"Стремись по небу летать", - когда-то учили его в тюрьме. Оттуда, конечно, не улетишь - крылья обрежут. Здесь, на воле, он сам себе хозяин. Чуть не во всех районах у Миколя были дети. Потом уже понял: как не стремись оторваться от земли - выше ушей не прыгнешь. Иногда в постели у какой-нибудь молодухи задумается о будущем - и не по себе станет. Как без своего гнезда жить? Ведь не юнец уже - недавно тридцать пять стукнуло!
И вот сегодняшним вечером попал к Рузавину. За столом сидели вдвоем. Роза, жена Трофима, находилась в другой комнате. Дважды только выходила: когда собирала стол и заносила дрова. В разговор не вмешивалась. О чем будет говорить, если гостя видит впервые? Мужики опорожнили две бутылки. Хозяин зашел к жене, что-то сказал ей, та запротестовала… Миколь догадался: друг снова просит горькую. Только где ее возьмешь - ночью магазин закрыт.
Посидели, вышли на крыльцо. Нарваткин пытался прикурить, но сильный ветер тушил спички. Оба были без теплой одежды, но все равно не чувствовали холода - водка сильнее любой стужи.
- Эх, вот где пустая голова! - неожиданно крикнул Трофим и тихонько стукнул себя кулаком по лбу. - Бутылку найдем, стоит только сбегать.
- Обмотанная голова как на это посмотрит? - Миколь повернулся в сторону открытой двери: вдруг вспомнил о хозяйке.
- Мы на том же месте ее и тяпнем.
- Тогда дуй, как на крыльях! - потребовал гость.
Бутылку Трофим недавно спрятал в конюшне. Тогда они резали жеребца, который сломал ногу. Резали впятером, бутылок же было шесть. Спьяну друзья и не заметили, как он одну засунул в сено. "Когда-нибудь пригодится", - подумал он тогда.
Когда возвращались домой, Олег Вармаськин, которого тремя бутылками не свалишь, хотел сделать "ревизию" - куда, мол, делась шестая. Не хватает, говорит, считал…
Друзья стали смеяться:
"Вот к чему голод приведет…"
А дело было так. Сторож, дед Эмель, хотел сварить им селянку, но друзья отмахнулись. Конину, говорят, пусть жуют татары. Старик молча наполнил в ведра печенку, легкие и отправился в конюховку. А тушу подняли на машину и отправили на колбасу.
… Когда подошли к конюшне, на улице потемнело. Открыли ворота, зашли внутрь. Пахло навозом и сухим сеном. Лошади дремали. Трофим принес откуда-то легкую лестницу, поставил около навеса, тихо сказал Миколю, чтобы тот поднимался за ним.
Под навесом лежала овсяная солома и гороховая труха.
- Эка, вот где поспать бы - барское место! Если есть шуба, здесь зимой не замерзнешь, - сказал Нарваткин.
Трофим протянул ему спрятанную бутылку, вынул из кармана огурец, хлеб и стакан, которые были завернуты в газету, сел на четвереньки, хотел налить.
- Не торопись, нас кнутом не подгоняют, успеем, - остановил друга городской товарищ. Поправил под шапкой кудрявые черные волосы, продолжил:
- Какие у тебя дела, говори же, год тебя не видел, возможно изменился…
- Дела как в бане камни: накалишь, брызнешь водой - зашипят. Не раскалишь - хоть бочку лей, все равно без пара останешься, - издалека начал Рузавин, словно этим хотел дать понять: "Зачем попусту трепаться, тебе не все ли равно, как живу".
- Для подогрева в бане воды, дружок, ума не надо. Спрашиваю, сколько денег оседает в твой карман, где их берешь?
- Знамо где: из Суры. Сначала рыбой их ловлю, затем ее Роза в червонцы превращает. На базар пойманное, на базар…
- А вот почему штаны у тебя мочой пахнут. Видать, при ловле в кусты не бегаешь, на месте это справляешь, - засмеялся Нарваткин и настойчиво бросил: - Наливай тогда, что не угощаешь?
Поели-попили, Миколь растянулся на душистой трухе, расстегнул шубу, будто здесь хотел уснуть, и продолжил:
- Выходит, друг, спину сильно не гнешь, на берегу реки сидишь и вытаскиваешь деньги. Чувствую, такого в твоем характере не было… При пошиве наволочек всегда передовым был, пусть даже не платили. Забыл старые места?…
- Эти черти и ночью кружатся перед глазами. Больше всех - железные нары. Приляжешь - трещат. Вставая, боишься их тронуть… Нет, это счастье никому бы не досталось…
- Вармаськин где, с золотыми зубами, о котором недавно рассказывал? - после недолгого молчания спросил Миколь.
- У Олега дела, как у Казань Эмеля. Есть в селе такой старик, он конюшню охраняет, и сейчас на работе. - Рузавин растянул руки, как будто измерял двор. - В колхозных мастерских Олег трудился слесарем, но работой себя не утруждал - с утра до вечера пальцы о карты мозолил. Зачем напрасно потеть?
- А дед Эмель какой человек? Один живет? - спросил почему-то Нарваткин.
- Почему один, жена есть, дочь. Сейчас Зина в Саранске концы с концами еле сводит. В одном классе с ней когда-то учился. Вармаськин все ухаживал за ней…
От услышанного Нарваткину стало неприятно, поэтому разговор перевел на другую тему:
- Недавно хотел спросить тебя: где подхватил Розу?
- Как где, в своем селе. Она сестра председателя колхоза… Что, нравится? - засмеялся Трофим.
- Ну-у, это уж ты того… Я, чай, не волк, воровать не научился. Человек я, понял меня, человек! - Миколь и пьяным мог оправдаться.
- Зачем тебе моя жена? - Рузавин никак не мог понять, к чему клонит гость.
Тот придвинулся почти к его носу и бросил:
- Мне, друг, твое счастье - награда! Жена - баба, не пава, далеко от тебя не уйдет. А уйдет - другую найдешь. Я спрашиваю о Розе вот почему: любит или нет? Любит - живи. А если за стиральный валек тебя считает, тогда, друг, уходи, так лучше будет. Прости, только что-то показалось мне: не очень слушается тебя…
- Э-э, это ты зря!.. У женщины самая большая забота - постелить постель и накрыть стол. Потому она и не села с нами. Приученная: когда мужики пьют и беседуют, нечего им мешать… Хватит об этом. Давай, лучше выпей…
Услышав это, Миколь оторопел. С такими словами к нему давно не обращались, но смягчив голос, сказал:
- Ты, друг, не обижайся, я просто так спросил…
Бутылка опустела, говорить было не о чем. Миколь прикурил сигарету, стал сквозь нос выпускать дым. Вначале Трофим немного испугался - как бы пожара не было. Но увидев, что сигарета в руке, успокоился. В голове тяжелыми облаками поплыли грустные мысли. Они давили грудь. Тело почему-то вспотело. Уснул бы, но гость встряхнул за плечи. Открыл Трофим глаза и оторопел: в ногах разгоралось пламя.
- Эх, ротозей, что натворил? - испуганно бросил он взгляд на гостя, вскочил с места и начал тушить горящую мякину. Какое здесь тушение, самим бы живыми остаться!
Вдвоем быстро стали спускаться. В спешке поскользнулись и покатились с лестницы вниз.
С перепугу еле открыли ворота, и то только одну половину, и в них устремились испуганные лошади, подняв снежную бурю. Хорошо, что успели отскочить в другую сторону ворот, а то бы сразу подмяли.
- Беги быстрее, нечего рот разевать! - бросил Рузавин.
Притихший Миколь - куда пропало недавнее зло - пустился за другом испуганной собакой.
Увидеть их было некому - все колхозники в это время были на собрании…