- Мне скоро двадцать семь лет, - ответила Варя, сбитая с толку этим вопросом.
- Странно. - Красносельцев снял очки, протер их лоскутком замши. - По виду вы моложе. Но и двадцать семь лет - это еще не тот возраст, когда читают популярные лекции людям, прожившим большую жизнь и кое-чего достигшим в науке.
Он сидел против маленькой сероглазой сотрудницы своей лаборатории, могучий, неподвижный, будто памятник из гранита. Варя застыла под его тяжелым взглядом, замаскированным очками. Она молчала. Умолк и Красносельцев.
Когда Варя хотела уже было встать и уйти, он, наконец, спросил:
- Ну, и что же вы хотите?
- Я хотела бы произвести несколько опытов, если это можно. Вот, например, для определения наличия серы…
- Я люблю, чтобы мои сотрудники делали то, для чего они приглашены в институт, - перебил ее Красносельцев. - Вы металловед, не так ли?
- Да, но это ведь тоже…
- Желаю вам успеха, - снова, еще более бесцеремонно прервал Варю Красносельцев. - Вам еще надо много учиться. Учитесь у старших товарищей, перенимайте их опыт. И меньше всего фантазируйте.
Варя вышла от Красносельцева совершенно расстроенная. Не так она представляла себе этот разговор с профессором Красносельцевым, не такой рассчитывала встретить прием. Еще нигде не относились к ней так равнодушно и с такой бесцеремонностью. Зачем же тогда он пригласил ее на работу в институт? Она остановилась в коридоре возле окна, у смотрела в парк, но ничего там не видела. Из глаз сами собой потекли слезы.
- Что с вами, Варвара Игнатьевна?
Варя быстро обернулась. Перед ней стояла сотрудница из лаборатории, которую звали, кажется, Людмилой Васильевной. У Людмилы Васильевны было приятное лицо, добрые веселые, всегда смеющиеся глаза. Сейчас Варя видела в них тревогу, сочувствие, готовность прийти на помощь.
- Не хочется даже и говорить, - сказала Варя, быстро смахивая слезы с глаз.
Людмила Васильевна обняла ее за талию и повела по коридору. Они вошли в маленькую комнатушку, в которой никого не было.
- Здесь занимается мой муж, - сказала она. - Как видите, его тут нет. У них с Алексеем Андреевичем горячее время. Оба чуть ли не по двенадцать часов проводят возле электропечи. Посидимте на этом диванчике. - Усадив Варю, она села рядом С ней и повторила вопрос: - Так что же все-таки с вами случилось?
Людмила Васильевна вызывала такую симпатию и так к себе располагала, что Варя, сама удивляясь своей откровенности, подробно рассказала ей о разговоре с Красносельцевым.
- Ах, зачем вы к нему пошли! - воскликнула Людмила Васильевна. - Надо было идти к Алексею Андреевичу, к Бакланову. Этот Красносельцев никого никогда и ни в чем не поддерживал, не поддерживает и не будет поддерживать. Для него на всем белом свете существует он один. И если хотите знать, работает в лаборатории не он, а его заместитель, Волков, Антон Антонович. Нашу лабораторию фактически тащит на себе именно Антон Антонович. Красносельцев - только для имени. А сейчас он тем более злой и свирепый. Его тему-то закрыли, с какими-то точками Чернова. Он держался на них лет пятнадцать. Пойдемте к Антону Антоновичу.
В комнату в это время вошел Румянцев.
- Гриша, познакомься с Варварой Игнатьевной, - сказала Людмила Васильевна.
- Очень рад, очень рад! - На добродушном лице Румянцева Варя и в самом деле увидела радость.
Людмила Васильевна принялась быстро рассказывать ему о том, что случилось с Варей в кабинете Красносельцева.
- Теоретик! - махнул рукой Румянцев. - Правильно. К Антону Антоновичу надо идти. Алексея Андреевича лучше не беспокоить. Вот сейчас и пойдем вместе к Антону Антоновичу. А между прочим, Варвара Игнатьевна, это вы здорово придумали с изотопами-то. Очень здорово. Значит, что же у вас получится? - Он присел к столу, взял в руки карандаш, принялся черкать на листе бумаги. - Допустим, если мы хотим определить содержание серы в ванне расплавленного металла… Берем, значит, вы говорите, радиоактивную серу, добавляем в ванну. Если хотим определить фосфор, то добавляем соответствующий изотоп - радиоактивный фосфор. Затем - что же? Затем выясняем, сколько в пробе металла осталось от нашего, введенного нами элемента. Затем… Что же затем?
- Думаю, что это количество надо вычесть из внесенного изотопа, и тогда мы определим, какой процент серы переходит в сталь, - сказала Варя не совсем уверенно.
- Правильно, правильно! И получается решение простой арифметической задачи, а вовсе не кропотливый, сложный анализ! Замечательно! Пошли к Антону Антоновичу.
Антон Антонович Волков, седенький маленький старичок, таких восторгов, как Румянцев, не проявил. Он сказал:
- Ну что же, все, что вам надобно, товарищ Стрельцова, к вашим услугам. У нас тут не храм науки, а мастерская науки. Мастерите! Посмотрим, что у вас получится. Теоретически-то это ловко получается! Ищите практическое решение. Вот только нелегко будет эти изотопы раздобывать. Попробуем у физиков…
И вот Варя стала ежедневно задерживаться в институте на несколько часов. За ее работой следили и Антон Антонович, и Румянцев, и даже Бакланов находил время забежать в лабораторию, где Варя в миниатюрной печи плавила сталь. Результаты пока что получались неустойчивые. Ошибки при определении содержания серы и фосфора были недопустимо велики.
Но Варя не отчаивалась. Она умела переносить всякого рода неудачи в жизни. Она, конечно, перенесет и безразличие к ней Павла Петровича.
Варя твердо знала, что никогда о своих чувствах к Павлу Петровичу не скажет, никогда не сделает так, чтобы он догадался о них. Пусть они вечно будут с ней и с ней вместе умрут.
В воскресенье рано утром Павел Петрович снова спросил обеих, не надумали ли они. Обе отрицательно и мрачно покачали головами. Павел Петрович сказал:
- Тоже мне молодежь пошла! Их за город зовут, на автомобиле прокатиться, они предпочитают сидеть дома да мух считать. Эх, еще, может, придет время, за пяльцы сядете!
- Может быть, - ответила Оля рассеянно, думая о другом.
Павел Петрович посмотрел на нее удивленно и уехал.
5
- Ты такая злая стала в последнее время, Оленька, - сказала Варя грустно после его отъезда, - что я уж думаю, не уйти ли мне от вас. Может быть, я мешаю…
- Глупости какие! - ответила Оля. - При чем тут ты! Просто не может человек быть всегда в одном настроении. Разное бывает настроение. Ты тоже не такая уж веселенькая. Но я к тебе не пристаю, верно же? И вообще, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп, сказал Маяковский.
- До чего же легко стать умным! - так же грустно заметила Варя. - Стоит надуться на всех окружающих, и ты - гений.
- Ты напрасно… - Тут Оля услышала коротенький звоночек в передней, прислушалась - не повторился ли; звонок не повторился, и она пошла отворять.
За дверью стоял Виктор Журавлев с пакетом в руках.
- Заходите, пожалуйста, заходите! - захлопотала Оля, краснея оттого, что еще не причесана и одета кое-как. Она быстро провела Виктора в кабинет отца, хотя Павел Петрович строжайше запретил ей водить к нему в кабинет ее приятельниц и приятелей, сказала: - Пожалуйста, посидите тут минутку. Я сейчас, сейчас! - и исчезла.
У себя в комнате, торопясь, она яростно, так, что треск стоял, драла волосы гребенкой, швырялась платьями, юбками, выхватывая их из шкафа; смешно сказать, но она боялась, как бы Журавлев не ушел, пока она возится с нарядами.
Не прошло и десяти минут, как она уже предстала перед своим гостем, который при ее появлении спокойно перелистывал технический журнал Павла Петровича.
- Ну, еще раз здравствуйте! - сказала Оля и подала руку. - Интересно, как вы меня нашли, кто вам дал адрес?
- Да в вашей сумке…
- В какой сумке? - Оля разыгрывала удивление.
- Вы что же, ничего не знаете? - удивился и Журавлев. - Сумку-то вы теряли или нет?
- Сумку? Ах, да, сумку! Потеряла, потеряла, но совершенно не помню, где. Может быть, в трамвае или в книжном магазине. У меня есть такая привычка, когда я роюсь в книжном магазине, положить ее на прилавок и забыть.
- Да нет же! - сказал Журавлев, развертывая свой пакет. - Вот она! Вы ее у нас на мартене забыли. Вы уж извините, пришлось открыть - адрес искал… Нашел на конверте.
Он подал сумку Оле, она поблагодарила, сказала, что очень, очень о ней беспокоилась, потому что в сумке тетрадки с выписками из редких книг, и отложила ее в сторону.
Оля обратила внимание на то, как одет Журавлев. Он был одет в серый спортивный, хорошо сшитый костюм. Костюм был новый, но Журавлев не выглядел в нем тем манекеном из магазинных витрин, на который часто бывают похожи молодые люди в первые дни после приобретения обновки. Журавлев держался свободно, одежда его не сковывала. Заметила Оля и то, что на Журавлева обстановка кабинета Павла Петровича как будто бы не произвела никакого впечатления. Обычно Олины знакомые, впервые попадая в этот кабинет, восхищались, удивлялись, ахали и охали, потому что в кабинете Павла Петровича было много всяческих интересных вещей: старинные часы - одни в углу, в дубовом футляре, другие на столе, бронзовые, с фарфоровым расписным циферблатом; возле книжного шкафа, в пирамидке, стояли охотничьи ружья, одно тут было арабское, со стволом из дамасской стали и ложем, отделанным серебром и перламутром. Были на полках и на столе действующие модели различных машин, цветы из тончайшей стали и множество иных предметов, собранных Павлом Петровичем еще до войны.
Журавлев не глядел на эти редкости, и Оля была этому рада, потому что ей хотелось, чтобы его внимание занимала только она.
- Я прочитал у вас на дверях: "Павел Петрович Колосов", - сказал Журавлев. - Не наш ли бывший главный металлург ваш отец?