- Э, не-ет. Цыгарка, та берет одну поверхность. А из трубки потяну: чувствую, берет. Если же еще приглотнуть малость, то и вовсе хорошо, бере-ет! То есть самый витамин из трубки доходит, чувствую.
- Ну, кури, - согласился Павел Ефимыч. - Кури, раз душа требует. Само собой: кому что идет. Вот финагент наш тоже трубку курит.
Слово "финагент" сразу навело собеседников на размышления. Макар Петрович приглотнул из трубки и заговорил, будто продолжая когда-то начатый разговор:
- Дак вот я - о коровах. Это ж, получается неправильно… И моя корова, по-ихнему, дает доход в три тысячи и твоя. И я за нее плати четыреста налогу, и ты за свою - четыреста. Возражаю. Это политически неправильно.
- А ты заведи хорошую, ярославку, как у меня.
- Э, нет, Пал Ефимыч. Я докажу. Я, может, и сам понимаю, что моя корова не соответствует действительности. Так. Но учти: ни свет ни заря я ухожу на конюшню, а затемно прихожу домой. Если же еду в ночное, то забегаю только поужинать. Сергевна тоже: раненько - в колхоз, а домой - вместе со стадом. Кто будет держать уход за хорошей коровой? Некому. Девку замуж отдал, парень на сверхсрочную остался.
- А я что ж, по-твоему, не работаю в колхозе? - уже хмурился Павел Ефимыч.
- Работаешь, слов нет. Но ты же, Пал Ефимыч, даже от ездовой должности отказался - без коней на работу ходишь.
- А как же? У меня хозяйство - корова, овчонки, куры, свинка, пчелки. Кто ж будет ухаживать?
- Нет, Пал Ефимыч. Это в корне не верно. Аленка у тебя прицепщица, Володька - на элеваторе, на зарплате, сам - хочешь выйдешь на работу, хочешь - нет. Баба - до минимума дошла, и хорошо.
- Это как то есть?
- А так: в хозяйство больше вникаешь. У тебя курс в личное дело.
- А ты дай мне десять рублей на трудодень. Может, я тогда…
- А где я тебе их возьму? - уже слегка горячился Макар Петрович.
- Не ты, а они.
- Кто - они?
- Ну, правление, что ли… Тот же председатель.
- Дак это ж мы и есть! - воскликнул Макар Петрович и еще энергичнее потянул из трубки. - Все гуртом если, как один, на работу, тогда, может, и трудодень будет прочный.
- Будет! Держи карман шире, - осаживал Павел Ефимыч. - А тут, - он показал пальцем через плечо, во двор, - тут дело надежное. А налог - что? Купи хорошую корову - оправдает… Слов нет, налог, конечно, большой.
- Да мне больше четырех литров молока и не требуется. Зато моя корова - золотая по выносливости. Она и под кручу к речке сама спустится, напьется, сама же и выскочит обратно наверх и - во двор. А твоей надо носить воду за полкилометра.
Но Макар Петрович чувствовал, что говорит совсем не то, что надо, и от этого еще больше горячился. Однако настоящих слов для опровержения соседа не находил. К тому же, откуда ни возьмись, подошел финагент Слепушкин.
- Здорово были, соседушки! - поздоровался он и сразу раскрыл записную книжку. - До вас, Макар Петрович. Должок по налогу значится - триста.
А Макар Петрович и так уже был не в себе.
- Ты мою корову видал? - спросил он с сердцем. - За что я плачу? Она сама стоит семьсот, а за нее налогу четыреста. Аль вы не понимаете самого коренного вопроса?
- Не наше дело политику переиначивать. Не нужна корова - продай. Мы должны личное хозяйство того… к уклону. И налогу будет меньше.
- Налог того… - вздохнул Павел Ефимыч. - Трудноват, конечно. Ну я-то расплатился.
- А я возражаю! - закричал Макар Петрович. - Понимания у тебя, товарищ Слепушкин, нету.
- Я что… Мое дело - взыскать.
- А! Взыскать! Ну взыщи, взыщи. Где я тебе столько денег возьму?
- Не знаю. Это не мое дело, а твое.
- Я тоже не знаю. Почему мало денег на трудодни дают? Я день и ночь работаю в колхозе. Я пятнадцать лет у коней живу.
- Вот я и говорю, - вмешался Павел Ефимыч. - Если на трудодень надежи нету, то без хозяйства нельзя.
- Как это так надежи нету? - рассердился Макар Петрович. - Не в том дело. Председатель наш не соответствует действительности. Настоящего надо выбирать.
- Ну, это ты далеко заходишь! - возразил Павел Ефимыч, посматривая, однако, на Слепушкина. Он при этом подумал: "Передаст еще наш разговор председателю - хлопот не оберешься и отношение может попортиться".
- Не-ет. Не далеко захожу, а в самый раз. Ты ж понимаешь, товарищ Слепушкин: пута - несчастного пута! - не может организовать, вью из осоки. Разве ж с ним будет трудодень! - Макар стучал трубкой по ладони и говорил все горячее. - Я по любой подводе - приезжай она за сто километров - председателя узнаю. Узда хорошая, сбруя хорошая, путо на грядке привязано дельное - значит и председатель того колхоза дельный. А у меня сердце разрывается, когда я начну лошадей обратывать в тряпичные узды да осоковые путы вязать. Не можно так дальше! - воскликнул он. - Где я возьму, Слепушкин, денег? Негде.
Макар замолк неожиданно и засипел трубкой. Слепушкин не наседал - знал, что Макар заплатит, - и тоже молчал и сосал трубку, но с удивительным спокойствием. А Павел Ефимыч кряхтел и потирал бока. Так же неожиданно Макар Петрович сказал:
- Заплачу. Нельзя не платить, сам понимаешь.
- А говоришь - где деньги взять? - уже с улыбкой сказал Слепушкин.
- Это не твое дело, а мое, - угрюмо ответил Макар Петрович.
- А и правда, Макар. Где ж ты столько денег возьмешь? - участливо спросил Павел Ефимыч.
- Я свою обязанность нутрем сознаю… должен я найти.
- То правильно. Хозяин знает, где гвоздь забить, - согласился сосед.
- Знаю. Конечно, знаю. По только, - он выпрямился, стукнул трубкой о колено так, что посыпалась зола с искрами, - только неправильно это. В корне неверно: и за мою корову четыреста, и за твою столько же, да прибавь еще за усадьбу. Ты, Пал Ефимыч, не обижайся. Но это вопрос самого главного интересу в корове.
Павел Ефимыч и правда задумался. Посидел, посидел и говорит:
- А кто ее знает… Оно, наверно, неправильно. Но ты ж не Верховный Совет?
- Как так - не Верховный? Я - народ. Мы это понимаем. И там понимают. - При этом Макар Петрович указал вверх трубкой. - Должны они правильную линию надумать. Там люди-то - во какие головы! - Он растопырил руки над головой и добавил: - Ум! Если туда написать все это, товарищ Слепушкин, то поймут, ей-бо, поймут.
Но Слепушкин встал, попрощался и ушел, не говоря ни слова: он, видимо, боялся дальнейшего углубления вопроса. "Макар-Горчица наговорит, - подумал он. - Макар и секретарю обкома скажет, что захочет. С ним и влипнуть недолго".
А Макар Петрович продолжал свое:
- Если добавить про рваные узды да про осоковые путы - тоже поймут.
Павел Ефимыч явно не верил Макару Петровичу и тут же высказал это:
- Пока туда-сюда, то да се, а свое хозяйство надежнее… А там посмотрим.
- Ну посмотри, посмотри, - сказал Макар Петрович сердито. Он сдвинул брови, сунул трубку в карман, буркнул: - Прощевай покедова, - и ушел.
Вот так они поспорили и разошлись. Разговор, конечно, крупный, разногласия большие.
Обычно не проходило и нескольких дней, как соседи снова сходились, снова спорили и обсуждали. Но на этот раз Макар Петрович отпросился в правлении на два дня и, никому ничего не сказав, ушел ночью. Сосед вроде бы ненароком спросил у Сергеевны:
- Мужик-то где?
- В городе. Повел корову продавать.
- Корову! - ужаснулся сосед. - Продавать?!
- Продавать.
- И ты допустила?
- Обоюдно согласились.
- А как же дальше?
- А там дело покажет, - уклонилась она от прямого ответа.
Павел Ефимыч покачал, покачал головой и ушел в задумчивости, тихо разговаривая сам с собою:
- Корову продавать… Продать корову… Мыслимое ли это дело - без коровы?.. А может купит хорошую?.. Да где он денег-то возьмет!.. А? Как это так - продать корову!
Тем временем Макар Петрович продавал корову на базаре. Один базар прошел - никто не купил. Вывел на второй базар. Продавал он ее прямо-таки артистически.
- Ты подумай, - говорил он покупателю, такому же, как и он, костистому колхознику, но с окладистой бородой, - это ж не корова, а мысль! Корму ей - горстку, теплого не пьет - давай из речки или прямо колодезную, ключевую; холод ей нипочем. С такой коровой всей семьей в колхозе будешь работать, а молочка - само мало - четыре-пять литров в день. Молоко жирное… Смотри хвост - перхоть желтая! Ребром прочная. Корова ласковая, правильная корова: двор знает, шататься не любит. И не то чтобы тугососая, а в самый раз для бабьих пальцев сиськи приделаны. В самый раз. Все статьи правильные. Я бы ее ни в жисть не продал, но финансовый мой вопрос не соответствует действительности.
А покупатель ходил вокруг коровы, щупал ее, гладил. Он уходил и снова возвращался, снова щупал и все повторял одно и то же:
- Не омманешь - не продашь… Не омманешь - не продашь…
Макар Петрович не возражал против такой базарной истины и говорил:
- Смотри сам! Свой глазок - смотрок, своя рука - правда. Рукой не пощупаешь да глазами не полупаешь - молочка не покушаешь.
Такие слова действовали на покупателя положительно. Он наконец решился приступить к пробе доения - самому важному во всей процедуре купли-продажи коровы. Тут совсем не то, как, скажем, купить автомобиль. Там так: паспорт сунул в карман, и давай газ. А тут - извините! Животное со своим индивидуальным характером, который может и соответствовать, а может и, не соответствовать требованиям покупателя. И Макар Петрович понимал это отлично. Поэтому он, зная характер коровы, сказал вопросительно:
- А может, спутаем? На всякий случай. - И показал путо, но не осоковое, а настоящее конопляное.