- По-моему, семь процентов роста в год - это не так уж много,- мягко заметил Власов.
У Шустрицкого словно захватило дыхание. Маленький, суетливый человек с рассеянными, а сейчас испуганными глазами удивленно уставился поверх очков на нового директора. Весь его облик говорил: "Ну, знаете!.." Заметив растерянность плановика, в разговор вмешался Баранов, сидевший в кресле со скучающим видом человека, которому все это давно известно и смертельно надоело.
- Дело в том, что оборудование у нас старое, допотопное, в цехах много узких мест, - сказал он и после короткой паузы добавил: - Наш приготовительный отдел не в состоянии обеспечить ткацкий цех основами, а в отделочном цехе не хватает промывных машин и красильных барок. Да и сушилки у нас малопроизводительны...
- Какой же выход?
- Единственно, что может нас выручить, - это переход на облегченный ассортимент, - ответил Баранов невозмутимо.
- Ну что вы! На это никто не пойдет! Кому нужен плохой товар? - Власов в упор посмотрел на главного инженера.
- В таком случае я ничего другого посоветовать не могу. - Баранов явно был обижен резким тоном Власова. Он сдвинул брови и, вытащив из кармана пачку папирос, закурил. - Вы производственник и хорошо знаете, что чудес не бывает. Или нужно ставить новое оборудование и расшивать узкие места, или облегчить ассортимент. Ясно, что в конце года оборудования никто не даст, да и денег для этого у нас нет. Главк на этот год ни одной копейки не запланировал на капитальные вложения, так что хочешь не хочешь, а приходится вариться в собственном соку.
- Не обратиться ли нам в министерство с просьбой прокорректировать годовой план? - предложил Шустрицкий, собирая бумаги и кладя их в папку. - С вашим назначением это даже очень удобно, Алексей Федорович. Никто не вправе требовать от вас ответа за старые грехи. Ведь там, наверху, тоже несут ответственность за выполнение плана и обязаны помочь новому директору.
Власов промолчал и предложил пойти осмотреть фабрику.
Комбинат, куда назначили Власова, был крупнейшим в стране по производству шерстяных тканей. Он состоял из трех самостоятельных производств. Прядильная фабрика находилась на отлете и располагала своим независимым хозяйством - котельной, электроподстанцией и ремонтными мастерскими. Ткацкая и отделочная фабрики хотя и помещались под одной крышей, но тесной связи не имели, и каждую из них мало интересовала работа другой.
Большие коробки-корпуса с низкими потолками из рифленого Железа, узкими коридорами и крутыми, неудобными лестницами, построенные когда-то капиталистом-немцем, стали со временем тесными для разрастающегося с каждым годом производства. Поэтому к каменным корпусам по мере надобности начали беспорядочно добавлять небольшие пристройки. Это постепенно нарушило последовательность технологического цикла, породило множество производственных неудобств, и в конце концов отдельные цехи превратились в запутанные лабиринты.
Чтобы попасть из конторы на ткацкую фабрику или в постоянно окутанную паром отделочную, надо было пройти двором, где размещалась центральная котельная с шестью мощными паровыми котлами и силовой станцией. Двор был тесный, захламленный. Всюду валялись разбитые ящики из-под красителей, бутыли кислоты в корзинах, мешки, набитые отходами, и железный лом. Около котельной, посреди двора, - горы шлака и мусора. Тут же рабочие, поднимая облака черной пыли, разгружали уголь с автомашин, а рядом подвозчики, вооруженные совковыми лопатами, загружали вагонетки и, напрягаясь, как в былое время бурлаки, катили их по рельсам в котельную, откуда доносился гул мощных вентиляторов.
Власов остановился около угольной площадки и долго наблюдал за работой подвозчиков.
- Скажите, Александр Васильевич, много рабочих занято такого рода работой? - спросил он главного инженера.
- Порядочно. Двенадцать грузчиков, шесть трехтонок, следовательно, столько же шоферов и восемнадцать подвозчиков, по шесть в смену. У нас ведь нет своей железнодорожной ветки, а угля потребляем много - шестьдесят - семьдесят тонн в сутки. В общем грузоподъемность комбината достигает более двухсот тонн. Это без учета внутренних перевозок.
- Действительно, много, - негромко произнес Власов и, достав записную книжку, сделал в ней какие-то заметки.
В большом зале во втором этаже главного ткацкого корпуса, куда они вошли, грохотали сотни две станков, приводимых в движение ремнями от трансмиссионных валов, беспрерывно вертевшихся у самого потолка. Ткачихи в косынках, напудренные шлихтовальной пылью, отчего они были похожи на мельников, двигались между станками по строго намеченному маршруту. Они меняли челноки, на ходу запускали станки или, навалившись грудью на батан, проворными движениями послушных пальцев заводили оборвавшиеся на основе нитки. Помощники мастера с ящиками необходимых инструментов переходили от станка к станку и быстро ликвидировали мелкие неполадки. Здесь знали цену минутам и подчинялись строгому ритму.
Власов родился и вырос на фабрике, долгие годы сам налаживал станки и давно проникся уважением к тяжелой и вместе с тем виртуозной работе ткачих. И все же каждый раз, очутившись в ткацком цехе, он не мог оторвать глаз от ловких, рассчитанных на доли секунды движений их рук. Вот и сейчас, стоя возле стены в узком проходе, Власов любовался, наблюдая, как умело молоденькая ткачиха обслуживала четыре станка. Ни одного промаха, точно и расчетливо делала она свое дело!
Раздался свисток, извещавший о наступлении обеденного перерыва. Электрики остановили групповые моторы, натянутые ремни замедлили ход и безжизненно повисли над станками. Грохот прекратился, воцарилась непривычная тишина.
- Товарищи! - крикнула на весь зал одна из мастериц.-Давайте в красный уголок, на десятиминутку!
4
Неуютная комната, называемая красным уголком, была до отказа набита людьми. Ткачихи не торопясь занимали места на некрашеных скамьях. Мужчины - поммастера, шорники, монтеры, ремонтировщики, - вытирая на ходу запачканные машинным маслом руки и закуривая, толпились у дверей.
За длинным столом, покрытым зеленой скатертью, появилась Агафонова - председатель цехового комитета, - полная, с одутловатым лицом женщина лет сорока. По старой привычке ткачих она туго повязывала голову платком. Постучав карандашом о графин, Агафонова попросила соблюдать тишину и, когда разговоры умолкли, сказала, ни на кого не глядя:
- Мы с вами работаем плохо, товарищи! Плана декады опять не выполнили, хотя по сравнению с прошлой декадой сдвиг есть - дали на три процента больше... Давайте, товарищи, работать лучше. Нам нужно развернуть соцсоревнование и добиться лучших результатов... Про сбор членских взносов тоже забывать нельзя, наш цех задолжал триста двадцать рублей... Кто хочет выступить?
Желающих не оказалось. Даже так называемые штатные ораторы, заметив сидящих в последнем ряду главного инженера, плановика и незнакомого человека, не решились попросить слова.
После небольшой паузы заговорила опять Агафонова:
- Вот видите, товарищи, как у нас получается: по углам, в курилке - везде шепчемся, говорим о недостатках, а когда собираемся на десятиминутке, все молчат. Так не годится, товарищи. Нам нужно во всю ширь развернуть критику и самокритику, исправить недостатки и работать лучше...
- Говори, не говори - толк один: все равно к нашему голосу никто не прислушивается! - крикнула с места пожилая ткачиха.
- Чего зря говорить, словами работу не наладишь! Дайте нам основы и утка вдоволь, тогда и план будет,- сказала другая.
- Товарищи, товарищи! - Агафонова снова поступала карандашом по графину. - Давайте организованно: кто хочет слова, поднимите руки.
Никто руки не поднял.
- Что же это получается? Неужели так и разойдемся, не открыв прений? - Агафонова растерянно посмотрела на собравшихся.
- Мы только и знаем, что прения открываем и разговоры разговариваем, - громко сказал поммастера в рваной спецовке, - а вот насчет деталей думать некому. Дело до того дошло, что простых шестеренок не стало. Я спрашиваю: чем ремонтировать станки?
- Правильно!- Все на соплях держится! Посмотришь- и диву даешься, как еще работаем. Хозяина нет на фабрике, вот что я вам скажу! - добавил усатый ремонтник.
Ткачихи, сидящие в задних рядах, поднялись с мест и, ворча, что "зря у людей отнимают время", направились к выходу, за ними последовали остальные. Главный инженер украдкой поглядывал на нахмуренное лицо Власова. Ему было неловко. "Нужно же было именно сегодня собрать такое бестолковое совещание!.." Шустрицкий, привыкший к подобным сценам, равнодушно вертел в руке нанизанные друг на друга скрепки...
Когда красный уголок опустел, Агафонова достала из ящика стола толстую тетрадь и сделала запись: "19 сентября 1949 года в обеденный перерыв во второй смене проведена десятиминутка на производственные темы".
5
Конец длинного подвала, где в ряд стояли вечно кипящие красильные барки, рабочие в шутку называли "Африкой", а мокрую отделку, занимающую остальную часть подвала, - "Северным полюсом". Действительно, около красильных барок, над которыми постоянно клубился пар, было нестерпимо жарко, в мокрой же отделке холодно и сыро. Пар стлался по обширному помещению, превращаясь в густой туман, который обволакивал все кругом. Даже свет сильных электрических лампочек, висящих под потолком, не мог пробиться сквозь эту плотную завесу. Люди ходили по цеху, словно слепые, вытянув вперед руки.