В один из дней Майдан и Куржак явились в школу с одинаковыми синяками. Это очень обеспокоило командира взвода Святогорова, хотя все объяснилось просто. Накануне Димка побывал в гостях у товарища и принял активное участие в разрешении семейных конфликтов с Жоркиным старшим братом. Если говорить по-честному, этот конфликт оказался совсем не семейным. Стороны не пришли к единому мнению относительно того, какая спецшкола лучше: артиллерийская или военно-морская. Внешний вид обоих приятелей свидетельствовал об упорной борьбе за свои убеждения. Брат Куржака никак не соглашался признать общеизвестный факт, что "морской кок равен сухопутному полковнику". Поскольку брат занимался боксом и учился уже в десятом классе, убедить его так и не удалось.
Когда Димка пришел домой из гостей, тетя Клаша всплеснула руками, потом заплакала:
- Опять за старое…
- Получу обмундирование и драться больше не буду, - пообещал ей Димка. - В форме драться нельзя.
- Наоборот, можно, - возразил ему Федор Петрович Майдан. - Даже нужно, но только с настоящими врагами.
Димка размышлял над его словами весь остаток вечера и как будто догадался, в чем дело.
- Не надо твоего брата больше дразнить, - посоветовал Димка Жорке Куржаку. - Разве он виноват, что слишком рано родился и морские спецшколы организованы только сейчас?
- Я и сам думаю, завидует, - признался Жорка. - И всегда первый лезет.
- Значит, очень жалеет, что не стал моряком, - решил Димка. - Ты бы узнал у военрука, может быть, из артиллерийских спецшкол принимают в военно-морские училища?
- Хотя бы не в самые главные, - обрадовался Куржак. - Например, где учат на артиллеристов береговой обороны.
Перспектива была заманчивой. Возможно, она могла обеспечить мир в семействе Куржаков. Но на всякий случай Димка с Жоркой решили записаться еще и в секцию бокса.
И все же командир роты был тоже прав насчет трудного мужского коллектива. Например, Антон Донченко никак не хотел принимать участия в процессе его сплочения. А многие ребята хотели с ним дружить, особенно Лека Бархатов и Раймонд Тырва. Антон даже как будто забыл, что летом, в дачном поселке Мартышкино возле Ораниенбаума, первым познакомился с Бархатовым. Они вместе ездили на велосипедах и пытались проникнуть на форт Красная горка. Правда, экскурсия не состоялась. Часовые краснофлотцы любопытства не одобряли и выдворили мальчишек из запретной зоны. Загадочный, грозный Кронштадт снял им на горизонте золоченым куполом Морского собора, мигал сигнальными прожекторами боевых кораблей. Тогда же Антон и Лека окончательно решили поступать в военно-морскую спецшколу. Они вместе прошли комиссию и попали в один взвод. Но теперь Антон почему-то не захотел поддерживать прежнего знакомства и ни с кем не искал дружбы, ни к кому из ребят не ходил и к себе никого не приглашал. Даже когда Лека рискнул предложить товарищам ознакомиться с отцовским оружием. Соблазнились многие, но только не Антон. Донченко сам страдал от такой изоляции. Он завидовал даже агрессивному брату Жорки Куржака. С ним хоть драться можно. А как поступать с упрямой сестрой? После своего фиаско на приемной комиссии Жанна заявила, что не желает видеть никого из военно-морской спецшколы. Если Антон попробует привести домой хотя бы одного из новых товарищей, особенно Бархатова, она будет жить в Киеве у бабушки. Мать испугалась, и Антону приходилось принимать всерьез ультиматум Жанны.
С тех пор не проходило дня, чтобы он не повздорил с сестрой. Уступать Жанна не желала ни в чем. По утрам поводом обычно служила "Смена". Одной газеты им не хватало. Тем более в "Смене" часто писали о морской спецшколе. Ясно, что Антон имел право узнать об этом первым. Но на сестру не действовала логика. Она хватала газету и начинала читать самое интересное вслух, но таким тоном и с такими комментариями, что Антону хотелось отодрать ее за косы.
К сожалению, кос у нее теперь не было. И потом, женщинам надо уступать. То женщинам. А тут не поймешь кто. Что в сестре, кроме вредности? Но отец как-то заметил, что дело не в Жанне. Просто надо уметь быть мужчиной.
С тех пор газетой владела сестра. Антон старался этого не замечать. Холодная невозмутимость удавалась ему не всегда. Стоило Жанне надуть верхнюю губу и уткнуться в газету, как брат уже знал - сейчас начнет цитировать.
- Ну вот, - торжествовала она. - Так и знала! Если не ошибаюсь, это касается тебя. Информация ТАСС: "Форма для учащихся военно-морских спецшкол".
Антон читал и не верил своим глазам:
- "Утверждена новая форма для учащихся средних военно-морских спецшкол Наркомпроса. Лента на бескозырке короткая, оканчивающаяся бантом с надписью: "Военно-морская спецшкола". Бант располагается на левой стороне бескозырки, в задней ее части; фуражка без белых кантов. Учащиеся будут одеты во фланелевую рубаху со стоячим воротником, застегивающимся на две пуговицы. На левом рукаве рубахи и шинели якоря красного цвета".
- Типичный трамвайный кондуктор, - мстительно комментировала Жанна.
Антону оставалось только промолчать. От флотского великолепия в форме не осталось ничего. Отменялись тельняшки, синий отложной воротник - гюйс и канты на кургузой бескозырке без лент.
* * *
Ребята почувствовали себя обманутыми. С утра школа закипела, как прибойная волна.
- Ты знаешь, - сказал Димке Куржак, - мой брат тоже газету читал. Говорит, что мы на самом деле станем похожими на морских поваров.
- Коков, - ревниво поправил Майдан и тут же похолодел. Слово не имело значения. Не все ли равно как будут дразнить?
- Называется морская форма, - горячился Куржак. - Да в ней и во двор не выйдешь. На смех курам.
- Разве ты сюда поступал из-за формы? - спросил его Тырва.
- Я? Вообще-то нет! - смутился Жорка. - Но во дворе…
- Форма должна определять содержание! - поддержал приятеля Димка Майдан. И эта философская мысль показалась всему взводу не только подходящей, но и очень солидной.
Раймонд промолчал, но все заметили, что спорить он не стал. В дискуссии не принимал участия и Лека Бархатов, хотя было видно, что помощник командира взвода тоже разочарован.
На большой перемене стихийно образовалась делегация к капитану третьего ранга Радько.
- Под Пушкина работаете? - спросил военрук у предводителя Антона Донченко.
- Нет! - растерялся Антон.
- Стихи пишете? - наступал военрук.
- Не… получаются… - признался Донченко.
- Вот видите, - засмеялся Радько. - Тогда бакенбарды зачем? Разве не слышали, что всем ученикам приказано остричься наголо?
Военрук протянул Донченко рубль и распорядился:
- Кудри долой! Заодно побриться! Не забудьте доложить командиру взвода, что получили от меня замечание.
Антону было приятно первый раз в жизни получить такое приказание, но расставаться с челкой он не собирался. В крайнем случае можно ее укоротить.
Затем военрук внимательно оглядел остальных членов делегации. Они переминались с ноги на ногу. Энтузиазм дал заметную утечку.
- С чем пожаловали?
Майдан молча протянул ему "Смену".
- Спасибо. Газеты уже читал, - отказался Радько. - И мне непонятно…
- Что за форма? - подхватил Димка. - Даже без тельняшек…
- Непонятно другое, - продолжал капитан третьего ранга. - Как я предполагаю, вы собираетесь стать военными людьми. Так?
Кто бы стал возражать? Делегация скромно подтвердила поговорку о том, что молчание - знак согласия.
- А вот здесь ясно напечатано, - взял газету Радько: - "Утверждена новая форма…" Понимаете, ут‑вер‑жде‑на! Приказы на военной службе, как вам уже должно быть известно, обсуждению не подлежат. Есть еще вопросы?
Радько добавил, правда, что с тельняшками произошло недоразумение. Тельняшки никто не отменял.
- Разрешите идти? - мрачно спросил Майдан и вытянул руки по швам. Ему стало ясно, что взаимопонимания с военруком все равно не достичь. Тельняшки были слабым утешением. Какой в них смысл, если сине-белые полоски все равно скроет глухой стоячий воротник?
Разочарованная делегация отправилась восвояси, а упрямый Димка на всякий случай решил поискать другие возможности заявить претензию. Заглянув в знакомую дверь, где раньше заседала приемная комиссия, он поспешил ее поплотнее захлопнуть. Там сидел директор. Директор посмотрел на него так, что Димка предпочел в переговоры с ним не вступать. Зато в соседнем кабинете его ждала неожиданная приятная встреча. В широкоплечем рыжем моряке Майдан узнал старого знакомого.
- Здорово, Женя! И ты здесь? - завопил Димка, распахнув дверь настежь.
- Здесь, - согласился моряк. - Но теперь не Женя.
- Как не Женя? - удивился Димка и вошел в кабинет. - Как не Женя? Скажешь, не ты меня учил в волейбол? И еще танцевать. "Яблочко"?
Разве он мог забыть рыжего курсанта, которого все его товарищи звали Женькой. Майдан познакомился с ним в клубе военно-политического училища, где тетя Клаша работала нянечкой. Курсант рассказывал Димке про Тихоокеанский флот и совсем не обижался, когда его звали просто по имени. Правда, сейчас его широкие плечи стягивал синий китель, на руках золотились нашивки: две шириной с палец, а верхняя совсем узенькая. Между нашивками и внутри венчающих их звездочек алели комиссарские выпушки, такие же огненные, как и шевелюра. Но это был точно Женя. Димка Майдан очень обрадовался. Вот кто наверняка его поймет.
- Ты мне голову не морочь! - рассердился моряк, выложив руки с шевронами на стол, и повторил: - Не Женя, а товарищ старший политрук! Ясно?
Майдан сразу скис, сказал "ясно" и попятился к двери.
- Ничего тебе не ясно, - усмехнулся старший политрук. - Значит, здесь учишься. Молодец! Будем вместе служить.