- Ну ладно, - сказал старшина. - Так что будем делать? - Он помолчал, как положено в таких случаях. Любошиц, надо сказать, опустил голову. - Дай вам наряд в туалеты - вы там тоже. Чего-нибудь… струей, - вслух размышлял старшина. - Утонете, господи прости. Пойдете в туалеты, Любошиц?
- Да… пожалуй… - отвечал тот, не поднимая головы и сцепив руки перед собой; очки на конце носа.
- Так вот целый день, - утомленно продолжал старшина. - Гавкаешь-гавкаешь, гавкаешь-гавкаешь, а тебе тут: "Да… пожалуй…" По уставу можете ответить, Любошиц? А? - напер он на последнее: по детсадовски-армейски-милицейской манере.
- Могу, - отвечал Любошиц и глотнул, а затем набрал в себя воздуха, чтоб молодецки ответить по уставу.
- Ну ладно, - не изволил выслушать Казадаев. - Дочистить котел, Любошиц.
- Хорошо.
- Да не хорошо, а слушаюсь! (Тогда не было возврата к "есть".) А вы чего? Чему смеетесь? Видите, товарищ не знает; помогли бы. А то гы-гы да гы-гы.
- Ох-ха-ха! - прорвались мы.
- Ну хватит, - утомленно сказал Казадаев, покидая помещение кухни.
Никто не знает, каким образом загорелись "подсобные службы" штаба полка. Наш взвод отрабатывал функцию разведвзвода. Функция заключалась в том, что мы лежали в кустах на горе над лугом и по очереди глядели в бинокль, есть ли патруль на берегу "озера" (так называл местный пруд старший лейтенант). Вроде не было, но мы не уставали глядеть. Дело в том, что патруль был тоже не лыком шит. Они не ходили средь голых тел в полной форме, а устраивали засады под кустиком или сидели под самым берегом. Сейчас этот кустик у воды и "обрывчик" особо привлекали наше внимание. Вроде нету… Патруль был, да, хитрый. Мы никак не могли понять, каким образом нас тут же находят среди десятков купающихся; весьма смутное в тебе чувство, когда ты лежишь на солнце раздетый, а над тобою возникает фигура в полной амуниции со штыком на поясе - и, ухмыляясь, издает:
- Пошли.
И то, что ты голый, а он так плотно и четко одет в жару, особенно устрашающе и оскорбительно.
Потом, натешившись вволю, они же нам и сказали, что дело простое: они узнавали нас по трусам. Солдатские трусы - с карманом.
- Больше не попадайтесь.
Правда, мы им как-то отомстили тем, что подстерегли их в свою очередь за кустом и с наслаждением выслушали, как их старший, оглядевшись, сказал:
- Нет этих охламонов. Раздевайтесь.
Они разделись и влезли в воду… а тут уж мы их узнали по трусам. Выскочили и встали над их штыками, лежащими на земле в своих ножнах.
Старший вылез из воды и сказал:
- Ладно, не будем ссориться… а все же в будущем не попадайтесь.
Сила была за ними.
Вот мы и старались: не попадаться.
Так вот, не видя патруля и зная, что старший лейтенант в отъезде, в "округе", мы наконец вышли из "укрытия" - и только мы направились по лугу к воде в этот жаркий день. - как кто-то завопил издали, с соседней горы:
- Э-э! Все сюда!
Мы остановились; Любошиц тут же положил в пыль ротный пулемет, который ему поручили нести за очередную провинность.
- Не надо было выходить на луг, на открытое место, - недовольно сказал Вася Мазин; все мы стояли не двигаясь и, прикрыв глаза козырьками ладоней от солнца, недовольно глядели в сторону кричавших.
- Интересно, как бы ты вышел к пруду, минуя луг, - сказал Мишка Гайдай, тоже глядя.
- А тебе бы все в пруд, все нарушить приказ, - лениво сымитировал Мазин интонацию старшего лейтенанта. - Слышал, что сказал старлей? Если узнает, что были на озере, пять раз на Клюкву́ в противогазах. И назад так же. Вот и побегай.
- Да и ты побегаешь, - лениво отвечал Вася.
- Да хватит вам п…ть, - сказал Коля Веремеев. - Неужели стукнул кто? И какого… надо: ведь мы все сделали. Все нашли и определили; и азимут не запутали. Какого…?
- Вот ты это и объясни Казадаеву.
- Да Казадаев, это еще ладно. Казадаев скажет: ваше дело прятаться, наше дело вас ловить.
- А потом на кухню. Дрова пилить.
- Может, и так.
Все мы сонно переругивались, но не трогались с места.
- …ар!
…жар! - донеслось до нас.
- О! Пожар! - подумав, сказал кто-то, оживившись.
- И верно: пожар! - подумав, сказали другие.
Все оживились, взбодрились, обрадовались…
Через двадцать минут наш взвод, который отвечал за противопожарную безопасность в части, вкатывал бочку на грузовик с опущенными бортами. Бочка была в засохшем цементе и такая мятая, будто катилась по скалам с какого-нибудь Эвереста.
- Давай воду! - скомандовал Миша, последним усилием ставя бочку на попа. - А что там горит-то?
- Уборная. Курили, что ли…
Остроты утонули в шипе воды: Колька открыл кран, тогда как шланг еще не был опущен в бочку; вода вырвалась в блеске солнца, тем временем Любошиц деловито подхватил шланг и направил его на Мишу, думая, что таким образом подает его, шланг, чтоб тот опустил в бочку; чуть не сбитый с ног, Миша как бы бесшумно раскрывал и закрывал рот; лишь по округлениям его губ можно было бы понять, какие слова он произносит, но всем было не до того, а смех мешал слышать.
- Это та самая струя! - прорвался чей-то голос.
- …струя, - отвечал Миша.
Когда воду направили в бочку и она стала наполняться, из ее боков вдруг ударили струи действительно вовсе уж неприличного вида; их затыкали чем попало под глупые остроты постепенно собравшихся кадровых солдат.
Миша начал по лестнице спускаться от верха бочки; лестница была трухлявая, отовсюду из древесного праха торчали кривые ржавые гвозди; ступенька сломалась, Миша упал на подходившего с паклей Любошица, подмял его и его же выругал.
Вот машина тронулась, сопровождаемая кликами радости.
Когда мы приехали, все уж было кончено.
Да и было кому тушить и без нас; но и те прозевали.
Гулко качая помпу, мы облили водою дымящийся черный и серый пепел.
- Опоздали. Сгорел сортир, - решил Казадаев. - А если бы штаб полка? А! То-то и оно. Разгильдяи вы.
Старший лейтенант любил учить снисходительно:
- Ну, как лежите? Выставили, понимаете… ствол. (Смех.) А вы, понимаете, воткните цветочек: приветик, японец! Маскировка. Не сообразительны вы, Гайдай, хотя дерзки. То есть вы сообразительны, но не в ту сторону. Не всегда в ту сторону. У меня вот тут книжечка, в ней все есть.
И он похлопывал себя по груди - по твердому карману.
- Вообще вам, военнослужащим, надо быть умней, - добавлял он. - Проявлять выдержку. Был у нас артист; не шел по этим, повесткам. Звонишь ему, а он: "Его нет дома". Так мы попросили машинистку Машу. Звонит; он: "Да". Она: "Алё-о-о-ошу мо-о-ожно?" - Он изобразил скупо, но в лицах. - Он: "Э-э-это я-а-а-а". Тут наш военком берет трубку: "Ка-аппитан Савостьянов говорит, приказываю явиться…" На два месяца во Владивосток: извольте. Та-а-ак надо. А то вы. Чуть что - выполняете команду: "Ноги вверх - делай".
Этот не любящий нас старший лейтенант скомандовал:
- Рота, с места, с песней - шагом марш.
Топ, топ, топ.
- Рота стой. Рота, с места, с песней, шагом марш.
Топ, топ, топ.
- Рота стой. Рота, с места, с песней, шагом марш.
Как родная меня мать
Провожала,
Как тут вся моя родня
Набежала.
А куда ты, паренек,
А куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек,
Во солдаты!
- Рота, стой! Это что́ за песня?
- Это Демьяна Бедного.
- Кто сказал в строю? Так. Ро-о-о-ота.
Противогазы надеть!
На станцию Клюква́ - бегом марш!..
Сам он бежал средь нас без противогаза и, забегая вперед, заглядывал снизу (он еще был и мал ростом) в наши противогазные лица: все ли в порядке?
Вскоре он вел за хобот Любошица, у которого этот хобот вынулся из коробки.
Любошиц был виновен, но дышал; а мы через полчаса (до грозной Клюквы - пять километров!) сдирали противогазы и отдышивались: лохматые и красные все, как раки.
Начались боевые стрельбы перед зачетными учениями.
Первое: огонь из гранатомета.
Один за другим выходили мы и, без умысла, а как под общим гипнозом, клали на плечо это орудие длинным концом вперед, а коротким назад. И ведь изучали же и знали, но рефлекс есть рефлекс: длинный вперед, а короткий назад.
А надо сказать для несведущих, что гранатомет - это реактивное оружие, у которого длинная часть - это просто выхлопная труба, а короткая - а в короткую посажена мина.
Мина хоть и не разрывная в данном случае, но увесистая.
Раз за разом выходил на огневой рубеж очередной "разгильдяй" и клал, оружие на плечо ("та́к целятся и стреляют из гранатомета"): выхлопная труба - вперед, к цели, мина - острием в сторону стоящей сзади роты.
И начинал целиться, в любую секунду готовый спустить курок.
- Ложись! - как-то одновременно и сонно и надрывно командовал Казадаев.
Рота ложилась под собственный же злорадный смех, а Казадаев, как сокол, кидался сбоку на целившегося и, в свою очередь на миг прицелясь всем телом и округло руками, неким воровским движением бросался и обезоруживал рас…дяя. Любошица он вообще не допустил до гранатомета, выставив за него Гайдая второй раз. Тот, впрочем, тоже был не на высоте.
Из пистолета стреляли благополучнее, хотя попадали мало: пистолеты как ТТ, так и Макарова привередливы по части попадания.