И с этими словами он сильно толкнул Нежина в грудь, так что тот отшатнулся и, не удержав равновесия, плюхнулся задом на разноцветные атласные подушки. Переливающиеся узоры на коврах закрутились еще отчаяннее. Только сейчас Нежин заметил, что на нем точно такие же шелковые шаровары и халат. Нечаев в это время задорно подмигнул ему и бросился прочь. Колокольчик как сумасшедший звенел в его руке. Тупая боль невыносимо терзала виски, уши были словно заложены ватой. Нежин помотал головой, надеясь, что пробки в ушах пройдут, но стало только хуже. Ужасно кружилась голова. Звук колокольчика становился все тише и тише. Минуту или две спустя где-то хлопнула дверь, и звуки разом оборвались. Нежин поднялся на ноги и машинально потер ладони. Обезумевший филин метался в клетке из стороны в сторону. Цепочка, на которой висела клетка, явная декоративная дешевка, была готова оборваться в любой момент. От этой мысли у Нежина скрутило живот.
Он знал, что ему во что бы то ни стало нужно догнать беглеца. Понятия не имел, для чего, но тем не менее был в этом совершенно уверен. Навязчивая мысль прочно засела в голове, вытеснив оттуда все "почему". Нежин сделал несколько нерешительных шагов вперед, стараясь сориентироваться в пространстве. Неуверенная походка сменилось быстрым шагом, обещающим вот-вот перейти на бег. Нежину показалось, что исходящий от торшеров свет начал тускнеть. И действительно, вокруг стало заметно темнее. Он побежал.
"Еще есть время, еще немного есть!" – думал он про себя, то и дело налетая на плетеные столы и кресла. Позади послышался грохот. Цепочка все же не выдержала, и клетка с глупой птицей сорвалась вниз. Нежин оглянулся: торшеры, которые он оставлял позади, теперь лишь слабо мерцали, другие тухли прямо на глазах. Разрастающаяся бездна преследовала его. "В погоне за беглецом я поневоле сам в него превратился!" – от этой догадки Нежин содрогнулся, по спине пробежал ледяной холод. Показалось, что впереди замаячило темное пятно, вероятно, та самая дверь, которой хлопнул Нечаев. Голову, словно налитую чугуном, невыносимо тянуло вниз, хотелось поддаться желанию опустить голову, лечь, но Нежин сдерживал себя. Его карие, почти черные глаза были полуприкрыты. Танцующие на широком лбу капельки пота, объединяясь в солоноватые ручейки, стекали с центра лба, огибая переносицу, к глазам, с влажных висков – по заросшим щетиной скулам к подбородку. В какой-то момент, когда он все-таки поддался соблазну и опустил подбородок на грудь, нога зацепилась за край мохнатого ковра и Нежин, пролетев вперед, растянулся на полу. Нежин решил, что лежит с закрытыми глазами – вокруг ничего не было видно. Абсолютная, кромешная тьма. Он с силой сжал и разжал веки, перевернулся на спину и покрутил головой. Ничего. И тут до его ушей донесся тихий, едва различимый звон.
"Успел!" – подумал Нежин и приготовился целиком отдаться этому волшебному явлению. Раствориться в нем полностью.
Дверной звонок надрывался. Снаружи кто-то упорно давил на маленькую коричневую кнопку. Нежин с трудом разомкнул тяжелые припухшие веки и удивленно огляделся по сторонам: лампа с треснувшим абажуром, крохотный журнальный столик, обои… голубоватого оттенка – это его спальня, их с Тамарой спальня. Только сейчас до него дошло, что весь недавний кошмар был не чем иным, как дурным сном, ровно ничего не означающим, всего лишь отголоском некоторых событий и связанных с ними переживаний.
Нежину захотелось с головой завернуться в одеяло и скатиться под кровать. Грязно-серый кокон одеяла и пыльная подкроватная темнота – что могло бы послужить сейчас лучшим убежищем? Возможно – кладовка, но она, к сожалению, отсутствовала в их небольшой квартире. Не было никаких преследований, персидских ковров с разноцветным конфетти подушек и уж тем более – никаких мерцающих торшеров.
Звонок в коридоре продолжал надрываться. Нежин принял сидячее положение. Голова немного кружилась, и слегка подташнивало.
Звонок внезапно замолчал, будто бы нежданный гость вдруг замешкался, обдумывая, что следует предпринять. И тут в дверь заколотили, да так отчаянно, что Нежин поспешил встать. Он накинул подобранный с пола халат и вылетел в коридор.
Ключ был вставлен в замок входной двери. Нежин повернул ключ и слегка, будто бы даже боязливо, толкнул деревянную входную дверь. Старые, заляпанные белой краской петли тут же запричитали. На пороге, с огромной сумкой наперевес, стояла Тамара, а чуть поодаль, позади нее, крутилась с куклой в белом ажурном чепчике его дочь. Лицо Томы не выражало никаких эмоций, словно было высечено из камня. Густые каштановые волосы собраны в строгий тугой пучок и убраны под платок.
– Позволь, я помогу, – единственное, что он смог выдавить из себя.
Тома, проигнорировав вежливое предложение, взяла дочь за руку и втащила за собой в квартиру. Людка испуганно таращилась на мать.
– Я… Я, кажется, приболел. Простите, – неуверенно промямлил Нежин, держась за свой раскаленный лоб.
Тома сбросила с плеча тяжелую дорожную сумку. Та громыхнула об пол и завалилась набок, из разошедшейся молнии наружу вылезли разноцветные тряпки.
"Карнавальные костюмы", – почему-то промелькнуло в голове Нежина.
– Заболел? Ты прекрасно знаешь, что это не оправдание! За все это время ты даже не удосужился выйти на связь!
– Всего пару дней, два или три…
– Пару дней? Да ты не в себе! Посмотри вот сюда, похороны были в прошлую среду! – она застучала указательным пальцем, увенчанным обгрызенным ногтем с красным облупившимся лаком, по одному из квадратиков настенного календаря. – Ты будто бы издеваешься! Я даже не знаю, как можно еще это объяснить… Нет, точно издеваешься!
– Двадцать второе число, – констатировал Нежин.
– Именно, двадцать второе число, пятница. Я похоронила мать в прошлую среду!
Людка дождалась паузы и подбежала к отцу, чтобы поцеловать. Куколка в белом ажурном чепчике деликатно закатила грустные голубые глазки. Стало немного легче.
Жена сняла пальто и теперь стояла спиной к нему, держась за подбородок и слегка склонив голову. Казалось, что она решает что-то важное для себя. Людка, кряхтя, пыталась стащить с ноги узкий осенний сапожок. Нежин присел рядом и помог расстегнуть непослушную молнию.
– Знаешь… – повернувшись вполоборота, начала Тома, но тут же передумала.
Через мгновение она уже скрылась в гостиной. Людка грустно посмотрела на отца. Куколка в ее руках уставилась теперь на дорожную сумку, брошенную под сенью пальто, шубы, пахнувшей апельсиновыми корками, и зонта.
Нежин положил в рот таблетку аспирина и запил ее стаканом холодной воды из-под крана. Минут через пятнадцать показалось, что стало немного легче. Лоб уже не пылал, как прежде, да и боль в висках притупилась.
"Не хватало только заболеть на самом деле", – подумал он и пошел в тесную ванную комнату умываться. Легкое недомогание не покидало Нежина: стены вокруг продолжали пританцовывать. Они смеялись над ним.
Хотелось упасть на диван и еще немного подремать. Хотя бы полчасика-час.
"Подумать только, насколько порой мы недооцениваем сон! – крутилось в голове. – Сон… этот отдых…" – он присел на край ванны. Подумалось вдруг, что если бы ему выпала возможность поспать еще несколько часов до приезда жены с дочерью, все бы, несомненно, сложилось по-другому. Совершенно по-другому. Они появились так внезапно, что он даже не успел подготовиться, отдохнуть. Если бы не это сомнамбулическое состояние, Нежин обязательно нашелся бы, что ответить, возразить Тамаре или просто в покаянии упасть на колени. На колени, на холодный твердый кафель, может быть, даже удариться об него лбом, если бы потребовалось. Но сейчас на все это у него просто не было сил. Если бы к его виску приставили пистолет и потребовали рассказать подробно, чем он занимался вчера, Нежин бы вяло отмахнулся – лучше пусть стреляют.
Он хмыкнул и подставил тяжелую голову под тугую струю холодной воды. Таблетка подействовала отлично. Нежин не увлекался лекарствами во время редких недомоганий, за исключением разве что жаропонижающих при полуобморочном состоянии. Эту грань он всегда чувствовал очень чутко. Но иногда получал истинное удовольствие от мистических переживаний и ощущений, вызванных высокой температурой и затейливыми снами.
Нежин посмотрел в висевшее над раковиной овальное зеркало, заляпанное отпечатками детских пытливых пальчиков и высохшими подтеками зубной пасты. Оттуда на него глядело изнуренное бледное лицо, немного припухшее от недавнего сна. Под грустными глазами, изъеденными красными тонкими нитями усталости, красовались тяжелые мешки. Нежин запустил неловкую пятерню в густую шевелюру и почувствовал, что она не такая густая, как прежде: волосы легко скользили меж пальцев, падая на мокрый широкий лоб. На висках начала проступать седина, совсем чуть-чуть, почти незаметно: аккуратный маляр, штукатуривший потолок, поленился спуститься вниз за слетевшей бумажной шапочкой, и вот теперь несколько сорвавшихся вязких белоснежных капелек оставили отпечаток на темном атласе некогда густых упругих волос.
Он отметил, что Тома подурнела за время их недолгой разлуки. Может быть, ему это только показалось, ведь он не успел как следует рассмотреть жену, приглядеться к ней. Поднять на нее глаза – и то тяжело. Но, однако, успел оценить, как нелепо жена одета: старое длиннющее голубое пальто, с оторванной верхней пуговицей, изъеденные дорожной солью коричневые высокие сапоги, а этот наиглупейший платок…
"Откуда только откопала это старье, она ведь уезжала совсем в другой одежде!"
До него вдруг дошло, что эти изъеденные молью и временем наряды эксгумированы с пыльного чердака покосившегося деревянного загородного дома. Ну что же, у каждого свои странности! Нежин решил, что с его стороны деликатно не указывать ей на это впоследствии.