Олесь Гончар - Бригантина

Шрифт
Фон

Олесь Гончар
Бригантина

I

Мальчишка, настороженный, крутолобый, вошел и встал перед учителями, прикрывшись недоброй натянутой усмешкой: "А ну, что вы мне сделаете?" В щелочках глаз - вызов, с губ не сходит все та же усмешка - напряженная, кривая и как бы забытая. Дерзость в ней, напускная веселость, бравада… А за всем этим угадывается затаенная боль, ранимость, нервное ожидание наихудшего. Откуда, из каких скитаний, из каких мытарств принес он свою предвзятость и эту упрямую затаенную неприязнь?

- Так это ты и есть Порфир Кульбака?

- Там написано.

Директор рассматривал бумаги.

- Школу бросил… Дома не ночевал… Где же ты ночевал?

- А где ночь застанет.

- У нас надо говорить точно: где именно?

- Весна уже, можно переночевать и на берегу под лодкой… Или в клубе на чердаке…

- А днем?

По вдруг побледневшему от волнения лицу солнечным зайчиком промелькнуло что-то светлое.

- Днем рыбку удил.

- На какие же удочки?

- Думаете, что на гаки-самодеры гачил?

- А то нет?

Дерзкая ухмылка в сторону, и ответ уклончивый, приправленный рыбацкой шуткой:

- Гачив, гачив - по тижню Дніпра не бачив…

Директор пристально вглядывался в новичка: вот еще одно дитя этого яростного века, безнадзорное дитя плавней и тальников днепровских… Побледневшее стоит, издерганное, а глазенки быстрые, смешливые - в них так и светится интеллект. Пусть неотшлифованный, невзнузданный, но явно же проблескивает, хлопца не причислишь к умственно отсталым. Буйного, неукротимого, видно, нрава хлопец… Руки в ссадинах, ботинки разбиты, новенькая синтетическая курточка уже разодрана на боку, клочок свисает, будто собака зубами выхватила… Где-то уже перенял вульгарную эту манеру разговаривать: растягивает слова, кривит рот… Стоит небрежно, вразвалочку, зыркает туда-сюда глазами по кабинету, украдкой поглядывает на учителей в предчувствии психологической дуэли. "Не боюсь вас. Остригли - подумаешь… А бить не имеете права!.." Вот такого вам передают. Нарушитель, может, даже маленький браконьер перед вами, - попадаются среди них закоренелые, ожесточенные. И поди угадай: как он проявит себя в новой для него среде? Юное, на вид даже какое-то жалкое существо, а каким оно порой умеет быть изобретательно-злым, бессердечным, жестоким! От этакого мать, видно, вдосталь наплакалась.

- Так, так. - Директор скова заглянул в бумаги. - Бродяжничал… Задержан в порту при попытке пробраться на океанское судно… Это к вам, в Нижнюю Камышанку, уже океанские заходят? - улыбнулся директор.

Мальчуган уловил иронию, ответил в тон:

- Сквозь камыши вряд ли пробьются… - И добавил: - Это я аж в том порту был, где морские курсанты свой парусник швартуют.

- А ты чего там очутился?

- На корабли смотрел - разве нельзя?

- Дальше куда-нибудь собирался путешествовать?

- Может, и собирался.

- Куда же, если не секрет?

- Ну, хотя бы на лиман…

- А на лимане что?

- Как что? Там - жизнь! Право-воля! Птицы со всего света! Тучи там их на озерах и в камышах: веслом махнешь - солнца не видно.

Мальчуган переменился, преобразился на глазах, последние слова были произнесены прямо-таки вдохновенно.

- А после лимана… какие были намерения?

- Без намерений. Куда душа покличет… Гал а світа!

Учителя переглянулись, и самая старшая из них, полнолицая седая женщина, спросила:

- Это какой-то новый континент "Галасвіта"? Где он? Объясни, пожалуйста.

- А вы маму мою спросите… Чуть что - сразу: "А-а, галасвіта б ти пішов!.." Вот и пошел.

- Гал а світа - это, наверное, где-то на месте погибшей Атлантиды, - высказал предположение директор. - Только ты сбился с курса, в совсем иной гавани очутился…

- Я и от вас убегу! - выкрикнул мальчуган.

- Поймаем, - спокойно улыбнулся директор. - Один философ говорил: "Мир ловил меня, да не поймал", - но то был, видимо, несовершенный мир. А наш сразу руку тебе на плечо: пойдем-ка с нами, товарищ Кульбака.

- Убегу! Убегу! Ничем не удержите!

В глазах директора, светившихся перед этим приветливостью, сразу похолодало:

- Только ты руки вынь из карманов, не то карманы зашьем. Да стань прямее. И в глаза мне смотри.

Нет еще в школе таких аппаратов, чтобы душу мальчишки насквозь просвечивать, вот и остается директору давний классический способ: по глазам читай, по их выражению улавливай да угадывай, чем он порадует вас, этот новый пришелец. Попадают сюда из школ, детских приемников самые буйные, бесшабашные, озорные, те, что двери с разгона открывают ногами, а руками крушат все, что только подвернется… Целые коллективы педагогов не могут порой управиться с таким одним… Чего-чего, а изобретательности, чтобы пронять учителей, этой публике хватает. Каким же будет этот? Нахохленный стоит, обиженный твоим замечанием. В глазенках затаилось что-то хищное, украдкой сторожат они каждый твой жест, выражение лица, изучают, прицениваются, на миг выказывают почти открытое презрение и опять куда-то убегают неуловимо. Крепкий подкинули орешек. Чувствуется, что есть у него уже свои представления о жизни: то, что для вас плохо, для него плохим не является, каждой самой дикой своей выходке он найдет оправдание, и совесть не будет мучить его, а вы в своих диссертациях можете разве что записывать: дисгармония поведения… деформация характера… повышенная агрессивность…

- Познакомимся поближе. Зовут меня Валерий Иванович, я директор школы. А это Ганна Остаповна Дудченко, завуч наш, заслуженная учительница республики, - директор взглядом указал на седую располневшую женщину, которая только что расспрашивала о новом континенте… Она сидит у стола с чуть заметной улыбкой на спокойном лице, оплывшем, как тесто. Что человек думает о тебе - ничего на таком лице не прочитаешь… - А это Борис Саввич. - Директор кивнул в сторону юноши в морском кителе, с копной рыжих волос на голове. - Настоящий морской волк, на глубинах жил… Натренированный так, что может в кромешной тьме, на ощупь пробоину заделать…

Мальчуган исподлобья, изучающе поглядывал на своего будущего наставника: здоровяк, плечи литые, лицо красное, щекастое - изрядную будку наел на флотских харчах! Воротник кителя едва сходится на мускулистой шее. И вправду как морской волк: сидит насупленный, в разговор не вмешивается, директор в сравнении с ним хлопцу совсем не страшен! У директора вид какой-то девичий, интеллигентный, шея длинная, худая, руки с тонкими пальцами, которые все время забавляются то скрепкой, то галстуком, чувствуется вежливость в человеке, такой не станет, конечно же, хватать воспитанника за шиворот…

- Кроме Бориса Саввича, - продолжал директор, к которому после короткого "оледенения" снова вернулась спокойная приветливость, - будет у тебя воспитательница Марыся Павловна, она сейчас на уроке… Вот перед нею ты, хлопче, держись: страх не терпит разболтанных, недисциплинированных… Она-то наверняка растолкует тебе, что быть разгильдяем, хулиганить, бродяжничать - это совсем не геройство, разгильдяйство к добру не ведет, что настоящие герои - это такие, как мама твоя… Вот это человек! Мертвые пески возвращает к жизни, кучегурные наши Каракумы виноградниками покрыла, а ты? Матерью весь коллектив гордится, а сына к нам - в сопровождении милиционера: получайте, мол… Да не гнись ты, стань прямее и не хмурься, ведь мы тебе еще ничего плохого не сделали… Или сделали?

- Нет.

- Ни дурного, ни хорошего - ничего еще не успели, а ты уже на нас вот так исподлобья, волчонком… Это, по-твоему, справедливо?

Молчит парнишка, нога сама собой хочет ковырнуть пол.

- Не знаешь, кто мы, какие мы, впервые нас видишь, а уже вот так, с недоверием, даже с враждебностью… А что таким отношением ты нас оскорбляешь - подумал об этом? Тебе приятно было бы почувствовать такое отношение к себе?

На миг стушевался мальчуган, словно что-то прикинул в уме, потом снова заслонился от взрослых своею недоверчивой, отчужденной усмешкой. Говорите-рассказывайте, мол, что хотите, а меня одно заботит: как бы вот через ту вашу стену перемахнуть, что за окном белеет…

Когда Ганна Остаповна спросила, как учился, - ответил без энтузиазма:

- С двоек на тройки перебивался… Были и пятерки, но это одна на двоих… - сострил он нехотя.

- Грести умеешь? - поинтересовался Борис Саввич.

Хлопец сразу оживился:

- Еще бы! На каюках все плавни обходил… И моторку могу завести, даже катер… - При этом лукавая улыбка в сторону. - Не дают, правда, развернуться… Разве что у кого "одолжишь".

- И часто "одалживал"?

Что им сказать?.. Могли бы и сами догадаться, что перед ними чародей! Ведь стоит ему только появиться на берегу, среди лодок, прикованных к осокорям цепями, стоит только приблизиться к ним, как любой замок сразу, точно перед магом индийским, сам открывается! А если та лодчонка, тот каючок просмоленный да еще и с моторчиком, так это же прямо красота! Дерг, дерг за веревочку, а каючок уже мчит тебя меж камышами, под вербами летит, аж нос задрал, аж подскакивает на воде…

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке