Чугунный переулок и небольшой домик Лемехо-вых она нашла быстро. Но Савелия Матвеевича дома не оказалось. Его жена, разузнав, по какому поводу пришла девушка, спросила:
- Может, вас к Васиной бабушке отвести? А то старуха, поди, ослепла от слез.
- Обязательно! Мне необходимо с ней увидеться. Но как с Савелием Матвеевичем?
- А я его сразу пришлю к ней. Он ведь тоже беспокоится.
Лемехова, набросив на голову платок, привела Катю к двухэтажному деревянному дому, во дворе которого на веревках висело набитое ветром, застиранное белье. По боковой лесенке они прошли в небольшую каморку у кухни. Здесь невысокая рыхлая старушка, с блекло-синими глазами, молола какие-то зерна в кофейной мельнице. Услышав от Лемеховой, что за гостья явилась к ней, она, словно не доверяя, стала допытываться:
- Так ты и есть та Катя, с Выборгской? К тебе, что ль, Васек все лето бегал? А ну, покажись! - повернув девушку к свету, Игнатьевна придирчиво разглядывала ее. - По лицу хороша... и не шалопутная будто, - определила она. - Где ж он такую красавицу сыскал? Милая ты моя, как же мы теперь? - . вдруг обняв Катю, заплакала она. Потом вытерла уголком платка слезы и стала выпытывать: - Видела ли ты его? Где он там? За что посадили? Сколько держать-то будут?
Ответы девушки не удовлетворили ее:
- Ой, что-то скрываете вы от меня; чует мое сердце недоброе. Самой-то мне этих "Крестов" треклятых не найти. Хоть бы передачу снести. Свела бы ты меня к нему.
- Вас сейчас в тюрьму не пустят. А передачи мне ближе носить. Если разрешат свидания, я приеду за вами, - пообещала Катя. - Но это будет не скоро. Как вы тут одна без денег обойдетесь?
- За меня не беспокойся, прокормлюсь. Дема, поди, всю получку отдает, и сам здесь поселился. А вот ты-то, девонька, откуда табак и съестное для передачи возьмешь? Присядь; я хоть чего-нибудь соберу ему.
Старушка достала холщовый мешочек, открыла небольшой самодельный шкаф, в котором хранились продукты, стала искать что послать Васе.
Вскоре, пригибаясь в дверях, вошел крепкий и рослый старик, а за ним Дема. "Савелий Матвеевич", - поняла Катя. В каморке сразу стало тесно.
- А ну, покажите, кто тут нас ждет? - весело спросил кузнец. - А, вот вы какая! - разглядев девушку, прогудел он. - Будем знакомы.
- Я вас уже знаю, Савелий Матвеевич, - призналась Катя.
- Тем лучше; значит, без церемонии поговорим. Он крепко пожал ей руку.
- Слыхал, вы за помощью к нам? - сев на табурет, спросил Савелий Матвеевич. - Очень хорошо сделали. Выкладывайте, - что стряслось?
Катя рассказала о разговоре с Аверкиным и встрече со следователем.
- Та-ак! Значит, вы этому подлецу приглянулись? И давно он за вами ходит?
- Я его заметила в феврале.
- Срок не малый. - Савелий Матвеевич задумался. - А не он ли и с Кокоревым подстроил? Это же в характере таких типов.
- Схватить бы его за глотку и допросить, - предложил Дема.
- Ловленного так быстро не схватишь. Он теперь настороже.
Пока они разговаривали, Игнатьевна аккуратно завернула в бумагу и уложила в мешочек сухари, воблу, сало и два свежих огурца.
- Вот, снесешь ему, - сказала она, передавая все Кате. - Только табачку у меня нет.
- На табачок соберем, - успокоил ее Савелий Матвеевич. - Прошу не побрезговать и моим паем. - Он вытащил из кошелька две десятирублевки и отдал их Кате. - А насчет адвоката, - мы на заводе сами подумаем. Собирайся, Дема, проводи барышню.
****
Ночью Василия Кокорева и его товарищей юнкера повели в тюрьму. По дороге конвойные не давали путиловцам разговаривать: за каждой произнесенное слово норовили толкнуть или ударить прикладом.
В канцелярии тюрьмы, называвшейся "Крестами", надзиратели отняли от парней ремни, папиросы, спички и посадили всех в общую камеру.
Камера была большой, с испещренными надписями стенами и грязным цементным полом. В одной стороне ее высились нары, с тощими засаленными матрацами, а в другой - высоко, почти под потолком, темнел квадрат окна с железной решеткой. У левой стены стоял стол, вделанный в стену, и несколько табуреток, а у дверей - зловонная деревянная параша.
Воздух был спертым и затхлым.
Осмотрев новое жилище, путиловцы уселись на нары.
- Отсюда не скоро вырвешься, - заключил Кокорев. - И на заводе не знают, что нас в тюрьму упрятали. Хоть бы весть какую подать.
За день парни утомились. От огорчения им не хотелось ни о чем разговаривать. Не раздеваясь, они повалились на нары и проспали до утренней поверки.
На рассвете железная дверь с треском раскрылась. В камеру вошел старший надзиратель, а за ним - коридорный.
- Встать! - рявкнул тюремщик.
Проверив по фамилиям, все ли на месте, коридорный невнятным голосом зачитал правила внутреннего распорядка тюрьмы и предупредил:
- За неподчинение - карцер и лишение прогулок.
- А за что нас посадили сюда? - спросил Кокорев.
- Не прикидывайтесь дурачками, - ответил старший надзиратель. - Сами будто не знаете? Видели мы таких!
Потом появились два уголовника в серых халатах. Они молча бросили на стол три пайка хлеба, черпаком разлили по кружкам чай и, подхватив дымящийся бачок, удалились.
Железная дверь захлопнулась.
Найдя кувшин с водой, путиловцы, поливая один другому, помылись над парашей и подсели к столу завтракать. Но пить принесенный чай не смогли, - от него пахло ворванью.
- Наголодаемся здесь, - отодвигая жестяную кружку, сказал приунывший Кокорев.
- Да и х-хлеб с осевками, н-не проглотишь, - отметил Лютиков.
В стенку камеры кто-то едва внятно застучал. Путиловцы насторожились и вопросительно смотрели друг на друга: что это обозначает?
- На переговоры вызывают, - догадался Вася. - Я читал, есть такая тюремная азбука. Жаль, не запомнил, в какой букве сколько тире и точек.
На всякий случай, он в ответ постучал монеткой з стенку. Это вызвало поток коротких и протяжных звуков. Какой-то арестант, сидевший в соседней камере, хотел завязать разговор, но юноши не понимали его.
- Эх, хоть бы кого опытного к нам посадили! Ведь ничего знать не будем, - досадовал Кокорев.
На прогулку путиловцев в этот день не выпустили.
Поздно вечером в камеру втолкнули четырех матросов. Моряки при аресте, видимо, сопротивлялись, их лица были окровавлены, форменки разорваны. Они и в тюрьме продолжали шуметь, ругали конвойных и не давали закрыть дверь.
Только с помощью сбежавшихся надзирателей их удалось оттеснить в глубь камеры. Но едва тюремщики захлопнули дверь, как матросы кинулись к ней и принялись яростно барабанить кулаками. Лишь один из них, круглолицый, с широким ртом и крупными зубами, остался на месте. Он вытер носовым платком кровь со лба и спокойным голосом приказал:
- Стоп, братва! Трави пар. Довольно волну разводить.
И матросы сразу притихли.
Круглолицый моряк оглядел камеру и, заметив путиловцев, подошел к ним.
- Прошу прощения за шум, - пробасил он. - Разбудили?
- Ничего, - ответил Кокорев. - Весь день отсыпаемся. Нет ли у вас закурить?
- Найдется, - сказал моряк и, вытянув из кармана кисет с табаком, протянул его юноше. - А вы давно здесь?
- Со вчерашнего дня.
- Если не секрет, - по какой статье?
- Сами не знаем. Мы поймали четырех типов, которые с колокольни стреляли в народ. Но в милиции их выпустили, а нам бока намяли - и за решетку!
- Значит, по той же статье, что и мы, - заключил моряк. - Нас в Петропавловке уговорили оружие сдать. А как только мы в город вышли, они давай вылавливать. Но мы им показали, как матросов под конвоем водить. Надолго запомнят! Теперь мы с вами товарищи по "Крестам". Давайте знакомиться... Иустин Тарутин, минер бригады траления.
Узнав, что перед ним путиловцы, моряк обрадовался:
- Вот это встреча! Давно мечтал с вашими Ребятами подружиться.
За ним подошли знакомиться и другие матросы.
Они были с разных кораблей. На бескозырках золотились надписи: "Океан", "Азия", "Николаев".
Моряков, привыкших к корабельной опрятности, возмущала грязь тюремной камеры.
- Свинарник, а не жилье для людей, - заметил Тарутин, оглядывая камеры. - А ну, Андрей, вызови-ка старшего, - обратился он к моряку со шрамом на подбородке. - Я ему сейчас головомойку устрою.
К "глазку" подошел Андрей Проняков.
- На вахте! - окликнул он надзирателя. - Свистеть сюда начальство.
- Какое такое начальство? - донесся из коридора недовольный голос.
- Какое найдется, хоть прокурора.
- Ишь, чего вздумали! Обойдетесь и без начальства!
Надзиратель, шаркая, удалился. Матрос схватил табуретку и начал колотить ею в дверь.
Грохот разбудил спящих, по камерам пошел перестук. Надзиратели забегали. И вскоре у "глазка" появился помощник начальника тюрьмы.
- Опять буяните? В карцер захотели? - закричал он из коридора.
- В карцер надо посадить того, кто здесь за порядком наблюдает, - ответил Тарутин. - Вы по какому закону грязь в тюрьме развели? В этом свинарнике мы не останемся. Переведите в другую камеру.
- Лучших у нас нет, не приготовили вам, господа матросы.
- Не лучшую, а чистую требуем.
- Тюрьма переполнена, номеров свободных не имеем.
- Тогда дайте нам воду и швабры. Без вас обойдемся.
- Это вы получите завтра.
- Не завтра, а сегодня. Иначе всю тюрьму поднимем.
Угроза подействовала. Тюремщики посовещались между собой и через некоторое время прислали уголовников с тряпками, швабрами и водой.
- Мокрая приборка! - объявил Тарутин.