- А будешь брать? - говорит ему хозяин. - Если будешь, то мы сговорымся.
- Ну и порося! - крутит головой Карпо. - Вон у него глаза разные: один больше, другой меньше… И сколько такой кожух? - приценивается Карпо, попав на толчок, где торгуют ношеной одеждой, старой обувью, бывшей в употреблении посудой и всякой мелочью далеко не первого сорта.
- Бери, бери, я дешево отдам! - отвечает владелец кожуха, радуясь, что нашелся покупатель.
- А мне он и даром не надо! - презрительно морщится Карпо. - А ну, покажи хомут, - просит он, добравшись до одной из автолавок.
Но продавец, сразу определив, что Карпо не его покупатель, говорит:
- Зачем тебе хомут? Ты ж все одно не купишь.
- А ты думал, куплю? Они ж у тебя бракованные, - отвечает Карпо и удаляется.
Карпо Буряк есть Карпо Буряк. Те, кто его знают, могут засвидетельствовать, что Карпо всех на свете считает дурнями, а себя умным. Он еще долго будет гулять по базару, приметный своим высоким ростом и васильковой тенниской.
Точно так же всегда приметен ростом и другой человек на базаре - милиционер Верба. Пожалуй, Верба превзошел в росте Карпа, только вдвое тоньше его, так что их никогда не спутаешь. К тому же голову Вербы украшает синяя милицейская фуражка, какой, безусловно, нет у Карпа. Эта фуражка с утра до вечера маячит на базаре, появляясь то в одном, то в другом конце его. И знает Вербу в нашем городе всяк мал и велик, поскольку, как и Демьян Демьянович Грач на своем посту, Верба служит на своем, в милиции, тоже тридцать лет. Когда-то он был простым рядовым милиционером, а теперь, пожалуйста, - старший лейтенант.
Он ходит и ходит по базару - меж рядами, меж возами, меж ларьками и грузовиками, маяча своей фуражкой, поглядывает по сторонам маленькими серыми глазками, лузгает семечки, вытирает носовым платком пот со лба, потому что… а ну, попробуй-ка целый день потоптаться на солнцепеке в суконном кителе и суконной фуражке! И многие могут спросить: а зачем он ходит, что он тут забыл, что потерял?
Но раз ходит - значит, надо. Иначе зачем Катерина Авдюшко, женщина средних лет с подкрашенными губками, оглянувшись ненароком и заметив подходившего сзади Вербу, Столь проворно смела бы со стойки в корзину свою продукцию, проворно прикрыла бы корзину платком и, облокотись на корзину, которую не успела сунуть под стойку, стала бы с интересом смотреть на небо? Вроде она затем лишь и явилась на базар, чтоб вот так постоять у стойки и полюбоваться белой тучкой, наплывавшей на солнце.
Верба подходит к Катерине Авдюшко, трогает ее сзади за плечо, говорит:
- Здравствуй, Михайловна.
- Ой, здравствуйте! - отвечает она, вроде радуясь, что видит его.
- Ну, так что? - спрашивает Верба, сдвигая со лба фуражку и утирая платком мокрый лоб.
- Так ничего… Ох, и жарит сегодня!.. - говорит Катерина Авдюшко, сочувствуя потению Вербы.
- А там что? - кивает он на корзину.
- Тут?.. Отут в корзинке?.. Да что ж тут?.. Маслица купила, сырку трошки…
- Ну, ладно… - говорит Верба и умолкает. Потом опять говорит: - Я тебя, Михайловна, предупреждал…
- А то как же… как же, - согласно кивает она, ласково заглядывая ему в лицо.
- Ну, ладно… Ты все ж таки помни, что я предупреждал, - говорит Верба и уходит.
Верба знает, что Катерина Авдюшко самолично производит на дому те самые стеклянные петушки на палочках и пряники-коники, и делает это весьма искусно. С одной стороны, вроде бы и не дозволено такое, такое нужно пресекать, а с другой стороны - изделия Катерины Авдюшко идут нарасхват, и как тут быть - сам черт не поймет!
Вот и дед Евтух Пивень со своими бочками. С одной стороны - покупатель отрывает бочки с руками, а с другой…
Приметив в толчее соломенный брыль и вышитую сорочку деда Ливня, Верба направляется к нему. Возможно, кто-нибудь подумает, что дед Евтух, распродав бочки, опять занялся сгребаньем сена, которого - ого, сколько можно набрать под возами и машинами? Ничего подобного. На людях дед Евтух этим не занимается. Тем более что сейчас у него иная задача: выбрать хорошей черной смородины, да побольше, чтоб побольше сварить варенья и отправить сыну в Киев, который тоже не забывает его и регулярно шлет ему растворимый кофе в баночках.
- Здравствуйте, Пивень, - говорит, подходя к нему, Верба. - Распродались?
- А конешно ж, распродався, - отвечает дед Евтух и протягивает Вербе костистую руку с коричневой, в мозолях ладошкой. - Драстуйте, чи шо…
- Ох, смотрите!.. - вздыхает Верба и тоже подает руку деду Евтуху.
- Я смотрю, - отвечает дед Евтух, отлично понимая, о чем речь. И хитрит: - Смотрю оце на ягоду и приторговую. Добра ягода в этом году.
- Ну ладно… - говорит Верба.
Он снимает фуражку, машет ею, чтобы хоть немного охладить фуражку и дать чуток остыть потной голове. Потом надевает фуражку и направляется к возам. И видит, как какой-то дядька, в расхристанной сорочке, стоя на возу, кричит и машет руками:
- Мытро!.. Мытро!.. - Дядька старается одолеть общий гул.
А какой-то другой дядька, бежавший к автолавке, в пиджаке и чоботах; останавливается, приставляет к глазам руку и, щурясь на солнце, смотрит, кто его зовет и зачем. Первый дядька уже соскочил с воза и бежит к нему.
- Мытро, здоров!.. Узнаешь?..
- Постой, постой… Сидор?! Да невжели Сидор?.. Ах ты, мать моя родная!..
- А я глядю: Мытро чи не Мытро?..
- Да я ж это, я!.. Да откеда ты взявся?.. Ах ты, боже мой!.. Это ж мы с тобой когда бачились?
- Да, считай, как с госпиталем распрощалась… Считай, в сорок пятом…
- Так ты живой?
- Да живой!
- Ну, здоров, Сидор!.. А я вот телочку продав…
- Здоров, Мытро!.. А я салом торговав…
Верба постоял, посмотрел на этих дядьков, на то, как обнялись они и, обнявшись, заспешили к возам, повернулся и опять пошел к ягодно-молочным рядам. Многие здоровались с Вербой: кто кивком, кто за руку, другие останавливались и заговаривали с ним. Вот подошел к нему знакомый железнодорожник - усатый, краснолицый, уже в летах. Протянул руку:
- Привет начальству. Дежурим?
- Дежурим, ну его к чертям.
- Да, жарковато…
- Трошки есть…
- И на кой хрен тебе тут дежурить?
- Порядок должен быть…
- Ну, тогда поддерживай.
- Да вот же - нужно…
- А я перец в стручках шукаю и не вижу. Красненький…
- Есть такой. Вон там в последнем ряду бабка продает. Пойдем покажу.
- Ну, пойдем… сделай милость.
5
Для кого быстро идет время, а для Вербы - медленно.
Всего второй час, самое пекло начинается. С неба льет такой огонь, что хоть снимай китель и на виду у всех выкручивай его. Видно, оттого и галки на кладбище зашевелились. Полдня недвижно висели на деревьях и вдруг разом, будто им скомандовали, покидают кладбище.
Верба, сняв фуражку, смотрел, как птицы большими стаями снимаются с деревьев и беспорядочной массой, храня полное молчание, летят в сторону реки - к колхозным садам, что лежат за речкой. Галок так много, что на несколько минут они закрывают своей черной массой солнце и на базарную площадь наплывает темная, шевелящаяся тень. Но Верба знает, что через несколько часов, наклевавшись досыта в садах жучков и червячков и налакомившись сладкими вишнями, галки снова в полном молчании пролетят над шумным базаром и вновь от их несметного числа почернеют зеленые кладбищенские деревья, давно ставшие пристанищем чернокрылых птиц.
Он много знает, лейтенант Верба, давний страж городского и базарного порядка. Может, кого и удивит своим уловом воет тот рыбак в белой панамке, со спиннингом, что пробирается сквозь толпу, только не Вербу. Да и никакой он не рыбак, хотя авоська на его плече и полна рыбы, а Семен Горохов - самый веселый человек в городе. Энергии у Семена Горохова - море, а фантазии еще больше - океан. Он военную пенсию получает, но без дела не сидит и везде успевает: мотокружок ведет, местных футболистов тренирует, пятый год с пионерами яхту на реке строит, - очень энергичный человек! Всегда забавно с ним поговорить. Интересно, какую байку он сейчас Вербе расскажет?
Семен Горохов идет быстро, точно очень спешит, прожимает к себе спиннинг, чтоб никого им не задеть, и быстро головой в белой панамке по сторонам вертит, будто кого-то высматривает. Но в том-то и дело, что никого он не высматривает, а просто глядит, какое впечатление производят несомые им в авоське щуки и сомы. Он для того и на базар завернул с реки, чтоб все увидели, какой он удачливый рыбак. Потом еще по всему городу пробежит со своим уловом, чтоб и другие увидели.
- Привет доблестной милиции! - бодро восклицает Семен Горохов и энергично вскидывает руку со спиннингом, приветствуя Вербу.
Он поджарый, загорелый, над губой маленькие усики, во рту три золотых зуба. Когда смеется - сто морщинок смеются и приплясывают на его лице, потому что годы свое берут, а Семену Горохову уже шестьдесят с добрым гаком.
- Ну, как улов сегодня? - улыбается ему Верба.
- Не так, чтоб очень, но кое-что имеем! - бодро откликается Горохов, снимая с плеча авоську с рыбой и встряхивая ее.
- Почему ж не очень? - улыбается Верба, разглядывая рыбу. - Ладный щупачок… И этот неплох: килограмма на два потянет, - говорит Верба, вроде и не видел, как в утренних сумерках, когда только съезжался базар, Семен Горохов, припрятав где-то спиннинг и панамку, покупал у настоящего рыбака эту самую, еще живую рыбу. Потом, конечно, отправился на реку, продержал рыбку в воде, а теперь возвращается домой с уловом.