- Не подбросите ли меня до Аксенова?
- Мы на Уляхино едем, - ответил водитель.
- В "Шестнадцатую годовщину"?
- Так точно.
- Ну, хоть до Сивцева довезите.
- Ладно, садись, - согласился водитель и, обернувшись ко мне, сказал: - Это наш зоотехник из управления.
Забравшись в машину, попутчица объяснила, что едет по служебным делам на ферму аксеновского колхоза.
- Почему же голосовать пришлось? Видимо, машина сломалась?
- Какая там машина! - усмехнулась девушка. - У нас в управлении девять агрономов и зоотехников, а машина на всех одна. Вот и приходится голосовать на дорогах, чтобы на попутной до колхоза добраться. А вы - в Уляхино? Значит, к Степану Петровичу Гинину. Туда сейчас многие ездят.
- Что так?
- В славу входит колхоз.
Возле Сивцева попутчица распрощалась с нами. До Аксенова отсюда было недалеко. Да и Уляхино уже виднелось за березовой рощицей.
Из опыта жизни люди черпают и хранят в своей памяти множество разных примет. Одни из них касаются явлений природы, например: если перед закатом солнца мошкара толчется роем, то завтра день будет ведренный; стрижи летают низко, над самой землей, - к дождю. Другие приметы относятся к жизни самих людей: если, проезжая деревней, увидите избы с заколоченными окошками, знайте - худо живется здесь людям, вот и уезжают они искать свое счастье на стороне. Если же заметили, что улица обновляется: в одном месте крылечко прирублено, в другом - изба от новых наличников стала как бы глазастее, а там и вовсе новый сруб желтеет смолистыми бревнами, - значит, здесь колхозники неплохо живут, прочней на земле закрепляются.
Уже при самом въезде в Уляхино в глаза бросилось много новых построек. Справа от дороги виднелись крытые серым шифером корпуса заводского типа. Вытянувшаяся двумя порядками широкая деревенская улица вела к площади, и там у поворота в проулок возвышалось еще недостроенное, но уже подведенное под крышу кирпичное двухэтажное здание с широкими окнами и широким парадным крыльцом, возле которого грудой лежали чугунные батареи парового отопления.
Несколько в стороне от жилья буквой "Ш", в три линии, разместились кирпичные же одноэтажные постройки, судя по всему - помещения животноводческих служб.
- Куда поедем - к гостинице, клубу или к правлению колхоза? - спросил водитель.
- А что, здесь даже гостиница есть?
- Недавно открылась.
- Ну в гостиницу мы еще успеем, а сейчас давайте к правлению.
Правление уляхинского колхоза помещалось в старой, неказистой избе. Одна из комнат была занята бухгалтерией, в другой - за небольшим канцелярским столом сидел моложавый черноватый мужчина в нейлоновой куртке и разговаривал по телефону. Кончив разговор, он поднялся из-за стола и, здороваясь, назвал себя:
- Гинин.
…Что бы там ни говорили, а артельное дело, как, впрочем, и всякое другое общественное дело, во многом зависит от инициативы, сметки и организаторского таланта руководителя. Степан Петрович Гинин по природе и воспитанию человек городской. Родился он в небольшом украинском городке, учился в Московском институте имени Плеханова, а потом работал заместителем директора на одном из стекольных заводов Гусь-Хрустального района. Но лет десять назад его, еще молодого коммуниста, вызвали в районный комитет партии и предложили поехать в деревню, чтобы помочь отстающему колхозу.
Так Гинин оказался председателем уляхинского колхоза.
Колхоз тогда бедствовал. Сеяли здесь преимущественно картошку, но урожаи собирали ничтожные, скот от бескормицы пропадал.
По спискам в Уляхине числилось около двухсот трудоспособных колхозников, а фактически в артельном хозяйстве работало не более тридцати. Остальные уходили из деревни в поисках надежного заработка.
Молодежь, едва окончив школу, также стремилась уехать в город на фабрику или на стройку. Даже комсомольская организация в колхозе распалась.
Новый председатель поселился у одинокой бабки Ульяны и стал присматриваться к хозяйству, советуясь с теми немногими, кто еще держался за колхоз, и раздумывая, как бы поправить дело.
Однажды осенним вечером на квартиру к нему явились двое мужчин, выставили на стол поллитровку, скомандовали бабке, чтобы подала стаканы да чего-нибудь закусить, и, обратившись к Гинину, предложили:
- Садись, председатель, выпей.
Степан Петрович отказался.
- Что такое? Неужели не пьешь?
- Нет, почему же, выпиваю. Только вопрос, с кем, когда и по какому поводу.
- Ясно. На вопрос отвечаем. С кем? С рядовыми колхозниками. По какому поводу? А вот по какому: вернулись мы с лесозаготовок из Карелии. Денежки пока есть, значит, погуляем немного, а потом снова на заработки. Ты дашь нам справку, что правление колхоза отпускает нас на три месяца.
- А я такой справки не дам. В колхозе работайте.
- За "палочки"?
- Все зависит от того, как работать.
- Ясно. Бабка, убирай закуску, мы пошли, а тебе, председатель, отсюда уезжать надо…
Через несколько дней, когда Гинин запоздно возвращался из правления к себе на квартиру, в переулке его встретили выстрелом из ружья. Стрелявший промахнулся. Но предупреждение "тебе отсюда уезжать надо", видимо, было нешуточным.
И все-таки председатель из Уляхина не уехал. Зимой ему удалось организовать при колхозе небольшую мастерскую: изготовляли черенки для лопат, топорища, метелки и прочие предметы хозяйственного обихода. На поставку их заключили договор с городом. К весне появились деньги. Дояркам, пастухам и пахарям стали ежемесячно выдавать зарплату. Это уже радовало колхозников. Хоть что-то есть! В полеводстве решили организовать звенья и оплату производить в зависимости от урожая: кто больше соберет, тот больше получит. Во время сенокоса на заготовке кормов установили натуральную оплату: заготовишь больше сена и силоса для колхозного скота, тогда и для своей коровы получишь.
Материальная заинтересованность способствовала тому, что число колхозников, работающих в артельном хозяйстве, стало увеличиваться.
Все это теперь уже в прошлом. Споры о том, кому и сколько платить, как приохотить людей к колхозной работе, чем заинтересовать молодежь, чтобы она оставалась в родной деревне, - все уже в прошлом.
Ныне в уляхинском колхозе каждый занят артельным делом. Средний возраст здешних колхозников - тридцать пять лет. Одних комсомольцев более ста человек.
За десять лет урожаи картофеля и овощей повысились в три раза. Стадо коров с двухсот пятидесяти голов увеличилось до тысячи. Хозяйство обзавелось машинами, окрепли подсобные промыслы и стали давать немалый доход. Появился достаток.
Десять лет назад, когда новый председатель только приехал в Уляхино, в избах колхозников не было электричества. Долгие осенние вечера люди коротали с керосиновой лампой, а то и с лучиной. Теперь к электричеству так привыкли, что даже удивляются, как могли жить без него.
За эти годы в колхозе построен клуб, открылась библиотека.
- А теперь достраиваем новое помещение для колхозной конторы, - рассказывал Гинин. - Заметили на площади двухэтажное здание? Вот туда и переберемся из этой избушки.
Деревенская гостиница, куда потом повел меня председатель, могла бы сделать честь любому районному городу: уютные комнатки, в холле телевизор, буфет.
- Как же удалось вам за столь короткое время добиться таких перемен? - спросил я.
- Во-первых, в эти годы партия и правительство приняли ряд мер, направленных на укрепление колхозов и повышение материального благосостояния колхозников, - сказал Гинин. - Одно только повышение закупочных цен на продукты сельскохозяйственного производства уже значительно увеличило доходы колхоза. А во-вторых, нам помог опыт колхоза "Большевик". Там нашли правильное сочетание сезонного земледельческого труда с подсобными промыслами.
- Почему - сезонного?
- А как же! Ведь большинство колхозников занято полевыми работами, имеющими сезонный характер. Весной, летом и осенью люди работают в поле с рассвета до заката солнца. Как у нас говорят - от темна дотемна. А зимой в поле делать почти что нечего. Правда, животноводы заняты на фермах, ремонтники - на ремонте колхозного инвентаря. Но какое-то число трудоспособных колхозников в зимние месяцы все же остается незанятым. Раньше эти люди уходили на заработки. Но ведь разумнее и выгоднее найти для них дело в своем же колхозе, то есть создать здесь подсобные промыслы. Для мещерской стороны это особенно важно. Аким Горшков, обладающий огромным хозяйственным опытом, понял это и первым проверил на практике, а нам уже легче было. Мы, как бы сказать, прошли школу Горшкова. Впрочем, мне, горожанину, чтобы познать особенности сельскохозяйственного производства, пришлось начинать учиться с азов. Прочел уйму книг, советовался с деревенскими практиками. Да и сейчас продолжаю учиться…
На обратном пути из Уляхина я заехал на Нечаевскую, в колхоз "Большевик".
В конце улицы, как сказали бы раньше, за околицей, работал бульдозер, грузовики подвозили бетонные блоки, кирпич и бревна. Землекопы рыли траншею для укладки водопровода. Тут, на этой стройке, я и встретил старого председателя. В свои семьдесят четыре года он был по-прежнему хлопотлив и, как всегда, с раннего утра занят хозяйственными делами.
- Аким Васильевич, когда же вы кончите строиться? - спросил я.
Горшков блеснул в мою сторону выпуклыми стеклами очков и ответил:
- Никогда! Мы, знаете ли, поколение строителей… Ну, вот что - пока идите ко мне домой, отдохните с дороги, а я, как немного освобожусь, подойду, и вечерком побеседуем.