Бабушка Айбала засуетилась, вытащила старые деревянные сундуки с харбукскими замками. И Хужа-Али призадумался: почему она так проворно, будто давно этого жаждала, укладывает вещи? Уж не разыграла ли его старуха?! Нет, нельзя допустить, чтоб жена одурачила его!
- А как же нам быть со скотом? - спросил он.
- Продадим кому-нибудь или оставим дочери, - беззаботно отозвалась старуха.
- Поди, сакля-то без присмотра разрушится...
- Пусть рушится.
- Ах, тебе на все наплевать, лишь бы уехать! - вскричал Хужа-Али. - Нет, меня не проведешь! Я не брошу хозяйство. Потуши свет и ложись спать...
- Вагабай, вагарай! Что за человек, а?! - всплеснула руками бабушка Айбала. - Ты же позоришь свою папаху: у мужчины должно быть одно слово, а не десять!
- Я дал слово, я и взял обратно. Все! Вижу, как обрадовалась. Протянул собаке кость, так она норовит вместе с пальцами оторвать...
Бабушка Айбала нашла в сундуке платье, которое надевала лет пятьдесят назад: со звонящими нагрудными подвесками из серебряных монет. И не стерпев, надела его сейчас, выпрямилась, сказала улыбаясь:
- Погляди-ка!
- Хоть подвенечное надень, все равно ничего не изменится.
- А помнишь, как в этом платье я сводила с ума шубурумских парней?
- Да, это ты умела... Вертела талией, как лиса хвостом, строила глазки, груди выпячивала и будто ненароком проводила по ним рукой... Ох, и дурой была! Чего смеешься?
Бабушка Айбала улыбалась воспоминаниям.
- В этом платье, - сказала она негромко, - я была на опушке леса...
- Когда тебя целовал Али-Хужа? Да?!
Айбала кивнула.
- Да... Как он обвил меня своими лапами тогда... - Она фыркнула и даже закрылась рукавом.
- Эй, женщина! Еще одно слово - и придется для тебя копать могилу, - заорал, вскакивая, Хужа-Али. - Не желаю я видеть это проклятое платье!
И он так рванул подвески, что серебряные монеты, звеня, разлетелись по всей комнате.
- Уедем немедленно! - кричал старик. - А я-то думаю: отчего бы это хинкал у нас всегда вкуснее, если в гости пришел Али-Хужа? Ни дня не останусь в ауле, где этот собачий сын!
- Ты попробуй сказать ему в лицо.
- И попробую! А что, я боюсь его, что ли?! Собирайся!
- Нет уж, хватит играть...
- Да ты что? Забыла, кто с тобой разговаривает?
- Уезжай один... Погоди, я припомню тебе, как рвать мои воспоминания, - говорила бабушка Айбала, собирая рассыпавшиеся монеты.
- Ой, смотри: лопнет мое терпение! Нет, больше ты его не увидишь. Собирайся.
Хужа-Али стал сам запихивать вещи в сундук, в чемоданы. Вскоре стала помогать и бабушка Айбала; связали узлы... А там и рассвело, во дворе замычала корова.
Угрюмо оглядел свое добро Хужа-Али.
- Неужели вот это - все?!
- Что все?!
- Не знал, что мы так бедно жили! А ведь жизнь ушла...
- Только теперь заметил? - горько усмехнулась бабушка Айбала.
- И даже никакой мебели... Ну, что ж, пошли в сельсовет. Попросим хоть вьючную лошадь.
- Ты же не хотел обращаться к зятю.
- Не один мой зять - Советская власть. Там и еще найдутся достойные люди. Пошли!
- А я-то зачем пойду?
- Ты женщина. Немножко поплачь - и уступят. Мужчин теперь не ставят ни во что, а стоит женщине пустить слезу, так все сделают для нее... Хоть поздно, да я понял: нынче пришла женская власть. Пошли.
Они вышли, у ворот Хужа-Али замешкался: в сельсовет надо идти мимо сакли Али-Хужи...
- Пойдем отсюда, - сказал Хужа-Али и пошел в обратную сторону.
- Но сельсовет не там!
- Не твое дело, иди за мной, я лучше знаю, где сельсовет.
- Идет на запад, а ищет восход; вот всегда так с ним! - проворчала бабушка Айбала, но все же пошла за мужем.
Только спустились они на сельскую площадь, где раньше шубурумцы молотили досками зерно (забив сначала в доски кремни), а нынче играют свадьбы, как навстречу попался сам Али-Хужа: шел с киркой и мешком картофеля, что выкопал из-под снега неподалеку от родника. Хужа-Али отпрянул, будто встретил снежного барса.
- Уже встали? - удивился Али-Хужа.
- Что за вопрос! - сердито ответил Хужа-Али. - А иначе как бы мы оказались тут...
- Это правда. Но чего ты такой злой? Что стряслось с твоим мужем? - спросил Али-Хужа у старухи.
- Бежать собрался из аула.
- Не может быть?! - удивился Али-Хужа. - Поистине все перевернулось в этом мире... Да, да, чему ж теперь удивляться: я своими глазами видел, как без наседки выводят цыплят... Вот и ты, Хужа-Али, увидишь теперь.
- Уж ты не думаешь ли, что я ради твоих цыплят покидаю аул?
- А ради чего же?
- Из-за тебя, собачий сын!
- Ну, это уже серьезный разговор. Придется снять мешок... - И Али-Хужа положил мешок на камень у дороги. - А скажи, Хужа-Али, кирку тебе дать или на всякий случай оставить себе?
- Не смейся! Прочь с дороги! - отстранил его Хужа-Али и пошел дальше.
- Ты, Айбала, верно, напоила его ослиным молоком! - заметил Али-Хужа.
- Напомнила ему опушку леса, - шепнула, проходя, бабушка Айбала.
- Ха-ха-ха! Насыпала, значит, угольков за шиворот! - расхохотался Али-Хужа. - То-то у него трясется борода...
Этот смех был для Хужа-Али что острый нож; чуть не бегом подлетел он к своей старухе, схватил за руку и повлек за собой: так ведут козу на привязи. И тащил ее за руку до самого сельсовета. А тут остался на крыльце и приказал бабушке Айбале идти и выклянчить пару вьючных лошадей.
А в сельсовете шел горячий спор между Мухтаром и Айшат. Поодаль на скамейке сидел и слушал разговор Касум, не решаясь вмешаться: почему-то чувствовал себя не в своей тарелке.
Айшат волновалась: она навещала сбежавших больных, их состояние ухудшилось, но все трое решительно отказались вернуться в больницу. "Нельзя оставить семью в беде!" - отвечали они на все уговоры и даже угрозы врача. И теперь Айшат требовала, чтобы сельсовет применил власть, заставил вернуться больных. Но Мухтар только разводил руками и отвечал:
- Ну что я могу сделать, ну что?! Скажи мне, чем я могу их напугать, чтоб они вернулись? Ничем! Люди в панике. Они боятся каптара, а не Мухтара. Меня не слушаются... Да и вообще сельсовету хватает и других дел.
- Ты должен их вернуть, - твердила Айшат. - Им нечем топить сакли, а в холодном помещении больные могут умереть.
- Раз они захотели умереть, что же я могу сделать? Их теперь и палкой не выгонишь из сакли.
- Ты же "сельсовет"! Уговори...
- Только и делаю, что уговариваю. Хватит! Сама добивайся, я ничего не могу сделать...
- Тогда обеспечь хотя бы этих троих топливом.
- Откуда? Дрова в ущелье - никто не хочет привезти. Вот сама возьмись да привези.
- Все сама да сама... В мои обязанности это не входит.
- А в мои обязанности входит борьба со снежным человеком, а?
- Да, входит, раз он объявился! - Айшат взглянула на Касума, отчего-то смутилась и вышла, хлопнув дверью.
- А, шайтан! - воскликнул в сердцах Мухтар. - Когда ж наконец покончим с этой катавасией? Не хватает еще и ее заботы взвалить на мои плечи.
- А она дерзкая! - сказал Касум, подсаживаясь ближе. - Кто она?
- Наш сельский врач, - ответил Мухтар, глядя куда-то вдаль через окно.
- Врач?
- А чему ты удивляешься?
- И с дипломом?
- Конечно.
- И училась в городе? - еще больше удивился Касум.
- А где же еще? Не думаешь ли, что здесь, в поднебесье, есть медицинский институт?
- Не думаю, нет... А красивая она, хотя и...
- Что "хотя и"?
- Со странностями... - сказал Касум; он не знал, что говорит с отцом Айшат.
- Какими странностями?
- Гм... Да вчера она просто выгнала меня из сакли; мол, не хочу, чтоб меня застали одну с незнакомцем.
- А разве она не права?
- Не знаю... Но гнать гостя!.. А скажите, председатель, она замужем?
- Кто?
- Да вот та, что ушла. Сельский врач.
- Скажи, пожалуйста, чего ты так заинтересовался Айшат? - спросил наконец Мухтар.
Касум не успел ответить: в комнату вошла бабушка Айбала.
Старушка по-родственному подсела к Мухтару, справилась о здоровье, о самочувствии, извинилась, что тревожит пустяками запятых людей, и попросила дать вьючную лошадь (о двух лошадях она и сказать не решилась).
- Зачем?! - удивился Мухтар, а когда узнал, что Хужа-Али решил сбежать из аула, пришел в ярость. Не помогли ни уговоры, ни просьбы, ни мольбы, ни слезы. - Эй, теща! - гневно сказал председатель сельсовета. - Скажи моему тестю, что отара всегда ходит за козлом: если он хочет переселяться, весь аул пойдет за ним, да только не сейчас, а летом. Тогда и я поздравлю его с правильным решением... Вот и все! Кончен разговор.
Чтоб не мешать разговору, Касум вышел из сельсовета и пошел бродить по аулу. Возле сельской больницы он снова встретил озабоченную Айшат и, конечно, поспешил выразить ей сочувствие:
- Ай-яй-яй, какой строгий у вас "сельсовет", а?!
- А, что ты в этом понимаешь! - возразила Айшат.
- Я, кажется, тебя не обидел, девушка? Что ты говоришь со мной, как всадник с пешим?.. Прости, если ночью напугал тебя...
- Я не пугливая, - Айшат отвернулась, почувствовав, что краснеет; невольно у нее вырвалось: - Что делать?!
- А ты хорошенько попроси председателя сельсовета.
- Бесполезно.
- Почему?
- Я знаю его характер.