- Ну и молодец! А почему так тихо говоришь? Горняк должен громко говорить. Инженер-туннельщик - большое дело! Послушай, - вдруг спросил директор, резко захлопывая папку и пренебрежительно отодвигая ее в сторону, точно совсем никчемную вещь, - а может, в горы пойдешь, на рудник? Тоже ведь наша епархия. Во-первых, к поселку ближе, кино там, танцы, девушки, "шайба"… Ты водку пить еще не научился?
И, не дожидаясь моего ответа, обернулся к начальнику кадров:
- Меня на днях министр честил. "Что это, говорит, у тебя питейная стихия разгулялась в Заполярье? Кончать надо с этим предрассудком, будто если ты горняк, да еще на Севере, то, значит, и пить должен…"
- Недостаточно развернута массово-культурновоспитательная работа, - спокойно отозвался начальник. - Сказывается удаленность от культурных центров.
- То-то вот, удаленность! - проворчал директор. И, снова обращаясь ко мне, спросил: - Как же насчет рудника? Нам инженеры и там нужны. А туннель от рудничного поселка в восьми километрах. Зимой заносы, неделями до нас не доберешься. Как медведь в берлоге жить будешь. Решай!
Я почувствовал себя как человек, который рвался на фронт, дождался наконец назначения и вдруг, уже добравшись до места, посылается служить в тылу, в безопасности, поближе к штабам.
- Нет, - твердо сказал я.
- Что?
- Нет! - крикнул я уже настолько громко, что сам смутился.
- Ну вот, теперь слышу, голос подходящий! - усмехнулся директор. - Значит, туннель?
- Да, я туннельщик и хочу строить туннели, - подтвердил я, стараясь говорить спокойно и рассудительно, чтобы сгладить невыгодное впечатление от моего мальчишеского выкрика.
- Молодец, - похвалил директор, - правильно решил! Да я тебя все равно на туннель послал бы. Нам этот туннель вот как нужен! - он провел по горлу ребром ладони. Потом с внезапной легкостью встал. - Задачу знаете? - спросил он, переходя на "вы" и уже другим, официально-деловым тоном.
Я хотел ответить "знаю", потому что в министерстве мне более или менее подробно разъяснили назначение строящегося туннеля. Но сказал:
- В общих чертах…
- Пока не приедете на место, вам все будет представляться в "общих чертах"… Словом, об этом поговорите с главным инженером.
- На какой сейчас стадии проходка? - спросил я.
- На низшей. Если иметь в виду участок, на котором вам предстоит работать. На западном проходка уже начата. С понедельника начнем забрасывать людей и оборудование и к вам, на восточный. Ваша задача - как можно скорее начать проходку передовой штольни, догнать Крамова.
- Еще один вопрос, - сказал я. - В качестве кого мне предстоит работать?
- Как это "в качестве кого"? - недоуменно переспросил директор. - Начальником участка! А ты о каком "качестве" думал?
Я закашлялся, чтобы скрыть свое волнение. Такого ответственного назначения я не ждал.
Мое замешательство не прошло незамеченным.
- Честно говоря, - сказал директор, - мы рискуем, конечно. Должность ответственная. Верю в твои диплом с отличием и характеристику, которую профессор Макашов подписал. Все мы по его книгам учились…
Директор побарабанил пальцами по столу и добавил:
- Пока назначим "и. о.", - и я подумал, что директор решил это именно сейчас, на ходу, разглядывая меня. - Проявишь себя - мы эти буковки откинем.
Он нагнулся к микрофону и сказал неожиданно низким голосом:
- Диспетчер… Найдите начальника управления строительства!
На столике зажглась зеленая лампочка, и спрятанный где-то за столиком репродуктор прогудел:
- Фалалеев слушает…
- Вот что, Фалалеев, - сказал директор, - к нам прибыл инженер новый.
- Ясно! - ответил репродуктор.
- Из Московского транспортного, по путевке, - продолжал директор.
- Ясно, - уже каким-то другим, упавшим голосом откликнулся репродуктор.
- Будет работать на туннеле…
- Павел Семенович, - перебил невидимый Фалалеев, - а может, его на рудник? Посмотрит, поучится. Ну зачем его, щенка без опыта, на туннель? Ведь тыкаться будет…
Директор, ожесточенно передвигая микрофон по столу, крикнул:
- Ну, мы с тобой тоже щенками были! Ясно?
- Ясно… - со вздохом согласился репродуктор.
- Так вот, дай команду в понедельник отвезти его на участок. Сам отвези! - с какой-то внезапной злостью сказал директор и затем буркнул уже вполголоса: - У меня все.
Он еще раз сердито толкнул микрофон и, не меняя тона, сказал мне:
- Пройдите к главному инженеру.
Начальник отдела кадров взял со стола папку с моими бумагами и аккуратно сложил листки. Мы подходили к двери, когда я снова услышал голос директора:
- Желаю успеха.
Весь день я провел в комбинате и в гостиницу вернулся только поздно вечером.
Дежурная сидела в дальнем, темном углу, за покрытым газетой столом. За спиной ее стояло чучело бурого медведя. Медведь поднялся на задних лапах, а передние вытянул вперед, над головой дежурной, точно охранял или стерег ее. Только сейчас я заметил, что на его вытянутые лапы кто-то надел толстые синие рукавицы. Это было очень неожиданно и смешно.
Меня мучил голод, и я спросил, нет ли при гостинице буфета. Дежурная, пожилая суровая женщина в платке, ответила, что буфета нет, а жильцы завтракают и обедают в комбинатской столовой.
- А ужинают? - спросил я.
- Вредно ужинать-то, врачи говорят, - ответила дежурная без улыбки. Есть такие строгие люди: когда они шутят, их лица становятся еще суровее.
- Значит, нет-такого места, где можно бы перекусить? - спросил я.
- Ну разве что в "шайбе".
- Что за "шайба" такая?
- Ну, забегаловка, пивная, шалман, по-русски сказать, - дивясь моему незнанию, объяснила дежурная.
- А почему же все-таки "шайба"? - весело продолжал я расспрашивать, чувствуя, что возникает надежда хоть немного утолить голод.
- Форму имеет такую, похожа на шайбу. Да ты ступай вниз по проспекту - и километра не пройдешь, как увидишь ее.
То, что она назвала узкую поселковую улицу проспектом, и то, что пивная построена здесь в таком "индустриальном" стиле, окончательно развеселило меня.
- Еще вопрос, - спросил я, - зачем медведю рукавицы надели?
На суровом, точно каменном лице дежурной появилось наконец что-то вроде улыбки. Она сказала:
- Здороваются с ним постояльцы. Придет - здравствуй, уходит - прощай. И все за лапу, все за лапу… А если который из "шайбы" воротится, так лапу, почитай, цельный час трясет. Никакая лапа не выдержит. Вот директор и велел рукавицы надеть.
- Прекрасная мысль! - воскликнул я, едва удерживаясь от смеха, и, выйдя из гостиницы, направился вниз по "проспекту".
"Шайба" стояла на пустыре, в конце "проспекта".
Это была странная и несуразная постройка. Собственно говоря, она напоминала не шайбу, а скорее большую нефтяную цистерну.
Выкрашенная в зеленый цвет пивная не имела окон. Стены ее были сплошными, дверь же, очевидно, выходила на противоположную от меня сторону.
Сквозь стены, точно из огромного улья, доносился неясный, глухой шум.
Я обогнул "шайбу", нашел дверь и открыл ее.
Очень странно попасть из полярного дня сразу в вечерний сумрак. На улице была ночная тишина, особенно ощутимая при свете солнца. Здесь же на меня обрушился многоголосый шум, звон посуды и всхлипы пивного насоса. Было прохладно и сыро.
Сначала я ничего не мог разглядеть, кроме маленькой, тускло горящей лампочки, болтающейся на обрывке шнура. Ее обволакивали клубы табачного дыма. Потом из дымного тумана выплыли огромные пивные бочки, поставленные вдоль стен и заменяющие столы. У каждой бочки стояло по нескольку человек. Почти все они были в ватниках или брезентовых куртках и в резиновых сапогах.
Бочки были расставлены полукругом, по обе стороны прилавка, сбитого из некрашеных досок. На прилавке, на жестяных тарелках, коробились кусочки сыра, лоснилась конченая колбаса. А над всеми этими яствами возвышалась толстая женщина с рябоватым лицом и очень толстыми губами. Она была в грязноватой белой куртке, надетой поверх ватника, отчего казалась еще более толстой.
Я подошел к прилавку.
Женщина восседала на бочке, точно на троне, а справа от нее высилась другая бочка, очевидно с пивом; из нее торчал пивной насос. У стойки стоял человек с пенящейся кружкой пива в руке, и буфетчица наливала ему водку в зеленоватый граненый стакан.
Потом она взяла со стойки пустую кружку и стала накачивать в нее пиво. При каждом движении ее руки насос попеременно то всхлипывал, то скрипел.
Буфетчица ткнула в меня кружкой, наполненной пивом.
Я почувствовал себя как-то очень растерянно в этой непривычной обстановке и пробормотал:
- Нет… Простите, если можно, несколько бутербродов.
Женщина чуть приподняла свои белесые брови, потом взяла с невысокой стойки жестяную тарелочку, положила на нее бутерброды и все так же молча поставила тарелку передо мной.
- Спасибо, - сказал я. - Если можно, я возьму их с собой. Вот у меня и бумага есть…
И, вытащив из кармана газету, я стал завертывать в нее бутерброды.
- Э-э, так дело не пойдет! - вдруг раздался громкий голос.
Это произнес один из посетителей, стоящих у ближней к стойке бочки, - молодой, весь серый от каменной пыли, в ватных штанах и в расстегнутой, надетой на голое, тоже серое тело брезентовой куртке. Он был уже слегка пьян.
- На вынос наша фирма не торгует, - продолжал парень. - Или, может, считаете, что компания для вас грязновата?
Не успев завернуть свои бутерброды, я недоуменно посмотрел на него.