- Почти. Не доезжая немного… Мы сейчас геологам камень возим, это в другую сторону. Ты походи пока, может, на чем и доскочишь, а нет - за нами следи. Как управимся, поедем.
- Скоро?
- Не очень. Часам к пяти.
Шофер уехал. С эстакады спустились ребята, грузившие камень, сели рядом. Они были загорелые, пыльные, потные.
- А вы чего мантулите? - спросил Геннадий. - Воскресенье вроде.
- Мы очень сознательные, - сказал один.
- Мы такие сознательные, что нам без работы, как рыбе без воды, - добавил другой.
Геннадий рассмеялся.
- Ясно. Строите светлое будущее?
- Да нет, будущее мы в прошлом году строили, теперь за настоящее взялись.
- Веселые вы парни.
- Мы такие… А ты что, на "Ветреный"?
- Собираюсь.
- Давай бери ломик, грузить с нами будешь. Быстрей отгрузим, быстрее поедем.
- Отчего не погрузить? А это что за лайба стоит? - Он кивнул на притулившийся у обочины пустой самосвал. - Сколько здесь сижу, столько он и стоит… Не торопится, видать, шофер свое настоящее строить.
- Наоборот, поторопился, - сказал один из парней. - Это наш самосвал. Водитель пошел воду залить и подвернул ногу. Вот и загораем с одной машиной, а то бы давно кончили… Воскресенье все-гаки. Кабы не нужда, я бы сейчас на озере ушицу хлебал.
- Подрабатываете, что ли?
- Почти.
- Понятно. Такое настоящее я тоже люблю строить.
- Каждый понимает в меру своего разумения, - сказал один.
- Или в эту же меру не понимает, - добавил другой.
Только сейчас Геннадий заметил, что ребята удивительно похожи друг на друга и говорят тоже одинаково, с одними и теми же интонациями.
- Вы что, братья?
- Близнецы. Только ты нас, пожалуйста, не спрашивай, как мы на свидания по очереди к одной девчонке ходим, ладно? А то мы опять на эстакаду залезем.
- Замучили вас?
- Не говори. Двадцать первый год страдаем… Кончай перекур, Герасим едет.
Братья стали карабкаться на эстакаду.
Шофер поставил самосвал под желоб эстакады и вылез из кабины.
- Загораешь? На-ка вот, попей. Холодной набрал, прямо из родника. Сейчас геологи на прииск поедут, тебя захватят, я им сказал.
- Спасибо… У тебя ключ от второй машины?
- У меня, - растерянно сказал шофер. - А что?
- Давай сюда. Да ты давай, не бойся, у меня второй класс. Через два часа мы с тобой всю эту гору растащим.
- Ты серьезно?
- А чего же… Только у меня права дома, - на всякий случай соврал Геннадий.
- Чепуха! Кто тут увидит? Ты нам здорово поможешь, парень. Тебя как зовут? Геннадий? А меня Герасим. На, держи ключ… - Он обернулся к ребятам, крикнул: - Эй вы, интеллигенты! Шевелитесь! Успеете еще сегодня посмотреть своего Монте-Кристо…
Герасим отвел машину, подождал, пока загрузится Геннадий, они поехали. Дорога, как заяц, петляла меж сопок, вскакивала на бугры и проваливалась в ложбины… Целый год не сидел Геннадий за рулем и только сейчас понял, как стосковался по тесной кабине, по жаркому дыханию мотора… Год назад ему сказали - хватит! Поездил, Русанов, и будет… Права отобрали совсем. Да и как не отобрать - авария за аварией, доходило до того, что из кабины вываливался…
Герасим шел впереди. Обгонять его глупо, дороги не знает, да и не обгонишь тут, разве что на речных переездах, их целых четыре на пяти километрах. Но я тебе все-таки покажу, товарищ Герасим, что с тобой не салажонок едет, а шофер из настоящих.
Из настоящих, черт возьми!
В поселке геологов он еще издали увидел серый конус щебенки, прицепился, как лучше к нему подойти, описал самую пологую из всех возможных кривую и опрокинул кузов в тот момент, когда Герасим еще только разворачивался. "Теперь ты за мной погоняйся, - думал Геннадий, вылетая на проселок. - Машина, видать, была в хороших руках, идет, как пишет… Вот уже не знал, что меня снова так потянет на эти колдобины…"
Возле эстакады он описал такой же изящный пируэт и подставил кузов точно под желоб. Герасима еще не было видно.
- Привет, близнецы! - крикнул он. - Подкиньте-ка мне камушка. А то ведь вы без работы, как рыба без воды.
Один из братьев спустился вниз.
- Слушай, парень, - сказал он. - Может, мы тебя неправильно информировали? Дело в том, что у нас тут калым не денежный, на общественных началах, как говорится. Трояк, конечно, выделить можем…
Геннадий ласково взял его за руку.
- Тебя как звать, близнец?
- Алексей…
- Так вот, Алеша, запомни; - я альтруист. Тебе знакомо это слово?
- Не совсем… Это что же, секта такая?
- Почти. Альтруисты - это люди, которым нравится делать другим добро. Понимаешь? Они просто жить без этого не могут. Именно потому ты и обойдешься на сей раз без тумака. Усек? А теперь хватай лопату и грузи, чтобы кости трещали.
Алексей забрался на желоб, свесился оттуда и сказал;
- Ты запомни, у меня левое ухо меньше правого. Понял? А тот, у которого уши одинаковые, - тот Сашка.
Теперь уже и Герасим включился в гонку. Видимо, задело. На перекате он срезал угол и первым выбрался на берег, но тут промахнулся, потому что Геннадий уже присмотрел более пологий подъем и специально дал небольшой крюк. Пока Герасим буксовал в мелком галечнике, он успел проскочить подъем и снова первым опрокинул кузов. Отъезжая, заметил, что Герасим подходит к щебенке по его следам. Огляделся. Прямо перед ним тянулась длинная песчаная коса, втиснутая в зеленые заросли тальника; коса, словно тетива, стягивала излучину дороги. "Ну, погоди, - рассмеялся Геннадий, - погоди… Нырну я у тебя под носом".
Он поехал обычной дорогой, загрузился и специально замешкался возле эстакады, поджидая, пока загрузится Герасим. Теперь он шел у него в хвосте. Герасим учел все свои ошибки, на перекате прижал Геннадия к более крутому берегу, легко выскочил на дорогу и скрылся за поворотом. Геннадий свернул на косу. Он рисковал. Коса могла оказаться мягкой, и тогда его с позором будет выволакивать тот же Герасим, но если нет - можно себе представить, какие у него будут глаза! И он, зачем-то пригнувшись к рулю, погнал машину по косе, прямо к видневшемуся конусу щебенки. Коса оказалась твердой; это был даже не песок, а старый слежавшийся ил, и Геннадий опорожнил кузов, когда Герасим только еще показался в дальнем конце прогалины…
Через три часа Геннадий обогнал Герасима на целых четыре ездки. Герасим подогнал машину под желоб, сел на бревно и крикнул:
- Эй вы, интеллигенты! Слезайте! Идите посмотрите на циркача. Ты что, в цирке, что ли, работал?
- Старый гонщик, - скромно сказал Геннадий. - С пятнадцати лет.
- Умеешь! Что да, то да… Ты на "Ветреный" зачем?
- На работу думаю устроиться.
- Там шоферы не нужны. А нам нужны. Я бригадир, посему официально тебе говорю. Ты сам откуда?
"Вот и выкручивайся, - подумал Геннадий. - Как теперь скажешь, что я ниоткуда, что прав у меня нет, что в кармане четыре рубля?.."
- Из больницы я. Так получилось… Приехал сюда месяц назад, остановился у знакомого, потом вот, не хуже вашего шофера, спускался по темной лестнице, упал, разбил голову… Месяц лежал, а сейчас вышел. Знакомый в командировке, все барахло у него… - Он нес эту чепуху и со страхом думал, что сейчас его могут спросить, где живет этот знакомый, кто он такой, они ведь тут всех знают… Ну и пусть спрашивают, пошлю их к чертовой матери, скажу, что я рецидивист, и вообще пусть они бога благодарят, что я у них машину не увел.
- Да, видик у тебя не очень, - сказал Герасим. - Больница есть больница… Ну так как? Пойдешь к нам? Сходу даю лесовоз. Согласен?
- Да поедет он, - сказал Алексей. - Он же этот, как его… Альтурист.
- Балда ты садовая! - рассмеялся Геннадий. - Сам ты альтурист. Запомни - аль-тру-ист! Ну, повтори. То-то. Это волшебное слово, голубчик, с ним не пропадешь.
Он обернулся к Герасиму.
- Соблазнительно говоришь, но придется обождать немного. Обстоятельства есть… Посмотреть, однако бы, не мешало.
- Вот, и посмотришь. На "Ветреном" тебе сегодня делать нечего, поздно уже, да и воскресенье. Переночуешь у меня, а завтра с утра топай себе потихоньку, там всего с километр.
17
Семья Княжанских занимала целый дом из пяти комнат, уставленных деревянной мебелью, про которую, подумал Геннадий, его московские друзья сказали бы, что она стилизована - столы на витых ножках, дубовые кресла с резными спинками, янтарно-желтые лавки возле стен - все было экономно, просто, удачно вязалось с чисто выскобленными полами и нештукатуренными стенами из толстых, слегка потемневших бревен, от которых во всем доме пахло сухой лиственницей и мхом.
- Батя строил, - сказал Герасим. - Редкий был мастер. Перед смертью вместо завещания велел поклясться, что если когда с места буду трогаться, так дом и мебель не продам, потому как не на продажу делано было, а на доброе пользование. Идеалист у меня батя был. Порядок любил, тишину, неторопливость…
Герасим тишину терпеть не мог, был скор на руку и жил бурно. В тридцать четыре года он имел две правительственные награды, седину, кучу всяких неприятностей и выговоров, неуживчивый характер и пять дочерей. Когда они стали одна за другой появляться из разных комнат, частично самостоятельно, частично на руках у матери, Геннадий тихо присвистнул.
- Это все твои?
- Поди скажи, что нет. У них на лицах написано.
Жена Герасима была ему под стать - высокая, смуглая, тоже слегка горбоносая, она как-то очень быстро, без суеты и шума уложила и усадила все свое семейство и накрыла на стол.
- Ради гостя я вам разрешу по рюмке, - сказала она и поставила на стол графин.