Хлебнул же я потом, уже в школе, горюшка с этим пеналом! Завидя его в моих руках, ученики старших классов - похоже, из зависти - отнимали у меня его, смачивали крышку слюной, она приклеивалась так, что я не мог сдвинуть ее с места, оставаясь на уроках без карандаша, ручки и перьев. На помощь мне приходила наша учительница, попадья, матушка, как мы ее называли, но и она не могла ничего поделать с разбухшим от слюны пеналом.
Говорят, что детство - самая счастливая порл в жизни человека. Мне же кажется, что это не так. Это легенда, придуманная взрослыми. Они, взрослые, очевидно, забывают, что каждый шаг ребенка сопряжен с немалыми испытаниями, потому что это шаг познания жизни, и он нелегок, нередко награждает малыша и синяками, и шишками. Отец с матерью, скажем, садятся в повозку и весело едут на базар, а я остаюсь главой хозяйства. Стало быть, мне нужно будет накормить кур, сварить похлебку для прожорливых свиней. Делаю быстро то и другое, тороплюсь, потому как я должен в конце концов научиться скакать на коне верхом, а не на прутике и не на баране. Пока Наших овец не сдавали в общее стадо, у меня и Никэ был свой "конь"…
Мы садились верхом на серого каракулевого барана. На выгоне нас никто не видит - мы и гарцуем в свое удовольствие. Барану, конечно, не очень нравится, что превращаем его в коня, он делает все, чтобы сбросить нас со своей спины. Нередко ему удается это, но мы не внакладе: эка беда - падать на траву. А сидеть на спине барана - одно удовольствие, сидишь, как на перине, - хорошо!
Теперь же и барана нету - пасется в общем стаде. На палке скакать надоело, да, пожалуй, и стыдно малость: вырос же, в школу собираюсь. А настоящих лошадей родители запрягли в повозку и уехали на базар.
Мы вспомнили вдруг, что за оградой лежат, зарывшись наполовину в землю, два хорошеньких кабанчика. Отличная идея! К сожалению, пришла она в наши головы с явным опозданием. Мне и моему брату Никэ, оседлавши кабанов, удалось сделать на них за оградой всего лишь несколько кругов, затем мы неожиданно угодили спинами под отцовский кнут. Охаживая нас, отец еще и страшно ругался. Мать старалась утихомирить его, но это ей не удавалось.
Никэ ревел. Я же носился по клети и никак не мог перемахнуть через изгородь.
Само собой разумеется, что большая часть отцовских ударов приходилась на мою долю, поскольку я был старшим и оставался главою дома и всего нашего хозяйства. Над моей головой свистел кнут и гремел отцовский голос:
- Ах вы дьяволята проклятые!.. Чего удумали!.. Я ведь на днях только кастрировал кабанчиков, а вы их..? а вы на них верхом!.. На них еще и раны не затянулись!.. Аль не видите, что кровь еще не запеклась… Ну ничего!..
Дорого вам обойдется это катанье!.. Я вас проучу!.. Я отобью у вас охотку делать из кабанов коней!.. Ну и ну!..
Не только мы с Никэ, но и кабанчики страшно испугались и теперь, смешавшись с нами, с пронзительным визгом и хрюканьем носились по клети - кнут отца прохаживался и по ним, хотя свиньи-то вряд ли этого заслуживали. В конце концов они свалили главного хозяина на землю. Мы с Никэ воспользовались этим, перескочили через изгородь и выбежали на улицу. Отец все-таки догнал младшего сына, схватил, орущего, на руки и понес во двор. Я мигом оценил благоприятный для меня момент и наддал так, что в несколько минут промчался через все село и остановился лишь на опушке леса, а затем и вовсе скрылся в его чащобе.
Шум и крики во дворе вновь оторвали меня от не совсем веселых для нас с Никэ воспоминаний. Отец опять выскочил во двор с непокрытой головой. Вслед за ним выбежал и я. На этот раз - на защиту дедушки. Выбежали вовремя, потому что увидели старика с плотничьим топором в руках, которым тот мог наделать большой беды. До этой минуты дедушка преспокойно колол дрова, рубил для плиты сухую виноградную лозу. В это время на голову старика и свалился Иосуб Вырлан, человек, на которого была возложена обязанность следить, в порядке ли содержатся дымоходы в избах нашего села.
- Это ты надумал закрыть трубу в моем доме? - кричал дедушка на Иосуба. - Попробуй только дотронуться до дверной ручки!.. Глянь-ка на этот топор - острый как бритва!.. Гоняли-выгоняли тебя, а ты опять объявился… И теперь норовишь закрыть мою трубу!.. Если тебя не схватили евреи и не выпустили из тебя кишки, когда ты задвинул заслонку в их синагоге, то от меня ты так не увернешься!.. Поганец несчастный! Свинья ты этакая!.. И в школе ты закрывал дымоход!
Дедушка, как водится, все перепутал. Иосуб Вырлан не был замешан в том, что касалось школы и городской синагоги. Дымоход в еврейской школе и городской синагоге (было это еще до войны) закрыл один учитель, член кузистской партии . Много шуму наделала та история, потому что несколько учеников погибли от угара. Иосуб же в то время бесчинствовал в Кукоаре: держал при себе босяков, вооруженных дубинками, совершал с ними погромы, во время выборов устраивал драки. Будучи посмешищем всего села, он, однако, являлся единственным делегатом , который находился у власти вместе со своим шефом Горе Фырнаке, впрочем, всего трое суток, не успел даже укрепить знамя своей партии на крыше примарии - сельской управы. Каждый из них водружал флаг лишь над своей печной трубой, большую часть времени поклоняясь Бахусу, то есть необузданному пьянству. Так продолжалось до тех пор, пока к их подворьям не подкатил сам шеф жандармского поста. Обоих голубчиков заставили снять флаги, сдать ключи от примарии, а заодно и свои должности. Как уже сказано, всего лишь несколько дней продолжалось "царствование" Фырнаке и Вырлана: не успев даже опохмелиться, наши дружки-приятели оказались и без знамени, и без ключей от примарии. Им бы, по логике вещей, надобно было примириться с таким обстоятельством, но они подняли неистовый вопль. Орали на всю округу, что это евреи подкупили румынского короля, лишившего их, настоящих патриотов, "законной власти". Но, как известно, до бога высоко, а до царя далеко, до короля - не ближе. Не услышал он Фырнаке с Вырланом, не внял их благородному гневу - так и не удалось им вновь прийти к власти.
Теперь Иосуб хвастался, что у него самая высокая зарплата в совхозе.
Устроившись пожарником, он совал свой нос во все дымоходы и кухонные плиты односельчан. Недаром же говорится: ежели хочешь узнать истинную цену человеку, увидеть его насквозь, дай ему хотя бы самую малую, какую-нибудь завалящую, но власть. Власть над всеми печными трубами заполучил в свои руки Иосуб Вырлан. Сделавшись непомерно важным и строгим, он ходил по всем дворам и, обнаружив малейшее отклонение от противопожарных правил, тут же крушил дымоходы, плиты, наглухо замуровывал трубы. Женщины слали по его адресу проклятия, ну, а мужики, понятно, отборнейшие матюки.
Этот пес с блестящим, как тыква, черепом нашел, к чему придраться, и у дедушки: нагара и сажи в печной трубе старика наслоилось толщиною в три пальца, ничуть не меньше; никто не прочищал ее со дня возведения, то есть с давних-предавних времен. К тому же место на чердаке, рядом с печной трубой и дымоходом, было завалено всякой всячиной. Чего только там не было! Рядом с деревянными, заготовленными дедушкой впрок черенками для вил можно было увидеть такие же деревянные и тоже заготовленные впрок топорища. К самому дымоходу были прислонены ясеневые и березовые кругляки для просушки, с тою же целью было развешано множество пучков лекарственных трав - теперь они высохли так, что могли вспыхнуть, как порох, от ничтожной искры.
- Я приведу сюда милицию, и закроем твою трубу! - орал Иосуб. - И штраф на тебя наложим!.. Ты не соблюдаешь правил противопожарной охраны! Хочешь спалить все село… сжечь всю деревню!
Отец пытался уладить дело миром, обещал Иосубу, что сам возьмется и аа очистку трубы, дымохода, и за наведение порядка в дедушкиных залежах возле них. Зачем же, внушал он главному Пожарному надсмотрщику, спорить с древним стариком, который слыхом не слыхивал о каких-то там правилах.
- Сажа вспыхивает легче, чем бензин. А он… - бушевал, перекипая гневом, Иосуб.
- Трубы, говорю, и все дымоходы прочистим, - успокаивал его отец.
- Можно на вас положиться? - остывая, спросил на всякий случай Вырлан.
- Можешь как на себя! - внутренне усмехнувшись, пообещал отец. - Наведу полный порядок. Только надо успокоить старика. Ты же видишь, капитан Иосуб, как он расстроен - До сих пор ведь никто не осматривал дымоходы в частных домах.
Пожарники более всего интересовались хлебными токами, зернохранилищами, складами, школьными и клубными зданиями, пшеничными полями во время летней страды.-
- Приспело время навести порядок и в частных секторах. - Два последних Слова, явно усвоенных им недавно, Иосуб произнес особенно значительно. - Когда у кого-нибудь из нас сгорает изба, то погорелец сломя голову бежит в сельсовет и не просит, а требует, чтобы государство возместило ему убытки. Требует камня, цемента, черепицы, бревен - словом, стройматериала! - И на эти два последних слова Иосуб поднажал с государственной значительностью.
- Ну, в нынешнее время что-то не часто горят наши дома, - заметил отец. - В селе и не помнят, когда был последний пожар. Прежде крыши были соломенные, вот, глядишь, и вспыхнет то одна, то другая хатенка. То же самое случалось и с кровлями из камыша, дранки. Чуть что - беда.