- Вот оно что? - заключил сторож, когда они вновь остались вчетвером. - Вы, ребята, видать, самовольщики? Как же, как же, знаю. Служил,
- Ничего подобного, - вспыхнул Лека и стал объяснять сторожу, почему он принял такое решение. Из его слов получалось, что поступить иначе все равно было невозможно.
- Знаю, знаю, служил, - кивал старик, прихлебывая чай, и было непонятно, соглашается он или осуждает. Вот ведь какие бывают люди. Весь день молчал, только благодарил за угощение, а тут сразу и "самовольщики".
* * *
Морозный воздух пахнул пронзительной свежестью. Стужа склеила ноздри, и по спине пробежала дрожь. Но еще холоднее было от мысли, что их искали и сейчас на финише командир роты будет засекать время уже не по секундомеру.
В Василеостровском саду зажглись фонари. Бархатов издалека заметил, как пританцовывают и хлопают каблуками две фигуры в морских шинелях. Одна из них сухощавая и небольшого роста. Это Оль, командир их роты и главный судья. А другая… Лека присмотрелся и сразу сбился с ноги. Их дожидался сам директор. Только теперь ребятам стало понятным, во что вылилось их веселое приключение.
Неподалеку у сугроба стоял на коленях Тырва. Доктор Подачина хватала пригоршнями снег и энергично растирала Раймонда.
- Как можно ходить в мороз без белья? - выговаривала ему Екатерина Николаевна.
Помощник главного судьи вряд ли слышал, вряд ли понимал, что Подачина успела раздеть его при всем честном народе. Снег резал тело наждаком. Раймонд дергался и громко скрипел зубами.
"Успел рассказать или нет?" - посмотрел на него Бархатов.
Лека срочно обдумывал линию поведения. Он считал унизительным договариваться с ребятами заранее. Бархатов думал, что сначала спросят его как младшего командира, а Жора с Геннадием сами догадаются, где и как кивнуть головой. Бархатов не учел, что Жорка Куржак совершенно не умеет врать. Поэтому все произошло иначе.
- Где пропадали? - спросил директор. Вопрос был обращен к Куржаку. Дело в том, что Сергей Петрович хорошо знал Жориного старшего брата по прежней своей работе в артиллерийской спецшколе.
Куржак ответил не сразу. Взгляды скрестились на нем как клинки. Взгляды высекали искры и радужными блестками сыпались в снег. С одной стороны Жорку разило гневное око молчаливого директора. С флангов на него смотрели Лека и Генка: "Держись, парень, не подведи…"
Оль позвонил в школу военруку.
- Так и знал, - засмеялся в трубку Константин Васильевич. - Ведите сюда голубчиков. Сейчас мы им покажем, где раки зимуют.
Директор решил лично сопровождать беглецов. Он как будто боялся, что они снова куда-нибудь пропадут.
В школе все роты уже стояли в актовом зале.
- Пройдите перед строем торжественным маршем, - предложил военрук. - Весь батальон дожидался здесь, пока вы закончите свой пир.
Они стояли в центре зала, как в фокусе увеличительного стекла, и не было сил поднять голову и посмотреть на товарищей. Директор сам зачитал приказ. Старик сторож не ошибся. Они оказались "самовольщиками". Директор сказал, что за этот из ряда вон выходящий проступок все трое заслуживают исключения. У Куржака закружилась голова, и голос директора перестал доходить до сознания.
Потом Бархатов и Ковров во всем обвиняли Куржака. Они не подозревали, что именно Жоркино простодушие спасло всех троих. Как ни был мал срок между встречей отсутствующих и зачтением грозного приказа, его содержание начальство успело обсудить. Сергей Петрович действительно настаивал на исключении.
- На их примере ученики должны понять, что значит воинская дисциплина, - утверждал директор.
- Не согласен! - заявил старший политрук Петровский. - Учеников надо воспитывать, а вы, кажется, собираетесь рассчитаться с ними за собственные переживания.
Уфимцев побагровел. Он вообще не любил возражений. А тут оно было преподнесено в такой откровенной и неделикатной форме, что окончательно укрепляло директора в принятом решении.
- Воспитывать? - процедил директор. - А вы где были, товарищ Петровский?
Директор точно подметил слабое место в работе старшего политрука, который больше молчал, а теперь вот стал критиковать. Даже сегодняшние поиски прошли как бы мимо Евгения Николаевича.
- Откуда у вас беспринципность? - продолжал директор. - Я отвечаю за школу.
- Мы тоже отвечаем, - кивнул Петровский в сторону военрука. - И исключения учеников не допустим.
Радько в ответ усмехнулся и укоризненно покачал головой.
Старший политрук осекся. Он почувствовал, что военрук прав: нельзя так разговаривать с директором, и сбавил тон:
- Никто не собирается либеральничать. Только зачем сразу крайние меры.
Михаил Тихонович Святогоров сиял. Его воспитанники нашлись целыми и невредимыми. Наказать их, конечно, следует. Но изгонять из школы? За что? Просто они обыкновенные озорники. Более других виноват помощник командира взвода, который односторонне понял роль старшего.
- Но Бархатов способный мальчик, - предупредил директора Святогоров. - И следует учитывать, что ему всего пятнадцать лет.
- Вы были бы правы, - заметил директору Радько, - если бы все произошло в военном училище. А здесь, как мы договорились, не надо нарушать правила игры. Для всех троих это было только приключением, и ученики, что весьма существенно, признались во всем. Видно, до них еще не дошло, что значит воинская дисциплина. И в нашей школе они должны научиться понимать ее.
Святогоров в этот момент подумал о том, что строевой командир Радько лучше улавливает суть педагогики, чем Сергей Петрович. Учитель обязан быть строгим и снисходительным, требовательным и великодушным. Качества как будто противоположные, но в том-то и вся суть.
Командир роты Оль тоже поддержал военрука:
- Мальчики п'осто не догадывались, к чему п'иведет их безответственность. А вот 'аймонд Ты'ва, на мой взгляд, заслуживает поощ'ения. Из него выйдет п'ек'асный команди'.
Директор оказался со своим мнением в одиночестве и настаивать на нем не стал. Он только неприязненно оглядел военрука: "Повсюду сует свой нос".
Нос у Радько выдавался вперед клювом. Но был даже красивым, только будто с чужого крупного лица. Лишь короткие черные усики, топорщившиеся под ноздрями, придавали необходимое равновесие в его физиономии.
- Надо еще учесть, - улыбнулся в усы военрук, - чрезвычайное происшествие не состоялось. Так, нервотрепка местного значения.
Замечание Радько напомнило Сергею Петровичу о том, что докладывать о случившемся в гороно совсем не обязательно. Аргумент едва ли не самый убедительный.
Димка Майдан при первых словах директора весь сжался и потом никак не мог понять, отчего смягчился неумолимый директор. Неужели потому, что Жорка Куржак грохнулся в обморок? Уфимцев подождал, пока Жора, вдохнув нашатырного спирта, обрел способность соображать, объявил ему с Ковровым всего-навсего наряды вне очереди.
Потом военрук достал из блокнота лезвие безопасной бритвы и подошел к Алексею Бархатову. Все пятьсот мальчишек затаили дыхание. Все слышали, как скрипит стальная пластинка, счищая с левого рукава Леки две красные горизонтальные полоски - знаки различия младшего командира.
Щеки у Бархатова побелели, как будто их прихватило морозом. Но в зале было тепло, и слезы на щеках не замерзали, они безостановочно катились на синюю морскую фланелевку.
ГЛАВА 15. НА СВОЕМ ПИРУ ПОХМЕЛЬЕ
На следующий день, в понедельник, Алексей Бархатов и Раймонд Тырва не явились на занятия, Георгий Куржак выглядел мрачным и подавленным, а Гена Ковров, наоборот, "держал хвост пистолетом", улыбался и вообще был готов принимать поздравления.
Михаил Тихонович со стороны поглядывал на своих подопечных и решал в уме дифференциальное уравнение со многими неизвестными. Реакция Коврова ему не понравилась. Она свидетельствовала о том, что Геннадий был инициатором вчерашнего происшествия, а между тем остался в тени и был наказан одинаково с Куржаком. Из этого, однако, следовало, что Алексей Бархатов справедливо лишился своих нашивок. Командир везде должен быть самым волевым и авторитетным. Конечно, Бархатов будет очень переживать. И в этом смысле его внезапная болезнь ничуть не удивила учителя. Разве не так поступил Бархатов и в плавательном бассейне училища Фрунзе?
Вначале в секцию плавания записалось едва ли не полроты. Ростислав Васильевич Оль, посмотрев на список, улыбнулся и стал объяснять, что шефы приглашают и в другие спортивные секции. Оль правильно догадался. Главной причиной такой популярности была возможность запросто посещать училище по специальному именному пропуску. Каждый ученик стремился быть поближе к своему будущему.
Но Лека Бархатов ни на что не променял бассейн. Ему нравилось, как вода, подсвеченная изнутри цепочкой огненных иллюминаторов, переливаясь голубым опаловым блеском, бурлила и плескалась вокруг стремительных пловцов. Лека понимал, что каждый моряк должен чувствовать себя в воде как рыба, и делал заметные успехи. Особенно в плавании на спине.
Однажды первокурсники заглянули в дверь помещения бассейна, и кто-то из них разочарованно махнул рукой:
- Опять занято. Салажата плавают.
- Как вы сказали? - переспросил у них тренер и вдруг принял решение: - Две дорожки ваших, две у спецшколы! На старт!
Мальчишка из первой роты, прозванный "сорокапятым" за свои огромные ступни, шел кролем, как торпеда. Он на секунду обставил своего партнера из курсантов.