- Мы вместе росли, - ответил я почти неразборчиво.
- Повезло же!
- Ладно тебе, - сказал ее муж.
- Ох прости меня, - сказала подружка невесты - ему, но обращаясь к нам всем. - Но тебя с ней не было, когда бедняжка целый час на слезы исходила. Это не смешно, и ты этого не забывай. Я слыхала, что женихи в последний момент трусят и все такое. Но так не поступают в последний миг. В смысле, не делают так, чтобы до полусмерти смутить множество совершенно милых людей и едва не сломить девочке дух и все такое! Если он передумал, почему не написать ей и хотя бы не расторгнуть все воспитанно, ради всего святого? Пока не поздно.
- Ладно, не заводись, только не заводись, - сказал ее муж. Хмычок его все еще витал в воздухе, но звучал уже как-то напряженно.
- Но я же не шучу! Написал бы да просто сказал ей, как мужчина, чтоб не было такой трагедии, а? - Она вдруг вперилась в меня. - Вы случайно не в курсе, где он сейчас может быть? - вопросила она со сталью в голосе. - Вы же друзья детства, значит, должны как-то…
- Я приехал в Нью-Йорк всего два часа назад, - занервничал я. Не только подружка невесты, но и ее муж и миссис Силзбёрн теперь на меня пялились. - Мне даже телефон еще не попадался. - В тот миг, насколько мне помнится, меня опять придушил кашель. Достаточно подлинный, но должен сказать, я очень мало старался подавить его или сократить приступ.
- Вашим кашлем кто-нибудь занимался, боец? - спросил меня лейтенант, когда кашель прекратился.
Тут меня одолел новый приступ - странное дело, но тоже неподдельный. Я по-прежнему сидел как бы на четверть обернувшись вправо, всем корпусом по ходу движения - вполне хватало, чтобы кашлять с гигиенической пристойностью.
Хаос, конечно, - однако здесь, я полагаю, следует вклинить один абзац и ответить на пару трудных вопросов. Перво-наперво: почему я не вылез из машины? Если не брать во внимание прочие попутные соображения, лимузин должен был доставить пассажиров к многоквартирному дому родителей невесты. Нисколько сведений - ни из первых, ни из вторых рук, - что я мог бы получить от оглоушенной и по-прежнему незамужней невесты или от ее расстроенных (и, весьма вероятно, рассвирепевших) родителей, никак не компенсировали неловкости моего присутствия в их квартире. Зачем же я тогда продолжал сидеть в машине? Почему не вышел, скажем, на светофоре? И, что еще непонятнее, зачем вообще я в нее сел?.. Мне кажется, на эти вопросы имеется как минимум дюжина ответов, и все они, сколь бы ни были невнятны, вполне резонны. Однако, сдается мне, без них можно запросто обойтись и просто повторить, что год был 1942-й, мне двадцать три, я только что призван, меня только что научили, что полезнее не отбиваться от стада, - а превыше прочего мне одиноко. Я так прикидываю, тут просто заскакиваешь в набитую машину и в ней сидишь.
Возвращаясь к сюжету, помню, что когда все трое - подружка невесты, ее муж и миссис Силзбёрн - совокупно глазели на меня, наблюдая, как я кашляю, я бросил взгляд на крохотного старичка на заднем сиденье. Тот по-прежнему неотрывно пялился вперед. Я едва ль не с благодарностью отметил, что ноги его не вполне достают до пола. Мне они помстились старинными и дорогими друзьями.
- А чем вообще этот человек занят? - спросила подружка невесты, когда я вынырнул из второго приступа кашля.
- Вы имеете в виду Симора? - переспросил я. По ее тону поначалу казалось, что в виду она имеет как раз нечто особо позорное. И тут вдруг до меня дошло - чистая интуиция, - что она очень запросто может втайне владеть разнообразнейшими биографическими данными о Симоре: то есть низменными, прискорбно драматичными и (по моему мнению) в сущности обманчивыми данными. Что он, к примеру, лет шесть своего детства был Билли Блэком, национальной радио-"звездой". Или, еще раз к примеру, что первокурсником Коламбии он стал в пятнадцать лет.
- Да, Симора, - ответила подружка невесты. - Чем он занимался до армии?
И вновь меня осияло вспышкой интуиции: она знает о нем гораздо больше, нежели почему-то намерена выдавать. Для начала, казалось, будто ей прекрасно известно, что до призыва Симор преподавал английский - то есть, был учителем. Профессором. Какой-то миг - пока, то есть, я глядел на нее, - мне очень неуютно представлялось: она может знать даже, что я его брат. Останавливаться на такой мысли не хотелось. Вместо этого я уклончиво посмотрел ей в глаза и ответил:
- Делал людям педикюр. - И затем рывком развернулся и выглянул в свое окно. Уже несколько минут машина стояла, и я только что осознал, что в отдалении бьют военные барабаны - гром их доносился от Лексингтон или Третьей авеню.
- Это парад! - сказала миссис Силзбёрн. Она тоже развернулась.
Мы стояли где-то в верхних Восьмидесятых. Посреди Мэдисон-авеню воздвигся полицейский - он тормозил все движение на север или юг. Насколько мне было видно, он его просто так тормозил - то есть не перенаправлял ни на запад, ни на восток. Три-четыре машины и автобус нацеливались ехать к югу, но только нашей случилось направляться прочь от центра. Сразу же на углу и в той части северного переулка к Пятой авеню, что была мне видна, люди стояли в два-три ряда на обочине и тротуаре, очевидно, дожидаясь воинских частей, медсестер, бойскаутов, или что еще там должно было пройти от места сбора на Лексингтон или Третьей.
- Ох господи. Я так почему-то и думала, - сказала подружка невесты.
Я обернулся и едва не стукнулся с нею головой. Она подалась вперед, чуть ли не заполнив все пространство между нами с миссис Силзбёрн. И та к ней повернулась - отзывчиво, но несколько страдальчески.
- Мы здесь можем неделю простоять, - сказала подружка невесты, вытянув шею к ветровому стеклу и глядя мимо водителя. - Я уже должна быть там. Я обещала Мюриэл и ее матери, что сяду в одну из первых машин и дома у них буду минут через пять. О боже! Тут что, нельзя хоть как-то?
- Я тоже должна там быть, - довольно проворно подхватила миссис Силзбёрн.
- Да, но я ей поклялась. В квартиру набьется толпа всевозможных полоумных тетушек, дядюшек и совершенно посторонних людей, а я сказала, что буду караулить с десятью примерно штыками, чтоб она немного побыла в одиночестве, и… - Она смолкла. - Ох господи. Кошмар.
Миссис Силзбёрн кратко и ненатурально хохотнула.
- Боюсь, одна из полоумных тетушек - это я, - сказала она. Замечание явно ее оскорбило.
Подружка невесты посмотрела на нее.
- Ой. Извините. Я не имела вас в виду, - сказала она. Затем откинулась на спинку. - Я просто хотела сказать, что квартирка у нее такая крошечная, и если все повалят дюжинами… Вы же понимаете.
Миссис Силзбёрн ничего не ответила, а я на нее не посмотрел и не знаю, насколько сильно задела ее подружкина фраза. Но помню, что, на причудливый манер, покаянный тон подружки невесты за этот маленький ляп про "полоумных тетушек и дядюшек" произвел на меня впечатление. Прощения она попросила честно, только не смущенно и, что еще лучше, не подобострастно, и на миг мне показалось, будто, невзирая на все ее театральное негодование и показную твердость, что-то от штыка в ней и впрямь есть - а подобным нельзя не восхититься. (Соглашусь, быстро и с готовностью: тогдашнее мнение мое обладает крайне ограниченной ценностью. Часто меня несколько чрезмерно влечет к тем, кто не перебарщивает с извинениями.) Однако вот в чем штука: именно в тот момент на меня накатила мелкая волна предубеждения против сбежавшего жениха - едва заметный барашек, не одобрявший его необъясненной самоволки.
- Давайте посмотрим, нельзя ли тут как-то пошевелиться, - сказал муж подружки невесты. То был, пожалуй, голос человека, не теряющего самообладания под огнем. Я почувствовал, как у меня за спиной он выдвигается на позицию, после чего голова его вдруг просунулась в узкую щель между нами с миссис Силзбёрн. - Водитель, - категорически произнес он и подождал ответа. Когда же ответ проворно поступил, голос лейтенанта стал человечнее, мягче: - Как вы думаете, надолго мы тут завязли?
Шофер обернулся.
- Кто ж его знает, старина, - ответил он. И вновь обратился лицом вперед. Его увлекло то, что происходило на перекрестке. Минутой раньше на расчищенную и запретную проезжую часть выскочил маленький мальчик с полусдувшимся красным шариком. Его только что изловил и отволок на тротуар отец, едва ли не кулаком влепивший мальчику меж лопаток две затрещины. Сие действо вызвало у толпы праведное негодование.
- Вы видели, как этот мужчина обошелся с малышом? - вопросила всех вокруг миссис Силзбёрн. Ей никто не ответил.
- А если спросить у полицейского, сколько нам тут еще стоять? - осведомился у шофера подружкин муж. Он по-прежнему не откинулся назад. Очевидно, лаконичный ответ на первый вопрос его удовлетворил не вполне. - Мы, видите ли, отчасти спешим. Нельзя ли спросить у него, сколько нам тут еще стоять?
Не оборачиваясь, водитель грубо пожал плечами. Но зажигание выключил и вышел из лимузина, хлопнув за собой тяжелой дверцей. На вид шофер был неопрятен, быковат и ливрею свою носил не полностью - черный саржевый костюм, но без фуражки.