В открытые окна несся колокольный звон расположенной вблизи русской церкви. Хаджи недовольно морщился. Звон утихал - хаджи успокаивался, опять слышался звон - и хаджи опять начинал корчиться, как будто сидел не на ковре, а на муравейнике.
Второй судья, Аша, неграмотный, беззлобный старик, едва переступив порог, уже начинал кивать головою, - будто выслушивал жалобщика и подтверждал достоверность его показаний. На самом же деле Аша никогда ничего не слушал и во всех случаях лишь назидательно произносил: "Забудешь аллаха - дорога твоя от этого не станет красивой". И каждый подсудимый понимал это выражение как вывод суда по его делу, хотя сам Аша давно забыл, когда и по какому поводу он в первый раз произнес эту фразу.
- Салям алейкум, хаджи!
- Алейкум салям, Аша. Закрой окна, - утомленно, слабым голосом попросил хаджи.
- Не будет ли тебе душно, хаджи?
- Нет, не будет душно. Наоборот, правоверным станет легче дышать.
- Видит аллах, ты, как всегда, прав, хаджи… А вот и Саид.
Главный кадий окружного суда, мулла Саид, возвысившийся до столь высоких степеней, вошел не торопясь, с достоинством, приличествующим званию.
Еще на улице жалобщики встретили его почтительными приветствиями и направились вслед за ним. Каждый мог прийти и принять участие в разборе дел суда.
Главный кадий поздоровался и занял свое место за столиком, на котором лежала толстая книга Корана, переплетенная в кожу. Он довольно долго отдыхал, и Хакяша-хаджи с Аша, сидя по сторонам, терпеливо ждали обычного приглашения начинать разбирательство дел.
Тишина взволнованного ожидания царила в комнате. Вместе с главным кадием сюда как бы вошел самый дух аллаха; всякий приговор - будь он мягкий или жестокий, понятный или непонятный - будет приговором самого аллаха. Ведь аллахом подсказано решение, подкрепленное соответственным стихом Корана. И кому же доступно это высокое откровение, если не самому ученому, мудрейшему и справедливому человеку. Этот человек сейчас, опустив старческие веки, с трудом переводил дыхание после утомительного подъема по лестнице.
Новая должность нравилась Саиду, доверие, оказанное ему верховным кадием, льстило его самолюбию. И нужно отдать старику должное, он легко вошел в новую роль, умел придать несложным процедурам шариатского суда известную строгость и торжественность.
Не полагалось никаких секретарей, не велось никаких записей. Священная мудрость Корана, рука кадия, положенная на книгу, заветный стих, подкрепляющий решение суда, - вот и все. Но внушительные седины старца кадия, его морщины и холеная борода, неторопливая речь, утомленно-пытливый взгляд слезящихся глаз - все это производило впечатление на простых людей. Утверждая Саида окружным кадием, Казгирей Матханов хорошо взвесил свое решение. Учреждение шариатского суда, как мы знаем, было самым серьезным оружием в борьбе за влияние на мусульман, за осуществление идеалов шариатизма…
Умный мулла понимал свою роль и умел видеть далеко, что и нужно было Матханову, который не раз напоминал, как важно теперь привлечь на свою сторону карахалка и восстановить в народе доверие к духовному суду.
Саид уже разбирал первое дело. Его густой басистый голос звучал, как всегда, торжественно. Перед судьями стоял ответчик - низкорослый человек, пожилой, седеющий, но с глазами плутоватыми и молодыми.
- Так ты утверждаешь, что аллаху было угодно это и вы разошлись с женой? - переспрашивал Саид ответчика. - Зачем же в таком случае при разделе ты обидел жену? Разве к этому призывает тебя аллах?
- Я все делил, как она сама того желала, все поровну, - оправдывался ответчик.
- Так ли это? - обратился Саид к пострадавшей женщине.
Та заговорила горячо, со слезами на глазах:
- Праведные судьи, лжет он. Мне он не дал ничего…
- Что же вы делили? - опять обратился Саид к мужу.
- А что делили? Корова-морова - кукуруза-мукуруза… Все пополам - одному корову, другому морову, одному кукуруза, другому мукуруза… Хотел бы я еще разделить с нею свою головную боль.
- Да, похоже на то, что все поделили чест- но, - проговорил Саид, делая вид, будто всерьез принял непочтительную шутку ответчика.
- Ничего лишнего я себе не оставил, - не без наглости повторил ответчик.
- Да, я это вижу, - возвысил голос Саид. - Так, значит, ты утверждаешь перед судом аллаха, что твоя доля равна доле жены, а доля жены равна твоей доле? Правильно ли я тебя понял?
- Ты меня правильно понял, кадий.
- Суд решает. - И Саид положил руку на переплет Корана. - Ввиду того, что доли при дележе оказались равными, но жена ответчика по какой-то причине недовольна своей долей, поменяться долями.
- Как же так, праведный судья? - растерялся ответчик. - Я ей свое, а она мне свое?
- Да, ты верно понял. Идите. И да предохранит тебя аллах от дальнейших споров…
- О праведный судья! Как же это так?
- Идите, идите и выполняйте решение суда по закону. - Саид опустил веки и устало прикрыл глаза рукою.
- Так-то, - заговорил Аша, догадываясь, что решение по делу принято. - Забудешь аллаха - дорога твоя от этого не станет красивой… Идите, правоверные, домой.
- Жарко. Открой окно, Аша, - попросил Саид, отдуваясь.
- Открой окно, Аша, - угодливо поддержал хаджи. - Жарко.
Аша охотно исполнил просьбу Саида. В комнату опять ворвался звон колоколов, послышалось птичье щебетание.
Диса затерялась среди ожидающих. За последние дни она заметно похудела. Ей было страшно, несмотря на то, что новая сделка между Рагимом, Дисой и Саидом сулила удачу, предопределяла решение суда в пользу Рагима. Кто посмел бы оспаривать справедливость кадия, человека, который по утрам пьет не воду, а чашу мудрости!
Дису подавляла торжественность обстановки. К тому же она вспомнила, что в ту минуту, когда они втроем - купец Рагим, Масхуд, привлеченный в качестве свидетеля, и она - подъехали в рагимовском шарабане к дому суда, большая свинья стала тереться боком о колесо… "Тьфу ты, аллахом проклятая!" - все еще бормотала Диса и с запозданием сплевывала через плечо. Новое опасение заставило ее вздрогнуть.
Покуда они тут ждут решения суда, - чем шайтан не шутит! - Эльдар может похитить Сарыму. Ведь он теперь начальник целого отряда джигитов! Да и зачем, собственно, Эльдару похищать Сарыму - дура дочь и сама сбежит к нему…
Дису вдруг охватили сомнения: не лучше ли все-таки пожелать Сарыме того, чего она сама себе желает? Разве принесло счастье Дисе то, что ее выдали замуж силою? "Вот мой зять, - сказал ей однажды отец, показывая на гостя, уже немолодого человека, которого Диса прежде видела только мельком. - Вот мой зять и твой муж. В пятницу свадьба…" Попробовала бы Диса сопротивляться! Но была ли она счастлива?.. Все это так. А, с другой стороны, как вернуть Рагиму долг? Как нарушить клятву?
- Пусть суд решает, а я ничего не знаю, - бормотала про себя Диса. Что может сделать одинокая женщина против силы и мудрости мужчин?
И в это время по лестнице поднялся Астемир, а от стола судей отошли два горца-балкарца, должно быть, хозяин и работник, выслушавшие решение суда. Один одет был по-кабардински - в хорошей шапке, в мягких ноговицах, в черкеске с газырями и кинжалом на поясе; другой, работник, в белой войлочной шляпе и чувяках, из которых торчала сухая трава - шаби. Оба от напряжения вспотели. Но работник счастливо улыбался, а его соперник хмурился и зло ворчал.
От стола судей послышался ленивый голос Хакяша:
- Дису из рода Инароковых и почтенного мусульманина Рагима Али-бека просят пожаловать.
- Идем, Диса! - Астемир подтолкнул ее. Диса в страхе сплела пальцы обеих рук с такой силой, что косточки хрустнули. Она успела заметить, что Рагим хотел было тоже подойти к ней, но, увидев Астемира, только заискивающе улыбнулся ему и шагнул вперед. Сделав еще шаг, Диса остановилась.
- Подойди сюда ты, аллахом обиженная, - строго сказал Саид, указывая ей место по левую от себя сторону. Справа остановились Рагим и Масхуд, кучер Муто и важнейший из свидетелей - Муса. За Мусою виднелась лысая голова Батоко. Это был первый случай, когда Муса и Масхуд были заодно.
Саид обозревал ответчиков и их свидетелей, прикрыв лицо ладонями и глядя сквозь пальцы. Он всегда прибегал к такому приему, когда хотел внушить особенное уважение и трепет.
Разбирательство дела началось с показаний свидетеля Мусы Абукова, почтеннейшего из почтеннейших мусульман, достойнейшего из достойных всеобщего уважения и доверия.
- Итак, говори, Муса! - усталым голосом пригласил его второй кадий Хакяша. Безобидный старичок Аша закивал головой, и Муса начал: