- Я инспектор по охране этих животных, я за это зарплату получаю, а на сайгака существует строгий запрет. А где честность?
- А кто честный? Ты думаешь, завмаг ваш честный? - смеется, гладя лысую голову, Сурхай. - Думаешь, он живет на свою зарплату с дюжиной детей? Или этот наш заготовитель… - Он хлопает по спине сидящего рядом со стаканом "Зубровки" в руке молодого крепыша, как видно, водителя этой машины. От одного вида "Зубровки" водитель морщится.
- Нет, не могу это выпить… - говорит он, передавая стакан Мухарбию, но ему обратно возвращают стакан.
- Пей! Сейчас на зарплату живут только пенсионеры, да и те горазды подзаработать. Не хватает, друг мой Мухарбий, не хватает…
- А мне почему хватает?
- Ты скажи правду, эта икра и рыба, что нашли у тебя дома, ты о них ничего не знал?
- И ты мне не веришь?
- Ну скажи честно.
- Мне их подсунули, подсунули, проклятые, разве же… На суде ведь доказали, что честный.
- Ну и дурак! Твоя жена с благодарностью приняла эту икру…
- Что? - Мухарбий не мог понять, откуда эти люди взялись. Он стоял на перекрестке и ждал попутной машины до Терекли-Мектеба, и вот подъехал их "газик", и они с удовольствием его подсадили, и ему подумалось: есть же на свете хорошие люди, было бы очень плохо жить без добрых людей.
- Ха-ха-ха, наивный ты человек, - потер Сурхай свою лысину и залпом опустошил стакан. Затем он вырвал у растерянного Мухарбия из рук бутылку, налил половину стакана и протянул зельц Идрису, который, стоя в стороне, строгал палочку харбукским ножом. - На, Идрис, выпей. Не пропадать же такому добру. Тем более хозяин, я вижу, серчает. Ты погляди на Мухарбия, будто его окунули в эту Прорву.
- Не буду я пить!
- Клянусь, возьму да в глотку твою вылью насильно, нечего тебе ссориться с добрым человеком. А Эсманбет… это волк, что греха таить, хотя мы и едем к нему в гости… Помирись с Мухарбием.
- Погоди, ты это правду говоришь?
- Ты погоди, погоди… - будто только что очнулся Мухарбий.
- О чем?
- О том, что это ты отдал моей жене икру и рыбу и в милицию сказал.
- Что жене я отдал, это правда, а вот в милицию сообщать - это уже не мое дело. Разве я похож на такого? Нет, брат, ты перепутал адрес…
- А кто тебя просил это сделать?
- Один добрый человек. А что, думаю, почему бы не удружить инспектору по охране? Тоже человек и наверняка любит красную рыбу и икру. Тем более все очень свежее, только что из реки.
- Жаль, что меня не оказалось дома.
- А что бы ты сделал?
- Плюнул бы тебе в морду.
- Но, но, почтенный Мухарбий! Я тебе не Идрис, чтобы говорить со мной так. Будь осторожен на поворотах. Могу ненароком задеть, рука у меня, говорят, тяжелая. Те, кому пришлось испытать… Не забудь, что перед тобой Сурхай, со мной шутки плохи. К тому же я человек влиятельный, и ты можешь легко лишиться работы… Правильно я говорю? - обратился он к шоферу.
- Чего вы пристали к старику? - Шофер был моложе всех, и ему на самом деле было неловко, когда разыгрывали они старика, оскорбляя и унижая его.
- Ах, ты на его стороне? Ну что же, это похвально, похвально, старшего надо уважать. А разве я против старика? Я слышал о нем много лестного в управлении инспекции… Пусть живет.
- Проклятье! Не нужна мне жизнь, если она от тебя зависит!.. - Это уже был не старик Мухарбий, это была вспышка гнева и злости. В одно мгновенье тремя ударами кулака старик до крови разделал лицо лысого Сурхая. Тот, не ожидавший от старика такой выходки, стал на четвереньки. Мухарбий взял свою сумку и хотел было идти к дороге, но Идрис подставил ногу, и старик упал на землю.
- Ах ты, тварь степная, жало гадюки… ты посмел поднять на меня руку! - С окровавленным лицом страшен был Сурхай. От гнева исказилось его лицо, обнажились желтые редкие зубы.
"Одолею ли я их обоих? - усомнился между тем Мухарбий. - Тот, молодой, не полезет, пожалуй, в драку. Эх, былые бы силы! Бывало, и троих и четверых не боялся. Но делать нечего, если не совладаешь ты с ними, так, по крайней мере, опереди их, возьмись за этого Идриса, пока Сурхай еще не очухался".
Старик отбросил свою сумку (кажется, ударившись о камень, термос в сумке разбился, а как просила жена купить этот термос) и, вспомнив прием (учили самообороне в милиции, как-никак инспектор), схватил растерявшегося Идриса за руку и перебросил через плечо так, что тот ударился плашмя о землю. Стал поджидать Мухарбий, что же выкинет Сурхай, но в это время подбежал шофер и встал поперек дороги, между стариком и Сурхаем.
- Что вы все, взбесились, что ли?! Старик в форме, приемы знает. Что твой тяжелый кулак по сравнению с его ловкостью?
- Где мой нож? Ружье! - в ярости орал Сурхай. Между тем Мухарбий схватил сумку, быстро вскарабкался по скату на обочину, сел в машину и нажал на стартер.
- Эй, эй, старик, куда же машину?! - закричал водитель и побежал к дороге.
- Не беспокойся, найдешь в Кизляре в отделении милиции!
Только облако пыли оставил Мухарбий на степной дороге.
- Проклятье! - заскрежетал зубами лысый Сурхай. - Дайте воды, я смою кровь.
- Ну вот, разыграли старика. Весь в крови, лезь теперь в реку, а я пока помогу Идрису, погляжу, что с ним… - И шофер подошел к лежащему на траве Идрису.
- Кажется, спину переломил он мне. Ну и старик!
- Вставай!
- Не могу. Погоди, отдышусь.
- Не годитесь вы для драки! - засмеялся шофер.
- Чего зубы скалишь?
- То, что этот хилый старик разделал вас под орех! Кто мог бы подумать!
- А ты чего стоял?
- Стыдно, и так двое на одного…
- Нет, нравится мне этот старик, честно скажу, зря мы его… - вдруг заговорил Сурхай, который успел окунуться в холодную воду реки, охладить свой пыл и теперь натягивал штаны на мокрое тело. - Клянусь, мизинца его не стоит твой хваленый Эсманбет…
- К дьяволу их обоих!
- Ничего, за битого двух небитых дают, говорят русские, - усмехнулся шофер и вдруг вспомнил: - А как же мы без машины?
- Иди голосуй до Кизляра! Это все проклятая "Зубровка", как выпьешь, так и в драку хочется. Посмотри, не осталось ли там чего…
- Есть малость… - Шофер протянул бутылку с остатками водки, и Сурхай, вскинув голову, направил горлышко прямо в глотку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На поверхностный взгляд степь кажется безжизненной и пустынной. Надо хорошо вжиться в нее, надо иметь острый и внимательный глаз степняка (а к этому и желание проникнуть в степные тайны), чтобы вдруг обнаружить, к своему великому удивлению, что есть у степи своя жизнь, необычная, разнообразная и, может быть, не менее богатая, нежели в других уголках земли, щедро наделенных водой, прохладой, а значит, и пышной зеленью.
Если разрыть небольшой рыхлый холмик, то обнаружишь подземные ходы слепыша. Он не выносит сквозняка в своих подземных дворцах и обязательно подойдет к разрытой тобой дыре, чтобы заделать ее.
Во многих местах земля продырявлена круглыми порками. Здесь обиталище тушканчиков, сусликов, степных мышей. За кустом притаился кермен - степной заяц. Он замер и ждет, чтобы тень орла уплыла подальше. Самоуверенно, никого не боясь, проползет уж, проскользит гадюка - гроза степных грызунов. Пропоет в траве свою песню черный жаворонок. Выше травы поднялись кустарники солончакового тамариска, выбросившего фиолетовые кисти своих цветов. Но и трава здесь весной, в мае, высока, по брюхо лошади, расстилается яркий ковер разнотравья и разноцветья от коричневых гор до синего моря. Если хочешь увидеть степь цветущей и яркой, побывай в степи в мае, когда все люди, живущие здесь, готовятся к Празднику чабана. Альпийскому лугу не уступит по краскам и яркости майский степной ковер. А местами, словно алые полотнища расстелили к празднику, цветут маки, пламенеет земля.
Недолго цветут степные маки, но сколько свежести и красоты успевают они подарить земле, пока цветут!
А там изумрудно-зеленые посевы люцерны, дикий овес, белый клевер, и вот уж пошла серебриться на многие километры главная степная трава - полынь. Много хорошего, доброго связано у народа с полынью. Всему может изменить человек, но запаху родной земли никогда. Благоухает полынью степь. Не страшен полыни иссушающий зной. Полынное сено бывает душисто и питательно для животных, потому что горечь полыни при сушке улетучивается и ослабевает. Схваченная заморозками полынь и вовсе подслащивается, становится вкусной. В народе заслужила полынь славу целебной травы. Горцы и ногайцы хранят ее в пучках под потолком между балками. От болей в животе помогает полынь, от малярии, от ревматизма. Чабаны натирают полынью руки, чтобы убить всякую заразу, одним словом, дезинфицируют, да кроме того, запах ее приятен человеку. Недаром полынь называется в народе "живи-трава".
Степь теперь везде обитаема. Повсюду созданы людьми базы и поселки. Давно не кочуют ногайцы с места на место, давно позабыли они свои кибитки, живут оседло по деревням и по кутанам. Ногайцы - прекрасные скотоводы и чабаны. Они преданы своему делу, трудолюбивы, поэтому среди них очень много орденоносцев и героев труда. На Празднике чабана залюбуешься этими загорелыми и как будто наивными людьми. Здесь ты поймешь, какой высокой благодарности удостаивает государство труд простого ногайца. Нет, это не генералы, хотя на груди у них ордена, это простые чабаны.