- Два дня чтоб мои глаза тебя не видали, а уши не слыхали.
- Ну, Тихон Петрович! - мрачно взывал Кондрат и показывал пальцем в хмурое небо. - Видишь?
- Пашем же. Не стоим.
- Так я на пересмене.
- Читай, чертова голова, Алеша вот читает, и ты читай.
- Я в такую муть и читать не могу.
- А ругаться можешь? Да что я с тобой тут нюни развожу! Иди. Уходи с глаз на два дня. - И на полном серьезе заключил: - Воспитывать я тебя должен. Два дня тебе наказание.
- Ну, не буду.
- Два дня. А там посмотрим. - Туманов был неумолим.
Алеша тогда видел, как Кондрат медленно пошел от будки, широкоплечий, чуть сутуловатый, могучий коротыш. Шел, шел и сел в борозду своей загонки, которую он должен был пахать в ночную смену. Сел и сидит метрах в двухстах от будки. Алеша уехал за горизонт, и уже приехал обратно, а Кондрат сидит. Уже повариха выбросила платок на шесте и помахивала им, как у голубятни, а Кондрат все на том же месте и в том же положении. Начали обедать.
- Сидит, - сказал Алеша.
- Сидит, - подтвердил Туманов.
Ели молча. Неожиданно Туманов бросил ложку на стол и с сердцем выпалил:
- Хоть отошел бы подальше! Иди, - обратился он к Алеше, - позови его.
Алеша подошел к Кондрату. Тот ковырял пласт сухой будылиной так старательно, что казалось, более срочной и серьезной работы нет и не может быть.
- Велел звать. Иди, - пригласил Алеша.
- Через два дня приду как часы. Приду воспитанный, как из детского дома, - неудачно пытался отшутиться Кондрат.
- А ты не рыпайся, Кондрат. Он же хочет, чтобы ты не только передовиком был, а еще и…
- Святым? - поспешно спросил Кондрат, перебивая.
- Нет. Хорошим человеком.
- Все хорошие человеки не ругаются? Радуются слякоти? Они что, Тургенева читают? И когда на душе муторно, то улыбаются и ласково так говорят: "Матерь ты моя божия!"?
По полю прогудел бас Туманова:
- Кондра-а-ат! - И он махнул рукой.
Кондрат, будто бы нехотя, встал и подошел к будке. Туманов был вне себя:
- Или уходи сейчас же, немедленно, или… садись обедать!
- Ни то и ни другое! - уныло сказал Кондрат, - Объявляю голодовку на два дня. Сам себе, за свои выражения. А уходить мне невозможно: все обдумал.
- Это почему же невозможно? - спросил Туманов. - Значит, не подчиняешься?
- Подчиняюсь. Лучше два дня есть не буду, но в деревню не пойду. Почему? Очень просто. Позавчера был дома, ходил в баню, менял белье. Если я, допустим, нынче же приду на два дня, то куда я дену глаза? Брехать, что трактор сломался? Извиняюсь! - Кондрат ткнул себя в грудь большим пальцем. - Извиняюсь! - Потом стащил ушанку, смял ее в обеих руках и произнес печально: - Совесть не позволяет. Не пойду. Хочешь - два дня в борозде просижу, как призрак, хочешь - два дня есть не буду, как верблюд.
Последние слова Кондрат сказал с такой искренностью, что стало ясно: он сам вполне серьезно продумал наказание. Так показалось тогда Алеше.
Но Туманов, видимо, понял это по-своему. Ему подумалось, что Кондрат хитрит: пусть, дескать, смотрит бригадир на несчастного тракториста в борозде или пусть чувствует, что рядом живет голодающий человек, у которого никогда не бывает плохой выработки и плохого качества. И он сказал так:
- Чтобы я два дня смотрел на твою корявую фигуру в борозде?! Чтобы я морил голодом человека два дня?! Хочешь, чтобы я в буржуазную идеологию перекинулся - морить человека?! Не быть тому! Давай честное слово, что не будешь выражаться.
- Даю, - не задумываясь ответил Кондрат и протянул руку Туманову.
Тот чуть подумал, но все-таки взял руку и обратился к Алеше:
- Накрой.
Алеша положил свою руку на потрескавшиеся пальцы трактористов, что и означало - честное слово дано при свидетеле.
Обед уже остыл, но все ели с аппетитом. Кондрат мрачно и лаконично рассуждал, энергично пережевывая пищу:
- Конечно. Черным словом - нехорошо. А что сделаешь? Вся наша деревня такая. И батя, покойник, не тем помянуть, к каждому слову прибавлял. И все так. И ребятишки за ними. Вот и привыкают. Такая уж наша деревня - на всю округу. Про нас так и говорят: "Уторком с матерком, вечерком с матерком, а в обед со молитовкою". Вот она какая петрушка получается.
Вечером того же дня, на смене, Алеша спросил:
- А ты на Туманова обиделся?
- Ни на каплю. За что на него? Он бригадир. Нас если распустить, так мы и будку вверх колесами перевернем. Видишь ты, какой "хулиган"! - Он сграбастал Алешу в железный зажим своих рук и предложил, дыша в лицо: - Давай поборемся.
Алеша заметил, что у Кондрата голубые-голубые глаза, открытые и чистые. Весь он в них. Бороться они не стали - Кондрат увидел солнце и заулыбался. Оно растолкало над горизонтом облака и внимательно посмотрело на одинокую будку на колесах и на двух парней…
Осень. Степь. Будка. Солнце. И чернозем. И веселый Кондрат рядом с Алешей. То было в прошлом году, а кажется - вчера.
Вот уже два года Алеша работает с Кондратом на одном тракторе. Два года они живут одной жизнью. Кондрат "пересилил" себя и уже не "выражается", хотя оставил себе в употреблении одну только "едрену мышь". Шепотком он что-то такое иной раз добавлял еще долго, но и это перестал делать. Ясно одно: рядом с Алешей он понял, что ему надо учиться, что он забыл даже и то, чему учился в семилетке. Он с завистью посматривал на общие тетради Алеши и восторгался тем, что тот перешел на второй курс сельскохозяйственного института, не сходя с трактора. А когда выяснилось, что в районе семь трактористов-заочников, Кондрат заволновался. В один из дождливых дней он говорил Алеше:
- Как же это так получается? Рабочий может ходить в вечернюю школу, может подготовиться в институт, а трактористу невозможно. Где она у нас, школа? Нету. Да и как пойдешь? То ночная смена, то дневная. Что ж я должен одичать в степи? Одичать без высшего образования? Не написать ли нам с тобой министру какому-нибудь? Так, мол, и так: что же, тракторист должен одними месячными курсами пробавляться? Вы, мол, что же, не понимаете того, что я от снега до снега в степи, один со своей совестью? Я хлеб делаю, товарищ министр! - Кондрат уже воображал беседу с министром. - Хочу - хорошо пашу, хочу - плохо. Только плохого не будет. Нас и так уже почти никто не контролирует и не проверяет. А где у Кондрата брак? Нету у Кондрата брака. Где у Алеши брак? Нету. Кто вкруговую собрал по девятнадцать центнеров с гектара? Бригада Туманова. Вы понимаете, товарищ министр, что совесть хлебопашца не позволит мне, Кондрату, сделать плохо. И я хочу учиться в вечерней школе. Зимой, конечно. Мы с Алешкой горы свернем, только не забывайте, что мы в степи. Мы и земля! Больше не надо ничего - и хлеб будет. Мы пашем, мы сеем, мы косим и молотим. - Кондрат замолчал. Подумал. Потом спросил: - Правильно я говорю, Алеша?
- И правильно и чуть-чуть неправильно.
- А что?
- Как это так "больше не надо ничего"?
- А что еще надо? Все у нас есть. Что еще надо? - повторил он вопрос.
- Трактор-автомат, - ответил Алеша. - Управлять трактором через кнопочное устройство! Или управлять трактором на расстоянии по радио! Вот будущее!
- Не загибай, Алеша, через край. Как это - по радио? Сказал!
- Не загибаю. На сессии заочников нам рассказали об Иване Логинове. Он уже управляет трактором при помощи копира. А недавно в Красноярском крае испытывали трактор, управляемый по радио.
- И пашет? - удивленно спросил Кондрат, привстав.
- И пашет.
- Порядок! - воскликнул Кондрат. И снова размечтался, но совсем-совсем в другом тоне: - Сижу, скажем, я вот в этой самой будке. Я, Кондрат. Передо мной рычаги такие. А я читаю "Войну и мир" Льва Николаевича и жму на них, на рычаги. Жму! Ни тебе дождь, ни тебе жара - трактор пашет и косит и… муку мелет… С одной стороны - вальцовую выдает, с другой - простого размола, а позади отруби высыпает. Три сорта!
- Шутишь, Кондрат, а зря. Будка будет не такой. Ветер не будет выть в щели, и левый угол не будет протекать. А будет будка-горенка, с линолеумом на полу.
И пёред тобой - не "рычаги" какие-то, а радиопередатчик. Он будет посылать сигналы радиосистеме в кабину трактора. И все! Ты будешь управлять не одним трактором, а несколькими. Это не мечта. Есть такое учреждение, называется "Крас-пром-автоматика". Там уже изобрели и гидравлическую систему, и электрическую, и радиосистему для управления трактором по радио. Уже все испытывали.
- И пыль не буду глотать по полведра в день?
- Не будешь, Кондрат, глотать пыль по полведра в день… Но… не годишься ты для этого… пока.
- Как это "пока"? - спросил Кондрат.
Алеша помнит, что эти слова Кондрат произнес и настороженно и в то же время угрюмо, с ноткой обиды. Тогда Алеша не нашел ничего сказать, кроме книжных фраз:
- Учиться надо. Будущий тракторист должен быть образованным человеком.
- Рад стараться! - рявкнул Кондрат. И нельзя было понять, шутит он или от души воскликнул. Но неожиданно он хитренько улыбнулся и сказал:
- Кондрат-то будет пахать по радио. Будет. А ты вот, как кончишь институт, удерешь. "Прощай, мать моя - кабина! Поклон тебе, будка-ветродуйка! Алеша, инженер-механизатор, приказал кланяться". Так скажешь. А может, забежишь на собственном автомобильчике и продекламируешь перед той самой будкой: "Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет!" А Кондрат будет так же в бригаде Туманова.
И Алеша тогда спросил:
- Кондрат! Ты правду сказал - не уйдешь из бригады?
- Железно!
- Тогда давай руку.
- На!