Повесть молодого ленинградского прозаика "Жил да был "дед"", рассказывает об архангельской земле, ее людях, ее строгой северной природе.
Содержание:
Глава первая - Дорога домой 1
Глава вторая - Скоро осень… 1
Глава третья - Моряк Севера 2
Глава четвертая - Я приду… 3
Глава пятая - Проводник по жизни 4
Глава шестая - Хроника тоски 5
Глава седьмая - "Четырехсторонняя встреча" 6
Глава восьмая - Взгляды-мнения 7
Глава девятая - Пикник на обочине 7
Глава десятая - Впереди - море 8
Павел Кренев
Жил да был "дед"
Глава первая
Дорога домой
Гребной винт изогнул вал у самого основания и начал вращать "Моряка Севера" по кругу, Льсанмакарыч в рубке зверски ругается, крутит штурвал во все стороны, но ничего не может сделать. Судно неуправляемо.
- Вячеслав Михайлович, - кричит он по радио, - машинное отделение подводит команду! Мы на грани срыва плана по перевозкам.
- Сейчас, сейчас, всё сделаем, - нервничает Славка. Он хватает плоскогубцы, бегом поднимается по трапу и мчится на корму.
- Сейчас, - заверяет он коллектив, который весь собрался уже там - не подведем, - и прыгает в воду.
Славка зажимает плоскогубцы в зубах, плывет по-собачьи к винту, а тот выбрасывает одну за другой огромные лопасти, пенит буруны, отшвыривает ими Славку и убегает от него, убегает. Славка не сдается, он гонится за винтом, захлебывается, но гонится, и в глаза ему бьют красные брызги…
Сараев открыл глаза и рывком поднялся. Что за чертовщина! Который уже раз один и тот же дурацкий сон. Винт, плоскогубцы, брызги! Свихнуться можно. Взглянул на часы: ничего себе закемарил! Половина одиннадцатого. Ребята там гробятся, а я храпачка даю… Сполоснул лицо, глотнул из термоса чаю и выбежал из каюты. Булку дожевывал, уже спускаясь по трапу в машинное отделение. Так и есть. В сборе уже честная компания: второй и четвертый механики - Николай Абрамов и Борис Юшин, а с ними и моторист Витя Железнов уже сидят у главного двигателя, тычут куда-то отвертками, спорят. Физиономии у всех одухотворенные, озабоченные, чумазые. На Славку она посмотрели, как на часового, покинувшего пост. А Железнов выразил озабоченность:
- Ты чево, "дед", не спишь? - и предупредил: - Загнешься!
Ребята его поддержали:
- Поспал бы, "дед", двое суток на ногах. Сами как-нибудь.
Славка для острастки добродушно проворчал что-то вроде: "Надейся на вас"- и присел на корточки к своим помощникам.
До сих пор не может привыкнуть он к прозвищу "дед", заветной мечте каждого судового механика, хотя в "старших" ходит уже год - с прошлого рейса на Кубу. Не может, потому что с детства знает по своему отцу-моряку, по постоянному обитанию среди судов и причалов, по мальчишечьей еще зависти, сколь высоко и почетно это прозвище-звание. Славке тридцать с небольшим. Когда назначили стармехом, вначале, понятно, обрадовался: вот и дождался "деда", а потом страх взял - признает ли команда? Это ведь самое главное. Вроде признала. Даже боцман Стумбин, сорокапятилетний въедливый мужик из соломбальцев, иногда занудно кричит на Витю Железнова:
- Вот я тебе устрою! Вот я скажу "деду", как ты окурки на палубу бросаешь. Вот он тебе устроит!
Славка свято верит в то, что машины, как и люди, устают, так же изматываются и страдают от непрерывной изнуряющей работы. Этот рейс был для судовых установок именно такой работой. Сначала путь через океан с заходами в несколько портов, разгрузками, погрузками, потом фрахт - опять болтанка туда-сюда. Так целых три месяца. И почти все время штормы, грузы по полной, как говорят, выкладке, напряжение на "всю катушку". Теперь по дороге домой машины стали сдавать. Особенно часто случается что-нибудь с дизель-генераторами - "динамками". Хорошо еще, что их четыре, можно переключаться с одной на другую. Больше всего страху нагонял, конечно, главный двигатель. Остановись он, весь "Моряк Севера" - огромный кусок плавающего железа, беспомощный и бесполезный. А бояться было чего! В этом рейсе "главный" принял на себя такую нагрузку, что сомневались, выдержит ли, Даже судовой токарь дядя Федя Честноков все ходил и поглаживал бока машины, дескать, давай уж, голубушка, потерпи! Ох и гонял тогда Славка своих подопечных, от механика до электрика - все были в машинном. Профилактика! Профилактика! Профилактика! Спать некогда было. Самое основное, что не зря. Вытянул же "главный", справился. Теперь уже немного осталось.
Вообще, если рассматривать этот рейс с точки зрения приобретения опыта, то он дал Славке очень много. Он и сам к этому стремился: влезал во все мелочи, просил ребят: "Если какая поломка, зовите меня". Иначе нельзя, спрашивать-то с него будут, случись что.
Поначалу, как принял всю эту техническую службу - так ее теперь называют, - ходил как в тумане, ничего не соображал, во всем путался. Смешно вспомнить.
Убедившись, что механики действительно и без него "доковыряют" небольшой этот ремонт, Славка поднимается на палубу. "Водицы испить, на ясно солнышко взглянуть", - называет эту процедуру Витя Железное. Палубу действительно осветило выглянувшее из-за туч солнце. Впервые за неделю. От яркого, брызнувшего неожиданно в глаза света Славка некоторое время ничего не видит и, зажмурив глаза, прислоняется к кнехту. "Ну что, - думается ему, - кажется, приспело затишье, можно пойти на бак". Сидеть на баке, в самом носу, в такие вот тихие, солнечные, довольно редкие свободные минуты и глядеть на воду для него форменное наслаждение. Сам над собой иногда посмеивался: "Первобытная привычка", но что-то есть неотразимо притягательное в бесконечном тускловатом мерцании отлогих гладких волн, по которым несется судно…
- Подымись, Михалыч, - слышится вдруг сверху мегафонный скрип.
Славку зовет к себе Александр Макарович Бронников, капитан "Моряка Севера", он же Льсанмакарыч, он же "мастер", он же "кэп", он же "желтый туфель" (последнее добродушное прозвище он имеет у моряков за таинственное пристрастие к обуви жёлтого Цвета). Бронников выглядывает из штурманской рубки и машет приглашающе рукой.
- Новость есть!
Славке лезть на мостик неохота. "Поспать не дает спокойно", - бурчит он про себя, но желание "мастера" - закон. И Славка поднимается по трапу. Сейчас Льсанмакарыч сощурит хитрые свои глазки и… выдаст чего-нибудь такое. Хороший он мужик, "мастер", умница, работящий, но таинственный, как северное сияние. Откуда он все вызнаёт? Встретит, бывало, Славку с утра:
- Михалыч, у тебя все в порядке? Что-то неспокойно мне сегодня.
И точно, через час портится какой-нибудь насос. Мистика.
Льсанмакарыч стоит на мостике, улыбается поднявшемуся сюда. Славке и пытливо интересуется:
- Машины целы?
- Пока целы, - отвечает осторожно Славка, не зная еще, к чему клонит "мастер".
- Тогда вот тебе подарок. Гляди, - И он указывает рукой куда-то вперед.
Славка смотрит туда, и сердце его радостно сжимается. Даже без бинокля видна узенькая пока, но до мелочей знакомая полоска белых кубиков - домов и тоненьких спичек - заводских труб, словно вырастающих из моря. Это Северодвинск - город на самом побережье. Там берег! И там же Двина, а на ней Архангельск, там дом!
Глава вторая
Скоро осень…
- Сережа, ты же знаешь, я совсем темная женщина.
- Гм, - говорит полусонно подполковник. Глаза его закрыты.
- Газет не читаю, радио не слушаю, в сплетни не вникаю.
- Удивительная откровенность. Да еще от красивой женщины. - Сергей Григорьевич целует Инну в лоб и устало кладет голову на подушку. Наверно, ему очень хочется спать.
- Я это делаю принципиально. Минимум информации консервирует драгоценные нервные клетки.
- Умница.
- И потом, ты знаешь, что ни программа "Время" - то сплошные международные столкновения, что ни полоса в газете - то нейтронные бомбы, ракеты крылатые… Ужас!
- Угу-м-м.
- Сережа, а войны не будет?
Сергей Григорьевич слабо мотнул отрицательно головой. И опять с закрытыми глазами. "Ну нет, уж ты у меня глазоньки-то откроешь, милай, устал, видите ли, в штабе своем. Откроешь!"
- Сереженька, а тебя тоже воевать пошлют, да?
Один глаз подполковника открылся и осмысленно, совсем не сонно, уставился на Инну.
- Понимаешь, Сереженька, мы совсем не думаем об этом. Привыкли к миру, ходим в кино, зарабатываем деньги, ругаемся. А в любую минуту может случиться то большое и страшное, и с тобой что-нибудь…
Инна села, обхватила руками коленки. Сергей Григорьевич рывком тоже сел, обнял ее и, целуя, заприговаривал:
- Ну что ты, милая! Ну что ты!
Потом, когда оба лежали и глядели на потолок, по которому пробегали отраженные из окна робкие, какие-то затравленные ночные тени, подполковник спросил:
- Интересно, а Ксения станет меня папой величать или нет?
- Она к тебе привыкла, - неопределенно ответила Инна.