- Да, похоже на правду, - вздохнул Хачик. - Господи! А сколько красивых фраз нам дашнаки говорили: "Друзья армян - французы, англичане - не оставят нас в беде, за их спиной нам бояться нечего, они нас защитят". А во время младотурецкой революции целовались с турецкими главарями, манифестации устраивали, факельные шествия и с утра до ночи кричали на площадях: "Да здравствует свобода, справедливость, равноправие!" Медали с изображениями Талата и Энвера в петлицах носили.
- Теперь Талат и Энвер показывают им справедливость и равноправие по-турецки, - вставил охотник Ншан.
- Одним словом, младотурки ловко обманули наших столичных франтов и оставили их в дурачках… Но черт с ними, тут словами делу не поможешь, лучше рассказывайте, что у вас делается, - обратился Гугас к Хачику.
Тот опять посмотрел на сидевшего на краю тахты Мурада и на Сирануш, убиравшую подушки с пола.
- Мурад! По-моему, тебе пора спать, - сказал Гугас, без слов поняв Хачика. - Ты, Сирануш, оставь все это, позже уберешь.
Мурад, досадуя, что ему не позволили присутствовать при беседе, вышел из комнаты. Сирануш последовала за ним.
Хачик встал и прикрыл дверь.
Новости у нас тоже невеселые, - начал он. - На днях опять убийство было, убили сапожника Крикора.
- Кто? Почему? - сдвинул брови Гугас.
- Обыкновенно, как это делалось не раз и не два. Жена потом рассказала… Как-то Крикору заказал сапоги один знатный турок из соседней деревни. "Сшей из лучшей кожи, за ценой не постою", - сказал он. Через неделю поздно вечером турок пришел за заказом; он подозрительно долго возился с сапогами, рассматривал их со всех сторон, несколько раз примерил, наконец похвалил: "Молодец, мастер! Хорошие сапоги сшил, удобные. Соседи завидовать мне станут", - и пошел себе, ничего не заплатив. Крикор, не оскорбляя турка, вежливо напомнил ему о плате: мол, уважаемый ага, наверное, забыл заплатить. Турок заявил, что стоимость сапог он оплатил полностью еще при заказе. Завязался спор. Дальше - больше, и наконец турок с криком: "Как ты смеешь, грязный гяур, обвинять правоверного мусульманина во лжи?" - выхватил кинжал и заколол Крикора на глазах у всей его семьи. Полицейские прибежали, конечно, только тогда, когда убийца скрылся… У жены Крикора трое детей.
- Ох, мерзавцы! - заскрипел зубами Гугас. - Какой мирный человек был Крикор! Тихий, мухи не обидит.
- Вот потому, что он чересчур тихим был, его и убили, - вставил Ншан. - Я ему не раз говорил: "Крикор, ты бы пистолет купил себе или кинжал завел, а то в недобрый час нападут на тебя, зарежут, как курицу". - "Кому, говорит, я нужен? Врагов у меня нет, ни с кем я не в ссоре. И стрелять-то не умею…"
- Что и говорить, ни за что пропал человек, жаль его, - добавил Мазманян.
- Еще что-нибудь есть? - спросил Гугас Хачика.
Хачик замялся было. Гугас встревоженно посмотрел на друзей.
- Давай выкладывай все, дядя Хачик, - нетерпеливо попросил он.
- Свидетель бог, столько накопилось, что не знаю, о чем и рассказать, что важнее… Да, месяц тому назад у Маркара молодую жену увели. Шла женщина из сада домой, напали на нее и увели. Сидит парень и воет, как волк, того гляди - бросится на кого-нибудь, бед натворит. Убью, говорит, первого попавшегося, а там будь что будет.
- Да, вижу, невеселые у вас новости, - покачав головой, произнес Гугас. - И когда этому конец будет?
- Никогда, видно. Наша проклятущая жизнь так и будет тянуться, как мутная вода арыка, пока совсем не высохнет, - ответил Ншан.
Гугас задумался. В его душе бушевал гнев, он понимал все горе сидевших рядом с ним людей, он понимал и то, что они ждут четкого и ясного ответа, как жить дальше, но что ответить, не знал, и поэтому, наверное, так сурово-печальны были его глубокие черные глаза.
Молчание нарушил Хачик:
- Вдобавок ко всему эти молодчики из дашнакского комитета безобразничать начали.
- А именно? - Ни один мускул не дрогнул на лице Гугаса, оно, казалось, застыло в непроницаемой суровости.
- На каждом перекрестке кричат, что настала пора поднимать восстание и избавиться от турецкого ига. Как будто это очень просто: захотел и восстал! А сами с каймакамом, бинбаши и другими чиновниками дружат, в гости друг к другу ходит. Запомните мои слова: эти мерзавцы своими предательскими поступками столкнут наш народ в пропасть, если их вовремя не обуздать!..
- Слава богу, их у нас не много, - вставил Ншан.
- Знаешь, что я скажу тебе, дядя Ншан: муха хоть небольшая тварь, но когда попадет в еду, то тебя затошнит, - ответил Хачик.
- Да, дела тут у вас серьезные, нужно хорошенько подумать обо всем, - сказал Гугас и встал.
Поднялись и гости. Дед ради приличия приглашал их посидеть еще.
- Нет, уже поздно. Гугасу нужно дать отдохнуть с дороги, - ответил за всех Хачик и направился к дверям.
За ним пошли и другие.
Гугас проводил гостей до калитки. Прощаясь с Хачиком, он нагнулся и на ухо прошептал:
- В моих тюках кое-что есть, нужно переправить в безопасное место.
- Сейчас? - спросил Хачик так же шепотом.
- Нет, завтра, и обязательно днем и открыто, чтобы не вызвать подозрений.
- Ладно, я утром зайду. - И Хачик исчез в ночном мраке.
Гугас постоял у калитки, глядя на город. В узких переулках лениво лаяли собаки и медленно шагали взад и вперед ночные сторожа. Погрузившись в темноту, город спал тревожным сном.
Глава вторая
Школа
Армянская школа помещалась в самом большом здании города, и армяне не без основания гордились ею. Они не жалели для нее средств. В школе было прекрасное оборудование. Учителя тоже были неплохие. Каждый год весной, когда открывалась дорога, жандармы приводили в город новую партию ссыльных армян со всех концов Турции, главным образом из ее европейской части - Измирни, Стамбула и с островов. Среди ссыльных было много учителей, редакторов газет, студентов и ученых. Здесь, в этом небольшом городке, они могли зарабатывать только уроками. Потому-то в школе преподавали даже ученые, известные своими трудами в области лингвистики, права и истории.
Дети искренне любили свою школу. Смуглые мальчуганы восторженно слушали на уроках рассказы о прошлом своей родины. Когда учитель говорил о далеких временах, о странах, где никто не произносил презренное слово "гяур" и людей не убивали на каждом шагу без причины, ребята слушали затаив дыхание и мысленно переносились в прошлое, когда их предки свободно пасли свои стада на высоких лугах и с оружием в руках защищали родину от многочисленных врагов. Мальчики вздыхали, мечтали о подвигах… Но грубые крики муллы на уроке турецкого языка и истории ислама возвращали их к мрачной действительности.
Этот учитель имел обыкновение врываться в класс со страшными ругательствами.
- Ну что, собачьи дети? Наверное, опять урока не знаете? - кричит он. - Тупоголовые скоты! Разве с вашим умом изучать священную историю ислама!
Мальчики, стоя навытяжку, слушают, как ученый мулла поносит их последними словами.
- Ты, коровья голова, - тычет пальцем учитель в сторону одного из них, - выйди вперед и расскажи нам о мудрых делах халифа Омара: как он своим священным мечом истреблял неверных?
- Простите, мулла эфенди, мы еще не проходили историю благословенного халифа Омара, - робко возражает вызванный к доске долговязый Смпад, сын Манукяна.
- Не возражать! Кто здесь кого учит: вы меня или я вас? Раз я требую рассказать историю халифа Омара, значит, ты обязан знать ее. Давай руку! - И мулла бьет линейкой по руке до тех пор, пока у несчастного Смпада не выступают слезы на глазах.
- Садись! Садитесь и вы. Что стоите, как олухи? Ты, - вызывает мулла Мушега, - расскажи, что ожидает неверующих на том свете.
- Все неверующие попадают в ад, где их ожидают страшные мучения, - скороговоркой выпаливает Мушег.
- Ах ты балда! Разве так нужно отвечать урок? Недаром твой отец гяур. "Все неверующие!.." - хорошо сказано! Выходит, не все собаки-христиане попадут в ад, а только неверующие. Хорош фрукт, нечего сказать! Вдолби себе в башку, что райское блаженство уготовано только для правоверных мусульман! - Мулла снова пускает в ход линейку.
- А кто расскажет, через какие испытания пройдет правоверный, прежде чем попадет в блаженный рай?
Класс в трепете молчит.
- Клянусь бородой пророка, я вдолблю знания в ваши ослиные головы! - кричит разъяренный учитель. Ну, как тебя зовут: Хачик, Крикор или как-нибудь в этом роде… отвечай!
Новая жертва выходит к доске.
- У ворот рая мост, тонкий, как волос, острее, чем сабля. Безгрешный человек смело шагает по этому мосту, без страха, и ворота рая раскрываются перед ним, - без запинки отвечает мальчик выученный, как видно, урок.
- А грешник?
- Грешник падает.
- Куда падает?
- Вниз.
- Ах ты осел! Да разве тебе не известно, что под мостом течет кипящая смола? Грешник попадает прямо туда, и смола уносит его в ад.
Наконец раздается долгожданный звонок, и мальчики выскакивают из класса, словно из того ада, о котором твердил им мулла.