- Огонь! - обрадовался Адя, потому что все папины очки сгорели.
- Адя, - вздохнул доктор Ланда, - у тебя очень хороший папа. Мне было бы стыдно все время обыгрывать такого хорошего папу.
- А пусть не проигрывает! - закричал Адя и тоже попал в "огонь".
- Ага! - обрадовался доктор Ланда, но Адя заявил, что этот выстрел не считается - у него стояли над головой и нарочно отвлекали. Да, согласился папа, этот выстрел не считается: надо перебить.
Второй выстрел принес Лапидису-младшему сто очков, доктор Ланда махнул рукой и на прощание пожелал обоим победы. "Такого не бывает!" - крикнул Адя, доктор обернулся и сказал, пусть он объяснит это своему папе. Лапидис засмеялся и сам вспомнил, что устами младенца глаголет истина, но весь вопрос в том, младенец или не младенец его сын, который уже полгода как пионер.
В восемь часов вечера Лапидис пришел на участок, взял бюллетень, сложил вдвое, потом еще раз вдвое и опустил в урну.
Иона Овсеич удивился;
- Куда торопиться? До двенадцати у тебя еще хороших четыре часа.
Так получилось, объяснил в свое оправдание Лапидис: с пяти до семи они с сыном были на Слободке у мамы, там сегодня посетительский день, потом полчаса ждали пятнадцатого трамвая и почти полчаса ехали, а вместе выходит как раз восемь.
В полночь, когда куранты на Спасской башне пробили двенадцать раз и радио сыграло "Интернационал", Иона Овсеич закрыл двери. Фактически можно было закрыть уже в восемь, потому что Лапидис голосовал последний, но Положение о выборах строго указывало время - от шести до двадцати четырех часов, и никакой своей калужской или казанской законности здесь быть не могло.
Через неделю газеты напечатали полные итоги выборов: призыв Центрального Комитета ВКП/6/ ко всем коммунистам и сочувствующим голосовать за беспартийных кандидатов с таким же единодушием, с каким они должны голосовать за кандидатов-коммунистов, и ко всем беспартийным голосовать за коммунистов с таким же единодушием, с каким они будут голосовать за беспартийных кандидатов, получил беспримерный в истории отклик среди народа. В выборах приняло участие более девяноста одного миллиона избирателей, то есть девяносто шесть и восемь десятых процента. Из них за блок коммунистов и беспартийных голосовало восемьдесят девять миллионов восемьсот сорок четыре тысячи человек.
Двадцать первого декабря, как раз совпало с днем рождения товарища Сталина, Иона Овсеич собрал жильцов дома и официально довел до сведения: по участку голосовало сто процентов всех избирателей, блок коммунистов и беспартийных одержал полную победу.
IV
Доктор Ланда был на съезде врачей в Москве и привез пластинку "Тиритомба". Исполнял какой-то итальянский певец, и многие говорили, что не хуже нашего Лемешева, а некоторым нравилось даже больше, чем Лемешев. Аня Котляр, когда заводили эту пластинку, садилась в коридоре на подоконник и лицо у нее было такое, как будто сию секунду потекут слезы.
Клаве Ивановне тоже очень нравилась эта пластинка, но ей совсем не хотелось плакать, наоборот, ее тянуло кружиться и танцевать, как в молодые годы. В выходной день доктор Ланда со своей Гизеллой уехали на Большой Фонтан, и Клава Ивановна держала у себя пластинку с утра до самого вечера. Аня просидела у нее полдня, пока Иосиф не пришел с криком, чтобы она немедленно шла домой: вертута в духовке имеет цвет, как детский подгузник, полотенце чернее ночи, а она здесь сидит и слушает этого козлетона! Аня поднялась сразу, только бы не слышать крика, и перед уходом успела лишь сказать мадам Малой, что Ваня Лапидис никогда бы не позволил себе такого со своей женой. В этих словах не было ничего смешного, наоборот, можно было даже обидеться, а Иосиф вдруг засмеялся, как дурачок:
- Когда ты попадешь туда, где она, я тоже буду, как твой Лапидис.
- Попади сам! - ответила Аня.
- А, - развела руками Клава Ивановна, - прямо, как дети.
Через час радио из Москвы сообщило, что империалистическая Япония напала на Монголию, с которой СССР имеет договор о взаимной помощи. Японцы атаковали монгольские пограничные заставы и оттеснили их к реке Халхин-Гол.
Аня прибежала в слезах к мадам Малой и умоляла ее сказать всю правду: будет или не будет у нас война с Японией?
- Возьми себя в руки! - приказала Клава Ивановна. - Ты помнишь, что сделали с ними в прошлом году на озере Хасан? Так я даю тебе обещание: теперь от них даже того не останется.
- Вы думаете, я сама не понимаю, - немножко успокоилась Аня, - но если война, Сашу и Петю заберут в армию, а они еще совсем дети.
- У всех дети, - громко сказала Клава Ивановна, - и не надо раньше времени поднимать панику.
Вечером Дегтярь собрал людей в форпосте и сообщил, что по всем признакам в районе реки Халхин-Гол имеет место новая провокация японских милитаристов, у которых чересчур короткая память. Создается впечатление, что они хотят повторения озера Хасан и сопки Заозерной. Ну что ж, придется повторить, дабы впредь было неповадно.
- У меня есть предложение, - сказал Ефим Граник, - выдать каждому самураю нож, чтобы он сам мог распороть себе живот и не терял даром время.
Дина Варгафтик возмутилась: нашел когда шутить!
Товарищ Дегтярь взял Граника под свою защиту: в данном случае как раз не шутка, у японских самураев действительно существует такое правило - если нет другого выхода, они сами себе должны выпустить кишки наружу, харакири называется.
- Дикари! - крикнула Оля Чеперуха. - Надо послать конницу Буденного и сто аэропланов, чтобы им больше не захотелось.
Иона Овсеич заверил присутствующих, что будет направлено все необходимое и, можно не сомневаться, уже направлено.
Через неделю Сталинский райвоенкомат прислал Гранику, Лапидису и Хомицкому повестки, в которых красным карандашом было подчеркнуто: иметь при себе вещмешок и запас продовольствия на двое суток. Степа с Ефимом вышли вместе, женам приказали сидеть дома, но, когда повернули на улицу Ленина, увидели обеих, Тосю и Соню: они прятались за деревьями. И одна, и другая, хотя их застукали на горячем, нахально заявили, что это случайное совпадение, они идут в хлебный магазин. Степа только тьфук-нул и высморкался на тротуар, а Ефим категорически предупредил Соню, что он не самурай, но она своими штуками доведет его до харакири. Соня заплакала и честно призналась, что дома лежат две буханки хлеба, но почему ей нельзя пойти со своим собственным мужем, которого забирают на войну?
- Дурацкие разговоры! - закипел Ефим. - Лучше один раз и навсегда погибнуть, чем каждый день видеть эти слезы.
Соня заплакала еще сильнее, Тося взяла ее под руку и пожелала, пусть с этими жлобами будет, как они сами хотят, а молодые женщины всегда найдут себе что-нибудь получше.
- Это другой разговор! - подхватил Ефим и со своей стороны добавил, что солдаты тоже умеют находить.
- Как тебе не стыдно! - возмутилась Соня. - Ты же красноармеец, а она просто пошутила.
По дороге домой, когда они остались вдвоем с Тосей, Соня сказала, пусть находят себе кого угодно и сколько угодно, только бы вернулись живые.
На другой день все трое - Лапидис, Граник и Хомицкий - зашли во двор со своими вещмешками и продовольствием на двое суток: в Каховских казармах, где их держали эти два дня, обеспечили трехразовое горячее питание. Про Лапидиса Клава Ивановна сказала, что он нагулял себе такую морду, как будто прямо из санатория.
Начиная с середины лета, в районе реки Халхин-Гол и озера Буир-Нур несколько раз завязывались ожесточенные бои. Отборные части Квантунской армии, под ударами наших танков, авиации и монгольской кавалерии, несли тяжелые потери и быстро откатывались на восток от реки Халхин-Гол, где проходила государственная граница Монгольской Народной Республики с Маньчжурией.
В августе, перед первым занятием по краткому курсу истории ВКП /б/, Иона Овсеич сообщил: имеются сведения, что японский посол в СССР Того Сигенори предложил мирные переговоры. От Советского Союза будет участвовать наркоминдел товарищ Молотов.
Иона Чеперуха, хотя его никто не спрашивал, заявил, что он против переговоров - у него есть свой план. Вокруг поднялся шум и общее возмущение, товарищ Дегтярь велел успокоиться и вежливо спросил:
- Какой же у тебя план?
Японцы, объяснил Чеперуха, очень бедные люди, у них на островах растет немножко риса, бобы и просо, а мясо они видят один раз в десять лет. Какой отсюда вывод? Отсюда один вывод: львиная доля всех японцев, особенно пролетариат, ненавидит помещиков и капиталистов, и надо устроить у них революцию. Но революция без оружия не может иметь успеха. Значит, мы должны обеспечить японских рабочих и крестьян патронами, винтовками и пулеметами.
- По-моему, - сказал Дегтярь, - это будет вмешательство в чужие дела.
- Почему чужие? - удивился Чеперуха. - Мы же хотим помочь своим, рабочим и крестьянам, а иначе ихние самураи никогда не успокоятся. Недаром Леонид Утесов поет: "Сожру половину Китая и буду по горло сыта я!"
- Леонид Утесов поет чуть иначе, - поправил Дегтярь, - но, независимо от этого, твой план, Чеперуха, не считается с реальной обстановкой, и нам придется временно отложить его в сторону. А почему он не считается с реальной обстановкой, ты узнаешь из краткого курса истории ВКП/б/, который мы начинаем с сегодняшнего дня, - Иона Овсеич сделал паузу. - Товарищи! Царская Россия позже других стран вступила на путь капиталистического развития.
Чеперуха поднялся с места и сказал, что хочет добавить два слова, но Иона Овсеич не обратил внимания и еще раз повторил: