- Иди, иди! Не тебе приказывать, не мне слушать.
- Хорошо! - многозначительно промолвил Хамзат и наконец ушел.
Когда Айшат вернулась домой, она увидала, что Касум укладывает свой рюкзак, и, признаться, растерялась; до сих пор она говорила с ним коротко, все больше на ходу, не останавливаясь. Не раз чувствовала его пристальный взгляд, понимала, что он хотел бы ее задержать, остановить, сказать что-то хорошее, ласковое. И потому торопилась уйти... Но сейчас, когда он укладывает вещи... Вот уедет, и уже никогда не придется поговорить: все, что могло бы... Все останется в прошлом!
- Уезжаешь? - спросила она с невольным укором.
- Думаешь, я должен навсегда остаться в этой дыре?! - мрачно отозвался Касум.
- Не думаю! - дерзко ответила Айшат.
- И хорошо! Я б удивился, если б ты сказала - останься.
Касум посмотрел на Айшат.
- А зачем я должна это говорить?
- Я не сказал, что должна...
- А может быть, скажешь?
- Не скажу! Я не наглец и не насильник! - вдруг взорвался Касум.
Эти слова напомнили Айшат ночь, когда он впервые появился в их сакле. Девушка покраснела: стало стыдно перед очевидцем отвратительной сцепы...
Молча ушла Айшат в свою комнату.
А Касум уже горько жалел, что был неласков, оборвал разговор; придется ли им еще говорить друг с другом? Так всегда бывает в жизни: летом мы не пользуемся его благами, ворчим, что жарко или сыро, жалуемся на мошек, муравьев, пыль... Наступает зима - и мы страстно мечтаем о лете, раскаиваемся и клянем себя, что упустили так много теплых солнечных дней...
Когда Айшат снова вышла на веранду, Касума уже не было. "Неужели уехал не попрощавшись?!" - подумала Айшат и горько вздохнула.
- Он уехал, - сказала она отцу за обедом.
- Кто?
- Наш гость.
- Это я его отправил, - сказал Мухтар.
- Ты выгнал гостя?! - Айшат удивленно взглянула на отца.
- С какой стати его выгонять? - возразил Мухтар. - Парень настоящий, образованный, умный, красивый; по секрету могу тебе сказать: неженатый...
- А мне все равно...
- А вот ему отчего-то не все равно. О тебе расспрашивал...
Мухтар исподтишка наблюдал за дочерью.
- Когда?
- Это было давно. Не тревожься, дочка, он не уехал; он отправился ловить каптара... А я, понимаешь, как мальчишка, сболтнул что-то такое, о чем теперь жалею... Обещал, что выдам тебя за того...
- Это мне уже известно,- сказала Айшат.
- Откуда?
- Земля слухом полнится.
- Это, конечно, несерьезно, но и слово не воробей...
- А вдруг его Али-Хужа поймает? Тогда что? - улыбнулась Айшат.
- Нет, доченька, ты - это ты; во внутренние дела твоего государства я не вмешиваюсь.
- Да и не имеешь нрава.
- Право-то я имею и непременно вмешаюсь, если будешь криво поступать в жизни... Не забывай, что, как говорится, у хромого и тень хромая!
Мухтар разговаривал с дочерью, а сам мучительно думал: где же ловить этого проклятого убийцу, бежавшего из тюрьмы могильщика? Придет ли он в Шубурум? Ведь надо быть бараном, чтобы идти прямо туда, где ожидает засада. А вдруг Хажи-Бекир умнее?!
ЛЮБОВЬ И ХИНКАЛ
Лунный свет усилил белое сияние снега в горах и ущельях вокруг Шубурума: первозданного, нетронутого, празднично-чистого снега. На полной, похожей на круглый таз из желтой меди луне отчетливо виден силуэт пастуха, что неустанно дует в дудку; говорят, звезды на небе - это овцы, что разбрелись по синему полю... Их и развлекает пастух в ясную ночь пением своей дудки. Уверяют, что если прислушаться... Нет! Ничего не слышно: прямо первобытная тишина, будто и нет на земле ничего живого.
По дороге за Шайтан-перевалом что-то движется: э, да это идет, крадучись, какой-то человек; вот только отсюда не разберешь - обыкновенный человек или снежный. Свернул к той сакле с плоской крышей, что похожа на древний караван- сарай; помните, в ней собирались ночевать шубурумцы, когда впервые увидели каптара?
А может быть, это все-таки не человек? Вон опустился на четвереньки и стал похож на медведя. Но медведи сейчас беспробудно спят в лесистых ущельях... Наверное, тот склон был крутым и скользким: теперь он снова поднялся на ноги. И сейчас видно, что на человеке лохматая баранья папаха, полушубок надет поверх бешмета, теплые ватные брюки. И все-таки он, наверное, сильно продрог...
Увы, сакля уже занята: из трубы вьется дымок, слабые отсветы видны в маленькое окно без стекла, слышатся голоса... Человек вздрогнул, испуганно отшатнулся, повернулся, чтобы бежать, но тут, наверно, что-то услышал; осторожно, стараясь не скрипеть снегом, подкрался к окну, заглянул...
Весело трещит огонь в железной печке: зимой и сырые дрова горят не хуже сухих, особенно смолистые ветки рододендрона, из которых мороз выжал влагу. У печки сидят и греются три человека, четвертый спит на куче соломы. Это смелые охотники на каптара: заснул на соломе Кара-Хартум, а греются у печки Касум, Хамзат и Али-Хужа. Все-таки не выдержало сердце старого партизана, пошел с ними, и не потому, что хотел поймать снежного человека и получить в жены дочь "сельсовета Мухтара", а просто заскучал старик после отъезда Хужа-Али. Не с кем теперь Али-Хуже отвести душу в ауле, и решил он поискать приключений, размять кости. Целый день отважные охотники бродили по горам и ущельям, измучились, проголодались и решили заночевать в старой сакле... И тут при переменчивом свете пламени Касум вдруг узнал Хамзата: да, да, вспомнил, как застал его в сакле Айшат! И догадался, почему Хамзат, еще подавно считавший нелепым ловить каптара, отправился на охоту после обещания Мухтара... "Наверное, и дядюшку прихватил, чтоб был лишний голос, если начнется спор, - думал Касум с неприязнью. - Как говорится, лиса выставила свидетелем свой хвост..."
- Ты-то зачем, дядя, побрел с нами? - спросил Хамзат, обтирая тряпкой ствол и затвор охотничьего ружья. - Спал бы сейчас в теплой постели...
- Не бойся, - усмехнулся Али-Хужа, - не собираюсь отбивать у тебя дочь "сельсовета". Если и поймаю снежного черта, передам тебе. Мне было скучно в ауле...
- А здесь весело?
- По крайней мере, интереснее, чем в ауле, который уже почти покинут людьми. Погиб Шубурум! Никогда больше не будет он шумным аулом. Время сотрет его...
- Ну, в ауле еще много народу!
- Скоро и они уйдут, даже не ожидая теплых дней. Да и я не останусь... Поймаем мы каптара или нет, все равно...
- Еще как поймаем! - хвастливо воскликнул Хамзат.
- Кто-то, может, и поймает... Эх ты, коновал несчастный, не смог даже папаху забросить в саклю к Айшат... Робкая нынче молодежь! В твои годы я похитил, по крайней мере, трех девиц! - отозвался Али-Хужа.
- И вы были красным партизаном? - с упреком сказал Касум.
- Да, был! - ответил Али-Хужа. - Но похищать девушек не запрещено и красному партизану... Да что вы-то понимаете? Еще и пороху не нюхали... Мое время было бурное. Поди разберись! Кого только не было тогда в Стране гор: белые, зеленые, черные, красные; только вот синих и желтых не было! Тут и турки вопили: мол, мы вам несем свободу! И немцы, и англичане, и белые казаки, и меньшевики, и большевики... А я простой бедняк, не знал ни бумаги, ни карандаша; где мне разбираться в этом водовороте! Вышел я из аула с мечтой: думал, раз война, то в суматохе перепадет что-нибудь, раз все хватают, грабят... Помню, в ущелье Ая горцы пошли на белых; белые побежали, бросили орудия, повозки, ящики. Я, помню, подскочил к одной из пушек, ствол которой еще дымился, нахлобучил на этот ствол свою папаху и ору: "Это моя!" - Касум и Хамзат засмеялись. - Да и я смеюсь теперь, когда вспоминаю. Ведь впопыхах даже не подумал тогда: зачем мне пушка? Дотащить со до Шубурума все равно не смог бы, да, кроме того, на Шубурум, а значит, и на мою саклю, даже в ту пору, никто не покушался... Да. Между прочим, в том бою ранили меня в голову и, видно, так поправили мозги, что с тех пор понял, с кем мне по пути...
- От белой пули стал, дядюшка, красным? - усмехнулся Хамзат.
- Пошел со своим народом! - возразил Али-Хужа. - Со временем я пошел, а время работало на мой народ. И нынче время делает свое дело: раз аул Шубурум обречен, значит, так и надо! Это понял даже мой закадычный друг Хужа-Али, которого, к сожалению, нет сейчас с нами... Где-то он?
И старик задумался.
- Когда были вместе, грызли друг друга, а теперь скучаешь. Странный вы народ, старики... - молвил Хамзат.
- Ничего, поймешь, когда достигаешь той снежной вершины, что достигли мы, - сказал Али-Хужа и откинулся на ворох соломы. - Да, Айшат - смазливая девчонка! Кому-то достанется...
- Я сорву первым этот цветок, я! - заголосил Хамзат.
- Полгода вертишься вокруг, а толку?
- Ничего, будет толк!
- А будет ли любовь? - вдруг заметил Касум, поправляя дрова в печке.
- Не твое дело! - вскинулся Хамзат. - Что такое любовь? Выдумка чувствительных, нервозных горожан, которые могут довольствоваться мечтаниями о красотке... А я сторонник первозданных наслаждений!
- Дикость! - возразил Касум, стараясь быть спокойным. - Впрочем, ладно: я узнал, что хотел...
- Что узнал?
- Что ты не любишь Айшат. И этого мне достаточно.
- Ну-ка, ну-ка, молодежь! Давайте копайтесь, копайтесь поглубже - может, докопаетесь и до истины, - подзадорил Али-Хужа.
- Люблю я ее или нет, но она будет моей! Вот и все,- усмехнулся Хамзат.
- Какая самоуверенность! А если она тебя не полюбит?
- Полюбит, когда станет готовить мне хинкал с чесноком к обеду! Но если ты станешь на моем пути - берегись, парень.