдло, гимнастику делаешь, а сам с утра папиросы в обе ноздри тянешь. Что ж это за физкультура? Не к лицу будто!
Петька смущенно почесал затылок:
- Знаю, что не к лицу, да вот никак с проклятым зельем разделаться не могу. Пробовал бросать, не выходит. День не покурю, ночь не засну, кишки наружу воротит. Плюну и опять закурю. Сколько раз уж так. Ну да чорт с ним! Не в этом сила. Давай, братва, чай пить. Выволакивай стол на середину, я за кипятком.
Схватил чайник и исчез, веселый, крепкий, до краев наполненный свежими жизненными соками.
- Чорт, а не человек. Здоров, как столб телеграфный. Этого надолго хватит.
Сидели, потягивали горячий чай с дымящимся ситным. В джегиной голове нежданно, откуда-то со дна, из-под хлама, наваленного ему еще в церковно-приходской школе батюшкой Серафимом, всплыла вдруг высокопарная и постная фраза:
"Истинно говорю вам, что один из вас предаст меня". Усмехаясь, сообщил ребятам об архивной находке в своей голове и прибавил:
- А знаете, ребята, я ведь, пожалуй, выхожу предателем? Отсюда, ведь, мы в загс идем.
Колька щелкнул звонко языком. По Петькиному лицу пронеслась туча, но сдул ее Петька мигом прочь и весело бросил:
- Прогулом, значит, пахнет. Ну, куда ни шло. Для милого дружка и сережка из ушка.
Вышли от Петьки молча, домчали до места в пять минут. Едва на крыльцо взбежали, дверь распахнулась, и на порот выскочила Юлочка - ждала видно. Увидя ребят, смешалась, зарумянилась.
Потом засмеялась, протянула руку всем по очереди и пропела:
- Сообщники. Прекрасный выбор. Молодец Джега!
Джега в сторонке у перил буркнул:
- Пошли. А то я в коллектив опоздаю.
Юлочка отмахнулась:
- Что за беда! Один раз можно.
Скрылась в дверях, затем выскользнула обратно, уже в шляпке и с легким жакетом в руках.
До горсовета шли пешком. Юлочка с Петькой впереди, Джега и Колька сзади. Юлочка была как на ходулях. Много смеялась, играла лицом и голосом. Взяла Петьку под руку, прижалась, в глаза заглянула:
- Вы не возненавидите меня за Джегу, за то, что я у вас его похитила?
Петька шевельнул плечом, вылез из-под ее руки.
- Во первых, Королева мая, вы его у нас не похитили, а во-вторых, не прижимайтесь ко мне.
Юлочка задорно и плутовато метнула в него искорками голубых глаз.
- А что, это действует вам на нервы?
- Очень действует.
Юлочка засмеялась и переменила фронт.
- Нет, серьезно, вы не будете чуждаться нас и глядеть на меня как на помеху? Я знаю, в вашей среде все будут смотреть на меня косо, и мне это тяжело. Как будто я в чем-нибудь собираюсь мешать. Ему будет только лучше, уверяю вас. Разве комсомольцу не нужны и семья и уют, разве они могут дать что-нибудь кроме хорошего? Хорошая обстановка и любовь только сильней будут побуждать к работе. Разве я не права? Скажите, товарищ Чубаров, вы ведь у них чем-то вроде вожака, лидера?
Петька залез всеми десятью в пышные лохмы свой.
- А кто его знает, Королева мая, я не спец по любовной части. Думаю, что так, как вы думаете, думать можно. Но думаю, что думать можно и иначе.
- А как вы думаете? Разве любовь надо вычеркнуть из комсомольского обихода?
- Да, как сказать, любовь штука не плохая. Только, ведь, тогда нагрузку-то придется с какой-нибудь стороны снять, иначе человек не выдержит.
- Но ведь нельзя же загубить себя на одной работе, ведь это какое-то варварское отношение к человеческой личности, к ее высшим потребностям.
- Эва, вот до высших потребностей и доехали. Тут я уж совсем пас - потому, значит, высших таких потребностей в ваших смыслах и в заводе не имею.
- Неправда, они у вас есть. Но вы стараетесь во что бы то ни стало показать, что их нет. Все вы таковы. И Джега тоже. Но меня вы не обманете. Я знаю, что они есть, и я доберусь до них.
Петька поиграл надутыми щеками, скосил смешливо глаза.
- Дуйте во второй этаж, Королева мая. Сейчас мы ваши высшие потребности удовлетворять начнем.
На лестнице и в коридоре сизыми полосами мечется табачный дым. Как рано ни пришли, а все же десятка полтора людей уже ждали перед тяжелой дверью с косыми картонными плакатиками: "Регистрация браков", "Регистрация рождений". Комната ожидания была проходной. Поминутно грохали двери то в одной то в другой стене. Шныряли служащие с бумажками в руках. На заплеванном полу валялись обрывки бумаг и окурки. Юлочка поморщилась.
- Опоздали. Видимо, ждать придется.
- Видимо придется, - спокойно заметил Петька, усаживаясь на подоконник.
Ждали. Сообща жевали тугую резину прерывистого разговора. Разглядывали приходящих. Все, кто ни были в комнате, сбивались в труппы по четыре человека. Юлочка нервозно повела плечами.
- Неужели нельзя было это обставить иначе, красивей, лучше? Обязательно плевки, грязь и очереди.
- Высшие потребности?! - буркнул Петька.
- Нет, просто человеческое отношение к человеку.
Через час томительного ожидания дверь с плакатом отворилась и для них.
Ввалились гурьбой и неловко мялись перед столом регистрации. Некрасивая барышня в серой блузке спрашивала с лихорадочной быстротой, не глядя на стоявших перед ней.
- Фамилия жениха? Имя и отчество? Фамилия невесты? Имя и отчество? Год рождения? Постоянное жительство? Род занятий? Семейное положение? Который брак? Какой фамилией желаете именоваться? Подпишитесь. Марок гербовых на рубль двадцать пять.
Колька убежал за марками. Барышня перебросила бумажку к соседке по столу и крикнула в дверь:
- Следующий номер!
И когда вошла следующая четверка, она спросила тем же деревянным голосом, без интонаций:
- Фамилия жениха? Имя и отчество? Фамилия невесты? Имя и отчество?.
- Эва, как брачная машина работает без перебоя, - восхитился Петька.
- Бездушная машина. Я бы убила эту барышню за этот тон, - вспылила Юлочка. - Люди приходят к ней с праздником в душе, соединяясь, может быть, на всю жизнь, а она закидывает их своей несчастной тарабарщиной. Хоть бы улыбка, человеческое слово какое-нибудь. Соединять судьбы людей в обстановке такой бездушной канцелярии!..
Петька шумливо всплеснул руками.
- Цены нет этой барышне. Ведь если бы она лимоны разводила, вы бы сутки в очереди выстояли и, пожалуй, соединяться раздумали бы.
Когда Колька принес марки, барышня заправила быстро в рот два пальца, мазнула по маркам, притяпала их на бумагу и, прихлопнув накрест печаткой, сунула бумагу Джеге. Тот, усмехнувшись, положил ее в портфель, и все двинулись к двери.