В прежние годы на реке тоже были чайки, но небольшие, узкокрылые. Их и называли-то не чайками, а крячками по далеко слышимому тревожному крику. С утра до вечера носились они над рекой, охотились за верховодками, чертили влажный речной воздух своими сабельно узкими крыльями. В деревенской жизни они, конечно, были птицами заметными, но сравнивать их с этой морской вьющейся над парусом чайкой было никак нельзя. Крячки, по-видимому, и сами это чувствовали, потому что нигде над водохранилищем Афанасий их не заметил…
Чайка отстала от паруса почти возле самого берега. Широко раскинув крылья, она в последний раз промчалась над ним, а потом победно вскрикнула, словно ненадолго прощаясь, и унеслась далеко в море.
Афанасий, заслонившись от солнца рукой, долго глядел ей вслед, все еще продолжая удивляться ее неожиданному здесь появлению, ее неторопливому полету и загадочному крику, к которым надо будет теперь привыкать…
А пока Афанасий любовался, наблюдал за чайкой, "Летучий голландец" легонько ударился о берег, паруса на нем опали, и только теперь Афанасий с Екатериной Матвеевной заметили, что Володя приплыл не один. Рядом с ним на узенькой отполированной лавочке сидела вся в белом, будто подвенечном, платье девчонка.
- Невеста? - улыбаясь, спросил Афанасий.
- Невеста, - как всегда весело ответил Володя, явно гордясь и собой, и яхтой, и невестой.
Он подал девчонке руку и начал осторожно сводить ее на берег по шаткому, все еще раскачивающемуся на волнах "Летучему голландцу":
- Знакомься, дядь Афанасий, - Надежда!
- Надежда - это хорошо, - подал девчонке Афанасий руку. - Откуда такая?
- Из-за моря, - улыбнулась та в ответ и протянула Афанасию свою тоненькую, чем-то похожую на крылышко ладошку.
Афанасий даже забоялся - не повредить бы ее каким-либо неосторожным движением. Но оказалось, что опасался зря: рукопожатие у девчонки было на редкость крепким и смелым.
Афанасий обрадовался этому, украдкой глянул девчонке в глаза, дивясь, какие они у нее по-морскому голубые и глубокие. Если у Володи с этой девчонкой все заладится, то жизнь у них должна бы пойти счастливая. Больно уж они подходят друг другу.
- Ну что, дядь Афанасий, поплывем, - кивнул на "Летучего голландца" Володя. - По морям, но океанам?!
- Нет, мы уж лучше по земле, - отказался Афанасий. - У вас, поди, зыбко.
- Да ты что! - обиделся за "Летучего голландца" Володя. - Гляди, какое судно.
- Как-нибудь в другой раз, - все же настоял на своем Афанасий.
Он как-то не ко времени вспомнил свою плоскодонку, утлую, и уже совсем старенькую, с чуть прогнившими порожками, на которой по такому морю особенно не разгонишься. Екатерина Матвеевна стояла рядом с Афанасием тоже какая-то поникшая и печальная, должно быть, как и он, вспоминая прежние речные плаванья.
Володя, судя по всему, сразу догадался, что с Афанасием и Екатериной Матвеевной что-то не так, но виду не подал, явно стараясь не уронить себя в глазах Надежды. Он нарочито весело и громко позвал ее с собой:
- Ладно, морячка, отходим!
Надежда немного недоуменно посмотрела на него, но противиться не решилась, послушно заняла свое место на яхте.
Афанасий и Екатерина Матвеевна постояли минуты две-три на берегу, понаблюдали, как "Летучий голландец" по-рыбьи ныряет с волны на волну, как опять вьется и кружит над ним чайка, как теснят его со всех сторон маленькие юркие байдарки. Володя и Надежда несколько раз оглянулись на берег, прокричали что-то прощальное, едва слышимое, а потом круто развернули яхту и уже, казалось, не поплыли, а понеслись по воздуху куда-то в низовья бывшей реки…
* * *
Когда Афанасий и Екатерина Матвеевна приехали в город и сошли возле набережной, праздник там был в самом разгаре. Сменяя друг друга, безудержно играли оркестры; им вторили развешанные на столбах вдоль берега динамики; народ толпился, кто возле ларьков и буфетов, кто возле пивных бочек, а кто возле специально построенного, еще пахнущего смолою помоста, где готовились к концерту участники художественной самодеятельности. Мальчишки штурмовали на морском вокзале маленький пароходик, отправляющийся в свой первый прогулочный рейс.
Торжественный митинг, открытие моря, судя по всему, уже состоялись, потому что начальство, сойдя с временной дощатой трибуны, толпилось возле машин, о чем-то негромко переговариваясь.
Екатерина Матвеевна окинула эту толпу быстрым внимательным взглядом и легонько толкнула Афанасия:
- Смотри, - Коля!
- Где? - переспросил ее Афанасий и тоже задержал взгляд на веренице машин.
Николай стоял в самом центре группы, заметно выделяясь среди всего областного начальства и ростом, и статью, и молодостью…
- Давай подойдем поближе, - попросила Екатерина Матвеевна.
- Зачем?
- Ну, может, он увидит нас, поговорим.
- Да некогда ему, не понимаешь, что ли, - попробовал удержать ее Афанасий, чувствуя, что Николаю сейчас не до разговоров: вокруг столько начальства и всем надо дать пояснение, всех приветить.
Но Екатерина Матвеевна уже пробиралась сквозь празднично гуляющую толпу к машинам, и Афанасию ничего не оставалось, как пойти за ней следом.
Николай заметил их почти сразу, но подошел лишь минут десять спустя, когда его отпустил невысокий плотный мужчина, должно быть, самый главный здесь начальник, которому Николай что-то объяснял, все время показывая на горбатый, перекинувшийся через море мост.
- Ну, как тебе сегодня наше Синее море? - спросил он Афанасия, с трудом протиснувшись сквозь плотный заслон гуляющих.
- А почему это оно Синее? - поинтересовался Афанасий.
- Да это так сейчас Семен Семенович сказал. Черное, говорит, море есть, Белое - есть, а наше пусть будет Синим.
- Синее так Синее, - не стал долго размышлять над этим Афанасий. - Семену Семеновичу видней…
Николай промолчал, незаметно покосился в сторону начальства, а потом, настраиваясь на веселый, праздничный лад, перевел все на шутку:
- Ты не переживай особенно, отец. Еще золотую рыбку здесь матери поймаешь.
- Может, и поймаю, - ответил Афанасий. - Если вырастите…
Николай, не обратив внимания на слова Афанасия, склонился к Екатерине Матвеевне и начал приглашать родителей в гости:
- После праздника давайте к нам. Я машину пришлю.
- Так ведь тебя не будет, - опередил Екатерину Матвеевну Афанасий. - С банкета небось не отпустят.
- Да мы там быстро, - опять склонился к Екатерине Матвеевне Николай.
- Знаю я это быстро, - все же отказался Афанасий. - Иди, тебя вон уже зовут…
Николая действительно требовали назад к машинам. И он, наскоро попрощавшись с Екатериной Матвеевной и Афанасием, пошел туда широким, размашистым шагом, особенно вроде бы и не торопясь, не поспешая, но и не медля, не оглядываясь назад. Афанасию это не понравилось…
- Ты чего с ним так?! - упрекнула Афанасия Екатерина Матвеевна, когда Николай снова смешался с толпой начальства.
- Как?
- Ну неласково, что ли. У него ведь праздник сегодня, веселье…
Спорить с Екатериной Матвеевной Афанасий не посмел. Он и без нее хорошо понимал, что не надо бы сейчас портить Николаю настроение, обижать его, но ничего с собой поделать не мог: тоска по лугам, по реке опять навалилась на него с прежней силою, опять заставила вспомнить и речные здесь разливы, и шуршание камышей, и полеты ласточек-касаток, и деревенские гуляния возле тополей на отцовских качелях…
- Ладно, помиримся, - пообещал он Екатерине Матвеевне и повлек ее в толпу подальше от машин и трибуны.
Праздник разгорался по всему побережью, одно зрелище сменялось другим. Но Афанасий и Екатерина Матвеевна чувствовали, что все ждут какого-то особого, главного события, теснятся к набережной.
И вот оно началось… Из-за моста вдруг показалась целая флотилия морских ни разу не виденных здесь шлюпок. На первой, по-смешному разрисованный и украшенный сетями, стоял с трезубцем в руках морской царь Нептун в окружении целого сонма русалок и водяных. Время от времени он оглядывался на свое войско, плывущее в других лодках, угрожающе стучал трезубцем о дно шлюпки и зачем-то по-морскому призывно рокотал:
- Ого-го-го!
Эхо несло этот рокот далеко в море, пугало вьющихся над парусами чаек, сзывало на праздник народ с прибрежных, теперь уже морских деревень.
- Сейчас будет посвящение моря, - пояснил кто-то знающий в толпе.
- А как это? - заволновались старушки и женщины, теснившиеся возле самого берега.
- Известно как, - хохотнули в ответ мужики, - живою водой!
Женщины заулыбались, а старушки принялись грозить мужикам костлявыми, негнущимися пальцами, но не обидно, а с весельем и пониманием, как и полагается на празднике.
Шлюпки между тем уже почти подошли к берегу. Из них, потешая народ, прыгнули в воду и поплыли к причалу десятка два мальчишек, размалеванных темно-коричневым морским илом. Они барахтались в воде, ныряли и выныривали между лодок, веселили толпу своими смешными в подтеках ила рожицами и все время старались попасться на глаза Нептуну. Но он, как и полагается морскому царю, не обращал на их озорство никакого внимания.
- Сейчас начнется, - опять шепнул кто-то в толпе.
Но его тут же заставили замолчать, отодвинули куда-то в задние ряды. Все и без этого шепота чувствовали, что Нептун с минуты на минуту начнет говорить. Он уже сошел на берег и медленно разворачивал громадный свиток, который преподнес ему один из подручных. Толпа замерла в каком-то изнурительном напряженном ожиданий. И вот над ее головами, над синеющим до самого горизонта морем понеслись громогласные слова морской клятвы: